Я?

Он шагнул еще ближе, обнял ее, наклонил голову, и она почти успокоилась. Конечно, он по-братски поцелует ее в щеку.

Она закрыла глаза.

Но теплые губы прижались к ее губам.

Ох! Она умерла и попала в рай.

Эмма обняла его и дерзко ответила на поцелуй.

Все это так ново! И волнующе!

Дилан Макей целует ее на Мунлайт-Бич на закате солнца, и на этот раз она прекрасно это осознает. Никаких провалов в памяти. Ничего, кроме этого мгновения, прямо сейчас.

Эмма наслаждалась вкусом поцелуя, изумительно упругими губами, ласкающими ее губы, силой и мощью его тела.

Но что-то не так в этом поцелуе. Только что? Непонятно. Может, потому, что она полностью в сознании, сосредоточена только на нем?

Дилан отстранился первым и, вместо того чтобы отступить, крепко прижал Эмму к груди, как малыш, нуждающийся в тепле любимой плюшевой игрушки. Зайца или мишки.

Она долго стояла в его объятиях. Он со вздохом продолжал удерживать ее. Потом его губы коснулись мочки ее уха.

– Спасибо. Сегодня я нуждался в твоей компании, – прошептал Дилан.

А что она могла сказать? Неужели будет так глупа, что подумает, будто он помнит ночь их страсти и хочет большего? Нет, дело не в этом. Он нуждается в утешении. Может, то, что она посчитала поцелуем, растопившим сердце, на самом деле всего лишь дружеское утешение для человека, жизнь которого полна женского обожания. По крайней мере, это она может ему дать.

Ее секрет надежно сохранен.

– Не за что, Дилан, Рада помочь.

Дилан явно не в себе. Именно этим можно объяснить, почему он поцеловал Эмму словно всерьез. Хотя в тот момент это было всерьез. Она знакома ему. Он знает ее положение. Положение лучшей подруги Брук, которой он может доверять. Той, на кого можно положиться. Лекарства, которые он принимал, подавляли головную боль, и он с каждым днем чувствовал себя все лучше. Однако частичная потеря памяти повлияла на способность принимать решения и уверенность в себе, вселяла беспокойство и делала уязвимым.

Правда, в одном он был уверен: поцеловав Эмму, он почувствовал настоящее облегчение. Лучшего поцелуя у него еще не было. Дилан точно знал это. Большие зеленые глаза, сверкавшие как изумруды, не могут причинить зла. Он нуждался в этом, чтобы вновь обрести цельность души. Ощутить себя в своей тарелке.

Неужели все это случилась из-за одного не слишком страстного поцелуя? Да. Он целовал Эмму и отлично знал границы, до которых может дойти. Она неприкосновенна, мила, а иногда бывает и бойкой. Поэтому он поцеловал ее, позволив сладости, пропитавшей девушку, наполнить его и унять сердечную боль.

– Ты что-то притихла. Тебя обидел поцелуй?

– Нет. Вовсе нет. Ты нуждался в ком-то.

Он снова накрыл ее руку своей и осторожно сжал.

– Не просто в ком-то, Эмма. Мне был нужен кто-то, кому я могу довериться. Ты. Прости, если поступил неосторожно.

– Вовсе нет.

Но в ее голосе не было уверенности.

– Это всего лишь поцелуй, Дилан. Ты ведь и раньше меня целовал.

– Именинные поцелуи не считаются.

Несколько секунд она молчала.

– В молодости ко мне относились без любви, Дилан. Так что именинные поцелуи много для меня значат.

Он снова сжал ее руку.

– Знаю. Помнишь поцелуй с тортом?

– О боже, не напоминай, Дилан! Мне по-прежнему ужасно стыдно. Твои родители так старались приготовить для меня этот торт!

Он, фыркнув, представил тот день.

– Черт, это было смешно.

– Во всем виноват ты!

Дилан улыбнулся еще шире. И стереть с лица улыбку не получалось. По крайней мере, он помнит события давно прошедшего времени.

– Почему это я?

– Расти – твоя собака, верно? Он запутался у меня в ногах, и в тот момент я поняла, что лучше упасть лицом в торт, чем на собаку. Я бы просто раздавила малыша чихуахуа, если бы рухнула на него всей массой.

– Сколько тебе было тогда лет? Двенадцать?

– Да! На торте, который я раздавила, так и было написано.

Дилан снова фыркнул:

– По крайней мере, ты его попробовала! У тебя все лицо было в креме! Остальным довелось только посмотреть! Но оно того стоило.

– Тебе не следовало целовать меня прежде, чем твоя мама вытерла мне лицо. Тогда, может быть, ты не чувствовал бы себя обделенным. Знаешь, торт был очень вкусным. С шоколадной глазурью.

– О, не волнуйся, Эм, я не был обделен!

Она резко остановилась, утопая ногами в песке. Выдернула ладошку и сложила руки на животе.

– Что все это значит? Ты наслаждался, наблюдая, как я валяюсь лицом в торте?

Притворная гримаска на ее лице снова вызвала волну облегчения, которого он не испытывал уже больше недели, с самого несчастного случая.

– О, бросьте, мисс королева драмы! Это было много лун назад.

И да, он знал каскадеров, включая Роя, которые не могли бы сделать лучшего падения лицом в торт. Это было уморительно смешно.

– Я? Королева драмы? Вот уж не думаю. Я стою здесь, глядя на настоящего короля драмы. Мистер владелец двух «Оскаров» и одному Богу известно скольких «Золотых глобусов»!

– Трех.

– Трех. – Эмма закатила глаза к небу.

Он подошел ближе, схватил ее за руку и потянул за собой. Ему нравилась Эмма Рей Блум. Жизнь у нее была нелегкой, без настоящих родителей, а приемные обращали на девочку мало внимания. Только по милости судьбы она стала лучшей подругой его сестры и, следовательно, членом клана Макеев.

Они находились почти у его дома. Солнце садилось, и на берегу было тихо, если не считать шума прибоя. Лунный свет отражался в воде и мокром песке. Дилан повернулся к Эмме:

– На этой неделе тебе удалось то, что не удалось многим, Эм. Ты вернула улыбку на мое лицо.

Ее маленький подбородок гордо вскинулся, и он подавил порыв снова обнять ее. Поцеловать эти губы, ощутить густоту и шелковистость волос.

Эмма совсем миниатюрная, особенно без каблуков, и так отличается от высоких стройных моделей и актрис, с которыми он обычно встречался.

Он больше не поцелует ее. Удивительно другое, почему так сильно хочет этого.

Дилан поджал губы и решил следовать интуиции.

– Эй, знаешь, у меня впереди благотворительная акция. Если доктора разрешат, я бы хотел, чтобы ты поехала со мной в «Чилдренз уэст хоспитл».

Эмма отвернулась от него и стала смотреть на море.

– Хочешь, чтобы я поехала с тобой?

– Да.

– Разве подобных целей у тебя для нет секретарей и агентов?

– Эм!

– Что?

Он сунул руки в карманы и пожал плечами:

– Если откажешься, я не обижусь.

Она резко повернула голову. Глаза казались яркими точками на фоне темного неба.

– Почему именно я?

– Хочешь правду? Сейчас я немного сбит с толку, а иметь рядом друга, значит, чувствовать себя в безопасности. Я не выходил на люди после несчастного случая. Кроме того, уверен, что тебя полюбят дети. Мы с Брук тебя просим.

– Вот как? Эти дети, они что, все больны?

– В основном да. Но многие уже выздоравливают. Через несколько дней я должен снять проморолик с этими ребятами, чтобы собрать больше денег и показать, сколько добра делает больница. Я немного пожертвовал на новое крыло для нее, наверное, поэтому меня и попросили.

– Ты пожертвовал миллион триста тысяч. Я читала в Интернете. Новое крыло будет прекрасным. И комната с интерактивными играми для детей.

– Ну, что скажешь?

– Конечно, поеду.

– Спасибо, Эм. Давай зайдем в дом, прежде чем Брук снарядит за вами поисковую экспедицию.

Смех Эммы зазвенел у него в ушах и снова заставил улыбнуться.

Эмма завершила телефонный разговор с миссис Алмой Монталво, поставила локти на письменный стол и опустила голову. Клиентка требовала самых мельчайших деталей и за два долгих вечерних часа в среду совершенно истощила ее энергию. Да, они нашли местный оркестр, который сыграет пятьдесят мелодий. Да, они арендовали «шевроле» 1957 года, и он будет припаркован в начале многоступенчатого газона для дополнительного эффекта. Да, у них будет кабинка фотографа, снабженная кожаными куртками, широкими юбками-солнце и значками автоклуба для гостей, которые захотят сфотографироваться. Да, да, да!