А у Копцова всё пошло не так. Вовка собирался красиво выйти на фасад на прямых ногах, на тренировках он уделял этому выходу немало внимания. Но зачем-то глянул вниз. Собственно, зачем, понятно. Проверял, правильно ли висят веревки, мало ли за какую антенну зацепятся. Но увиденная картина Копцова потрясла. Было высоко. Нет, ВЫСОКО! Намного выше, чем на школьном спортзале. Раз в пять. Или в десять. Где-то далеко-далеко по едва различимому асфальту двигались крохотные фигурки людей. Веревки тут же показались тоненькими и ненадежными паутинками. Жутко засосало под ложечкой и захотелось бросить всё и поехать домой, учить ненавистную геометрию. Он бы так и поступил, но Наташка еще не ушла с крыши, и Вовка, собрав в кулак остатки мужества, потихоньку сполз с крыши, каждую секунду ожидая хлопка рвущейся основы. Веревка, не подозревающая о сомнениях рабочего, рваться не собиралась. На стене стало еще хуже. Почти незаметный на крыше ветер бил в правый бок, норовя сорвать крохотного человечка с ненадежной опоры и бросить вниз, на мокрый асфальт. Дождь стучал по капюшону штормовки, стекал по плечам. Пару минут Копцов сосредоточенно разглядывал трещину на покрывающей стену плитке, словно вспоминая, кто он такой, и зачем здесь оказался. Потом взял себя в руки, сбросил веревку с рогов и начал спуск. Ставшее привычным за последнюю неделю движение немного успокоило.

  'Ничего страшного, - шептал Вовка. - Как на школе. Только длиннее. Мне надо только набить дюбелей и накрутить шурупов. Тридцать семь дюбелей и тридцать семь шурупов. Фигня вопрос'.

  Однако по мере спуска его всё сильнее болтало ветром, добавляя в истерзанную душу дополнительную неуверенность. Двигаться быстро, как на тренировках, Копцов не решался, казалось, стоит разогнаться, и уже не остановишься до самого низа. Поэтому Вовка еле полз, лишь наполовину сбросив последний виток веревки с рогов спусковухи. Может и хорошо, иначе точно пропустил бы первое отверстие. И так заметил его уже на уровне собственного лба. Остановился, намотав на рога два откровенно лишних витка, вытащил из мешка дюбель, вогнал в отверстие, достал молоток и тут же упустил его. Это разозлило и, как ни странно, немного успокоило. Подтянул зависший на самостраховке инструмент, подбил дюбель, достал шуруп. Обругал себя нехорошим словом, сунул шуруп в рот, вытащил дюбеля и обработал все дыры, до которых смог дотянуться. Убрал молоток и принялся за шурупы.

  Постепенно увлекся работой. К двенадцатому шурупу он уже не обращал внимания на ветер, лишь упирался боком в наружную стенку балкона, гася наиболее сильные порывы. Зато дождь доставал всё сильнее. Лило уже как из ведра, штормовка промокла, по спине текла струйка. Холодная. И вообще было очень холодно. Копцова била дрожь. Задубевшие, несмотря на перчатки пальцы, не слушались. Но хуже всего, что начали болеть ноги, пережатые ремнями беседки. Вовка попробовал сгибать и разгибать колени, потом просто игнорировать нижние конечности. Не помогало. К восемнадцатому шурупу казалось, что вместо ног у него деревянные протезы.

  Он выдержал еще один шуруп и решил, что достоин отдыха. Сойти с веревки, отдохнуть и завеситься еще раз. Может, Вовка поступил бы иначе, но чуть ниже гостеприимно раскинулся неостекленный балкон. Искушение было слишком сильным! Копцов перевалился через ограждение, отстегнулся от веревки и, физически ощущая, как кровь хлынула в освобожденные ноги, постучал в стекло...

  Ночка у Паши Покровского выдалась та еще. Жена, заявив, что кормящим матерям тоже нужен отдых, еще в субботу умотала к подруге на девичник, оставив на Пашино попечение полугодовалого сына и баночку с нацеженным молоком. Молока у Лизки было много, так что 'сэкономленного' вполне должно было хватить до ее возвращения. Вот только Максим Павлович не считал побывавшее в холодильнике и вновь подогретое молоко равноценной замене маминой груди. И требовал вернуть эту самую грудь вместе с ее обладательницей. Требовал настойчиво, постоянно и непрерывно. Отец ребенка кормил, менял памперсы, укачивал на руках и в коляске. Ничего не помогало. Сын, если и замолкал, то не более чем на полчаса. Вечером Паша посмеивался над своей неумелостью. Потом забеспокоился. А уж ночью...

  В шесть утра младенец, наконец, успокоился. А может, устал от собственного крика. Так или иначе, сын уснул, дав возможность поспать и отцу.

  Паше снилось, что его разбудил стук. Снилось, как он встает, идет к окну. На балконе стоял белобрысый мальчишка в насквозь мокрой куртке и парашютной обвязке.

  - Можно через Вас пройти? - спросил нежданный гость.

  - Куда пройти? - не понял Паша.

  - На лестницу. Мне к лифту надо.

  - Да пожалуйста!

  Покровский посторонился, пропустил мальчика, запер за ним дверь и лег спать дальше. Последним, что запомнилось, были настенные часы, показывавшие восемь часов. Больше не снилось ничего. Сын заорал в половине девятого. А в девять вернулась Лиза...

  Появление Копцова на чердаке было встречено радостным гомоном.

  - Вовка, ты уже всё? - спросила Танька Савина, накидывая ему на плечи пуховку.

  - Мокрый весь, - захлопотала Наташка. - Зато самый первый справился! На, попей чайку, - девочка протянула Копцову крышку от термоса с темной, почти черной жидкостью.

  Чай был сладкий и обжигающе горячий. Лился по горлу, падал в желудок, растекался по телу. Кружка грела руки. Хотелось сидеть так вечно. В сырости, тепле и рядом с Наташкой.

  - Не всё еще, - хрипло выговорил Вовка. - Половина. Ноги затекли...

  - А чего без сидушки пошел? - спросила Танька. - Выпендриваешься?

  - Да нет, - покачал головой Вовка и, ощущая себя прыгающим с крыши без веревки, признался. - Не знаю я, как ей пользоваться. Я ж первый раз работаю.

  - Ой, - Наташка на секунду закрыла рот руками. - Сумасшедший! И целый час выдержал!

  Восторженный взгляд согрел Копцова лучше чая.

  - Просто дурак, - отрезала Танька. - Даже я знаю! Смотри, вот сюда рогатку. А на сиденье попой!

  - А страховку в систему, как обычно, - сообщил вышедший из лифта Олег. - Отдыхай, мне один спуск остался, потом твою сторону добью. Успею, Толик завозился чего-то.

  - Не, я сам! - Копцов встал и вернул Савиной куртку. - Там не так много осталось. Ты только помоги мне сидушку правильно прицепить.

  Второй спуск прошел без приключений. У Вовки словно груз с плеч свалился. Он лихо проскользил до знакомого балкона и пошел дальше вниз, забивая дюбеля и закручивая шуруп за шурупом. Закончив, спустился до земли, поднялся на лифте. На этот раз он был последним. Бригада работала на крыше. Парни аккуратно переваливали баннер через парапет, девчонки стояли у места крепления веревок, рядом со страхующими зажимами.

  - Чаю попей, - бросил Вовке Олег. - Сейчас вывесим, всем спускаться придется. Иначе не натянем, здоровый, сволочь! И так помучаемся!

  Прогноз Войнича не оправдался. Баннер натянули быстро и как-то легко. А может, Копцову так показалось потому, что дождь, наконец, кончился, и даже выглянуло солнце. Этот спуск Вовка делал по торцу. Натягивал, выбирал, закручивал шнур вокруг шурупов... А потом прозвучала команда 'Все вниз', и Копцов спустился, радуясь, что первый рабочий день закончился, и он, Вовка, оказался не хуже других. Утренние приключения уже подзабылись...

  - Ты гляди, - раздался удивленный мужской голос. - Тот самый пацан! Так ты мне не приснился?

  Копцов обернулся. Рядом стоял мужик, пропустивший его утром через квартиру. В правой руке ручка коляски, а на локте левой висит внушительных габаритов дама.

  - Кто приснился? - повернулась к спутнику женщина.

  - Да вот этот пацан! - тот показал на Вовку. - Постучался в балкон, попросил к лифту пропустить. Я думал - приснилось, а оказывается, было!

  - Было, - покраснел Вовка. - Вы извините, пожалуйста, у меня там ноги очень сильно затекли...

  - Да ладно... - махнул рукой мужчина.