— Да, и потом передавала каждый день по сонету. А что же? — недоуменно спросила Клотильда. — Разве не вы их переписывали?

— Я. А девчонка бессовестно надула нас обоих, мы, романтические души, попались на ее детскую удочку, раз уж дело дошло до признаний, то расскажу все, как было.

И Америку рассказал, с чего и почему он взялся переписывать сонеты Камоэнса.

— Но ведь мы не сердимся на Симони? — спросил он, нежно беря Клотильду за руку. — Она сделала доброе дело. Тонкая детская душа уловила, что мы подходим друг другу...

— Да, конечно, — согласилась Клотильда, но все-таки какой-то едва заметный осадок остался у нее в душе после этого разговора. Хотя внешне ничего не изменилось в их отношениях, и они по-прежнему совершали долгие прогулки и помногу беседовали.

Для Горети не была тайной романтическая дружба Клотильды с ее мужем. Она наблюдала за ней со странным чувством облегчения. Эта дружба словно бы развязывала руки и ей, давая право и на свою внутреннюю жизнь, и на свои личные чувства.

Занимаясь делами Терезы, Фреду стал чаще бывать в городе, и Горети уже не гнала его, когда он приходил посидеть с ней. Как только у Фреду появилась возможность сидеть и разговаривать с Горети, он перестал видеться с Вивианой.

— У каждого возраста свои радости и утехи, девочка, — отвечал он на упреки и просьбы своей юной возлюбленной. — Найди себе паренька под стать и увидишь, как быстро ты позабудешь дядюшку Фреду.

Вивиана сердилась, нервничала, страдала, но мало-помалу смирилась с очевидностью. И Рикарду, который готов был следовать за ней повсюду, чаще и чаще оказывался ее спутником.

Дело Рикарду после заявления в полиции Руя и Терезы было закрыто, и он с головой ушел в благотворительную деятельность, которой занималась и Вивиана. Только рядом с ней Рикарду чувствовал себя счастливым. И глядя на его сияющее лицо, улыбалась порой и черноглазая смуглая девушка.

С беспокойством глядя на бледную, вечно сидящую взаперти Горети, Фреду предложил ей провести денька два ферме.

Тебе просто необходим глоточек свежего воздуха, — уговаривал он ее. — Поверь, тебе совершенно ничего не грозит, я буду паинькой.

— Да, пожалуйста, — жалобно попросила Горети, и Фреду понял, что его предложение принято.

Как давно они не были вместе! Одни! На природе!

Для обоих это было и великой радостью, и нелегким испытанием. Но они его выдержали с честью. Не в их правилах было воровство и утайки.

Фреду был бесконечно внимателен к Горети, и за каждым его жестом, движением, поступком она чувствовала одно — любовь, любовь, любовь.

Фреду познакомил Горети с Мануэлем. Слепой жил у него на ферме уже около десяти лет, и Фреду обращался с ним как-то особенно уважительно и ласково. Почтительно наклонилась к нему и Горети, когда Фреду представил ее.

— Вот женщина, которую я люблю, — сказал он.

Слепой провел руками по склонившемуся к нему лицу, и губы его тронула ласковая улыбка.

— Женись на ней, мой мальчик, — произнес он растроганно, — я благословляю тебя.

Горети и Фреду переглянулись — это было их Заветным желанием. Но осуществимо ли оно?

По приезде в Сан-Паулу Фреду, наконец, набрался смелости и завел разговор, на который не мог решиться вот уже несколько лет. Он выбрал сумеречное время, когда Клотильда сидела у окна и печально смотрела в сад. Наверное, мысли, которые томили ее, тоже были невеселыми.

— Я ведь все знаю, мама, — вдруг сказал он каким-то странным, чуть хрипловатым голосом.

Клотильда беспомощно встрепенулась и застыла, отводя взгляда от мужской фигуры, которая неясно вырисовывалась в полутьме.

Да, в потемках им было легче вести такой трудный, такой неожиданный разговор.

— А отец живет у меня на ферме вот уже много лет. Но я только недавно узнал вашу историю, — продолжал говорить Фреду.

— Отец? Он жив? Поедем к нему, сыночек! — Клотильда прижалась к сыну и уже не стесняясь плакала.

— Он слепой, — тихо сказал Фреду.

— Я тоже всю жизнь прожила как слепая, — проговорила сквозь слезы Клотильда.

— Да, всю жизнь ты старалась соблюдать приличия и поэтому часто была жестокой.

— Неужели? А мне казалось, что я старалась не быть несчастной, — горько призналась Клотильда.

Так они и стояли, обнявшись, мать и сын, которые жили рядом в вечной разлуке.

Юной девушкой Клотильда была помолвлена с Эдуарду Медейрусом, но не любила его. Она была влюблена в скромного служащего фирмы своего отца — бедного застенчивого юношу. Он и не помышлял о хозяйской дочери, хотя сердце его трепетало при виде очаровательной Клотильды.

Клотильда сама сделала решительный шаг навстречу своему счастью. Но счастье оказалось недолгим. После такого семейного скандала беременную Клотильду родители увезли в Европу. Фреду родился в Брюсселе. Жениху было отправлено письмо с отказом без указания каких бы то ни было причин. И вот всю жизнь она прожила, поддерживая семейную легенду о маленьком братике, который родился у ее матушки на склоне дней.

Клотильда боялась лишний раз приласкать ребенка. Он рос без ласки. Она жила без любви. О судьбе своего возлюбленного она узнала только сейчас, от сына. Его выгнали с работы, избили, изуродовали, он ослеп. А потом его приютил на ферме Фреду... Жизнь была сломана у обоих, но что теперь печалиться? Поздно.

— Прости меня. Ты меня простил? — спрашивала сына Клотильда.

— Я ни в чем не винил тебя, значит, и прощать мне нечего, — тихо сказал Фреду. — Так что? Ты хочешь повидать отца?

Клотильда только кивнула, заливаясь слезами.

— Хорошо, поедем. Скажи мне, когда будешь готова Клотильда опять молча кивнула.

Но готовилась она дольше, чем думала. Не так-то просто было посмотреть в слепые глаза собственной судьбы.

Америку видел, что с Клотильдой что-то произошло. Стихи, романтические разговоры больше не радовали ее. Да и та доверительная близость, которая, казалось, возникла между ними, куда-то исчезла. Они опять были чужими.

А Клотильде ничего не хотелось объяснять. Она смотрела на всех холодно, отчужденно.

У Америку возникло ощущение, будто эта женщина смеялась над ним, будто поманила его куда-то и бросила, вполне возможно, они сами себя обманули и что-то важное ушло из его жизни, и жить ему стало неинтересно. А через несколько дней с ним случился удар, Горети отвезла его в больницу.

— Вот видишь, Бог не хочет нашего счастья, — тихо сказала Горети Фреду. — Я сейчас не могу оставить его.

— А я тебя и не прошу об этом, — так же тихо ответил Фреду. — Только увидишь, рано или поздно мы все равно будем вместе.

Эстела Медейрус узнала, что ее отец, сеньор Эдуарду Медейрус, изменял ее матери, и это открытие для нее, преданной и любящей дочери, было тяжелым ударом.

Эстела и не подозревала, что может так переживать давнюю измену. Наверное, и Тадеу она так безумно ревновала потому, что знала: его измены, если только он изменит ей по-настоящему, она не перенесет.

А о том, что такое случилось с отцом, сообщил им всем Сиру. Больше скрывать это не представлялось возможным — семья Медейрус должна была принять в свой клан еще одного члена — сеньору Дуду Резенде. Оказалось, Дуда была их сестрой и вдобавок держательницей половины акций.

На Эстелу большее впечатление произвело родство, на братьев — акции.

Впрочем, оба брата ничего не имели против того, чтобы иметь деловым партнером Дуду: в последнее время их фирма держалась на плаву только благодаря ее деловым качествам и связям.

Дуда и сама долгое время не знала, кто ее отец. Ее мать — известная журналистка Франсиска Резенде, никогда не рассказывала о нем, ее связь с Эдуарду была мимолетной, и она никогда не искала его и ничего от него не хотела. Однако Эдуарду не забыл Франсиску, следил за ней по газетам, журналам, из одного интервью узнал, что у нее есть дочь, Эдуарда, родилась в таком-то году. Все совпадало. Он написал Франсиске, и с тех пор они стали видеться раз или два в год.

Медейрус-старший следил за учебой дочери и, оценив ее способности и деловые качества, перевел на нее перед смертью половину акций, поручив контроль за делами фирмы. Он не ошибся, фирма продолжала свою деятельность благодаря совместным усилиям Эдуарды и Сиру.