Лежать уже не хочется. Иду за ним, смотрю в его спину. Черный плащ с красным узором по правому рукаву, перчатки на руках, на ногах запыленные сапоги. Наверняка опять ездил во Дворец поговорить с Принцем. О чем, интересно? В последнее время он там часто бывает, а потом возвращается и молчит. Иногда улыбается, но это не его улыбка - это снова маска.
Он заходит в кабинет, садится в кресло и берет в руки бумаги. Решил заняться бумажной работой? Для меня это пытка и я предпочитаю сбрасывать документы на его стол, он не против, ему все равно. Упав в кресло, стараюсь уютнее устроиться там - ногу на подлокотник, голову на спинку, отсюда можно наблюдать за его действиями, только бы не ляпнуть очередную глупость.
- Что делаешь?
Смотрит на меня. Глаза – окна души, они пропускают в нас свет Мира и открывают собеседнику наши эмоции. У него нет ни души, ни эмоций. А может, его призрачное «я» тоже научилось носить маски и глаза превратились в орган, при помощи которого он смотрит на жизнь. И на меня.
- Работаю.
- Это я понял, над чем?
- Пограничье.
Одно слово и все становится ясно, ну, почти все. На Пограничье война, постоянно приходят отчеты, и Крис с удовольствием разгребает их вместо Аргена. Мне не понять его тяги к работе. В чем удовольствие сидеть в кабинете в солнечный день и разгребать документацию, чтобы потом представить Принцу отчет о состоянии войск в далеких Мирах? Он сосредоточенно читает, делая отметки и время от времени записывает короткие слова на отложенном листе бумаги. Небесная скала... один из наших лагерей. Значит, его интересует война с аладами. Смотрю внимательно, только так я могу узнать о нем хоть что-то. Нет, не о нем - о его делах, о нем я не знаю почти ничего.
***
Захожу в кабинет и усаживаюсь за стол, опять горы бумаг. У Аргена нет ни стыда, ни совести, раз сбрасывает на меня свою работу. Людвиг устраивается в кресле, нога на подлокотнике, голова на спинке – его любимая позиция, оттуда он постоянно за мной наблюдает. На его лице непонимание, считает, будто мне в радость заниматься бумагами, а мне хочется выйти во двор и посидеть под деревом, вдыхая запахи природы.
- Что делаешь?
Смотрит на меня с интересом, как будто не видит. Отвечаю уставшим взглядом, хотя через маску не просочится ни единая капля эмоций. Глаза – окна души, они пропускают в нас свет Мира и открывают собеседнику наши эмоции. Его глаза открывают мне хищника, для которого удовольствие в каплях крови, попадающих на губы. Сейчас там заинтересованность мной. Кто я для него? Друг, которого он не понимает?
- Работаю.
- Это я понял, над чем?
Над чем, - повторяю мысленно, - над всем. Закончу одну работу, возьмусь за другую. Вон, еще стопки бумаг по состоянию моих владений, да и это недоразумение присылает свои отчеты ко мне, лень ему, видите ли.
- Пограничье.
Он кивает, хотя вряд ли понял, почему я этим занимаюсь. Бросаю тоскливый взгляд в сторону окна – на улице солнце, там веселится легкий ветерок, играя с листьями, и слышно смех детей, они возятся в траве. Когда я входил в поместье, они охотились на насекомых. Счастливая пора беззаботного детства, когда, сами того не зная, они отрабатывают инстинкты охоты, а потом начнут охотиться по-настоящему – на врага.
Возвращаюсь к бумагам, раньше начну – раньше закончу и тогда смогу пройтись по лесу. Чтение, пометки, записи. Небесная скала... один из наших лагерей. Там война, там алады, там Стая. И там люди, которых мои Ир’Рали тщетно пытаются спасти, рискуя своими жизнями. А я не могу - меня не отпускает Принц, я нужен ему здесь, чтобы принимать документацию.
- Кем был для тебя Лукас?
Вопрос застает врасплох, вздрагиваю и смотрю на Людвига, тот думает о чем-то совершенно левом, возможно, о прошлых смертях. Кем он был? Успешным учеником, молодым и подающим большие надежды. Он мог стать моим другом, еще одним, не понимающим меня, но все же другом. Тем, на кого можно положиться. И у него была отличная улыбка.
- Я его плохо знал.
***
- Кем был для тебя Лукас?
Мне действительно интересно, кем он был для него? Они мало общались, возможно, для Криса этот молодой метузелла вообще ничего не значил. Мне не хотелось бы причинить боль своему единственному другу. Пусть я его не понимаю, но все же, я не хочу, что бы ему было горько вспоминать о друзьях. Хватило и одного раза. Я ведь не хотел ее убивать.
- Я его плохо знал.
Вздыхаю с облегчением. Пока мне удается избегать убийства того, кто ему дорог. Было бы куда как легче, если бы он рассказывал мне хоть что-то или снял свою маску. А так... сидит и читает, никаких признаков сожаления об этом мальчишке. Мне становится спокойнее. На его лице все такая же маска, на его душе тоже, в глазах ничего не видно. Одной рукой перебирает бумаги, другой держит перо и записывает короткие фразы.
- Я рад.
Кажется, его это не колышет, все так же смотрит в документы, взгляд скользит по строчкам – вчитывается в каждое слово, словно может уловить настроение того, кто написал их. Я наблюдаю, не двигаясь. Это порой даже интересно, но быстро надоедает. Все равно, что уставиться в стенку напротив и попытаться понять, что она чувствует и о чем думает, когда видит перед собой стол с бумагами.
- Тебе еще не надоело?
- Что именно?
- Смотреть на меня.
Надоело. Пламя, как же мне это уже надоело! Но что поделать, он не собираешься уходить, а мне нечем заняться. Я мог бы пойти домой, но там скучно, мог бы навестить семью, но там меня не ждут – они заняты своими делами, а мама нянчится с братом. Его зовут Томми. Маленький комочек тепла в пеленках, который улыбается каждому солнечному зайчику, появляющемуся на погремушке.
- Надоело.
