- Так и ходишь? - спросила ехидно Лю, когда Миша шел обратно.
- Я могу только ходить и лежать. Сидеть, оказывается, не могу...
- А как же ты на унитаз пристроился?
- В позе космонавта: полусидя-полулежа, когда перегрузки действуют в наиболее безболезненном направлении: грудь - спина.
- Вот, Настя, до чего ты человека довела! - радостно вскрикнула Лю.
Миша почувствовал, что сестра доведет его сейчас еще сильнее. Он хотел лечь на диван, но вдруг резко перекосился в другую сторону и упал, потеряв сознание. Света побежала вызывать "скорую". Когда она вернулась, Миша уже открыл глаза. А когда вошла миниатюрная женщина в белом халате, Миша даже выпятил свою мускулистую волосатую грудь.
- Встаньте! - приказала терапевтесса.
Мини-терапевтесса подбежала к его мышечной громаде и запустила ему пальчики меж ребер. Миша побледнел, задышал на всю комнату, но продолжал улыбаться. Видимо, чтобы исключить симуляцию, терапевтесса неожиданно подскочила высоко вверх, в полете сцепила руки и, уже летя вниз, нажала на череп подозреваемого. Полы ее халата победно развевались. Миша глухо рявкнул и стал оседать.
- Люмбаго, - удовлетворенно сказала терапевтесса. Миша ответил невнятным сипением, после чего лег, несколько усох и стал мутно глядеть в потолок.
- Понервничали, простудились или выпили много, - готовила она уколы, в очередной раз радуясь, что наука оказалась права.
Миша согласно сипел, с надеждой глядя на ампулы, которые могут его спасти от физического и морального падения. После укола стало в самом деле легче. Он даже встал. Встать было проблемой. Да еще сестра трещит без умолку:
- Ну вот, он вышел походкой Синей бороды - нервный смех меня одолел, честное слово...
Вдруг от этих слов Мишу пронзила такая боль, что он на некоторое время поверил в бога, а может быть - даже в Бога.
Близнецы успели прокатать по коврику в детской банки тушенки. Коврик стал коричневым и жирным. А Лю в это время похвалила своих сыновей за примерное поведение, называя их не акселератами, а почему-то бройлерами. Один из братьев принимал антибиотики. Судя по тому, что мать дала ему таблетку сразу по приходе и вот сует снова, они просидели в гостях уже четыре часа. Миша решил чем-нибудь вспугнуть сестру и запел:
- Доктор Живаго лечит люмбаго-а...
- Ты, люмбажный муж, лежишь - и лежи! - не поняла его замысла Света. Она-то знала, что сейчас Мишиному сердцу достанется за упоминание запрещенной литературы.
- Пижоны! Тебе, Свет, надо мужа разогнуть, а ты небось будешь вечером Пастернака читать! Дают ведь самиздат на ночь, я знаю...
Миша бессильно вытянулся на своем диване. И тут Настя схватила решительно карандаши, подняла с полу резинку с нарисованным на ней глазом в форме пирожка (ее излюбленная форма глаз) - Настя сейчас попробует сделать набросок с тети Люси, да, именно вот сейчас, захотела. И тетя Люся должна молчать, иначе выйдет похоже!
Лю замолчала, хотя сил не было, как ей хотелось высказать все этим родственничкам! Ведь каждую резинку можно разрезать на три части, экономия, а у них целые валяются, и на каждой нарисован глаз, огромный, словно, можно подумать, намекают: КГБ за нами всюду и всегда следит, да!
- Это глаз художника за всем подглядывает. Или - природы... - (Про Бога ей уж лучше и не напоминать, а то тут такое начнется...)
- Тетя Люся, Настя вас похоже так рисует, - заметил Антон и для солидности добавил: - Но не слишком ли красиво? Слащавости мама не любит...
- Ничего! - обрадовалась Лю. - Красота спасет мир! Давай, Настя, работай, желаю успеха! И пусть пятерки сыплются на тебя!..
- Пятерки - это в смысле деньги, бумажные? Нет? оценки... а... Вы, тетя Люся, молчите! Я рот должна рисовать... Кто там звонит? Йог Андрей!
- Откуда и куда так поздно? - строго спросила Света.
- Из дорождения в посмертие, - не моргнув глазом ответил йог.
В уголках глаз у него была такая белая накипь, какая бывает на пути из запоя в белую горячку. Между тем йог Андрей упал на колени перед диваном с лежащим Мишей и начал объясняться в любви другу. Лю подозрительно косилась на эту сцену, Настя рисовала, Миша лежал, йог Андрей на коленях объяснялся в любви, а Свету в этот миг пронзило ощущение блаженства. Ни с того ни с сего! Она примерно так это расшифровала: "Повезло мне: не спилась, как Андрей, не слегла, как Миша, не оболванилась советской идеологией, как Лю... Сплошные плюсы, ни одного минуса! Я счастливчик из счастливчиков..."
- Наиполнейший! Болеть не нужно! - мямлил йог Андрей. - Не дури.
- Патриарх! Ты бы мне помог с лекарствами, - повторял Миша.
- Ты ин-те-претируй, что я говорю... - Йог вдруг заснул, уткнувшись головой в Мишину ногу, во сне пробормотав имя Бродского.
- Ин-тер-претировать! - поправила его Лю. - Пить меньше нужно!
- А ты б выпивала иногда, сестра, а? Трезвость тебя не красит. - Миша вдруг выпалил, хотя обычно с сестрой был осмотрителен: - Наш Патриарх, может, второй Бродский...
- Сбродский! - усмехнулась Лю, - вот он кто, твой Патриарх...
"А я - Патриарх плюсов... одни плюсы", - продолжала блаженствовать Света, радуясь тому, что Миша прямо и резко отвечает сестре.
- Цвета, а можно клейкопластырь Мише на спину? - Настя вспомнила, как ей от кашля недавно клеили на грудь перцовый пластырь. - А почему нельзя? Волосы у мужчин, а-а... в-в-в... - (Это она вобрала в себя громко слюну, которая копилась от аппарата для зубов.) - ...в-в-в...
- И это все?! - спросила Лю, увидев набросок своего портрета видимо, внутри себя она представляла богаче мимикой, чувствами и прочее. Впрочем, этот вечный наш русский вопрос "И это все?!" утомил.
- Хорошо для надписи на барельефе... могильном. "И это все?!" - вдруг оживленно заметил Миша и даже двинул плечом, подогнул ногу, в общем, сменил немного позу, утомившую тело.
Лю вздрогнула:
- Юмор - это не путь, - сказала она металлическим голосом.
- Но средство, - наугад встрял Антон.
- Средства - это деньги, Антон, - поправила его Настя, уверенная, что уж в этом-то она разбирается, ведь тетя Фая всегда говорила ей: "Средств нет, чтоб купить тебе сладкое".
Света вдруг представила Настю с мозолями на руках от пересчитывания денег. Почему это? А неизвестно почему. Только энергия счастья уплыла от ее тела: руки опустились, недоштопанная наволочка выпала из них. Что это? А это вечер, спать пора, так стучал в окошко зимний ветер, но его речь вполне понимал один только йог Андрей, который похрапывал в такт редким дребезгам оконного стекла.
- Идите домой. - Настя растолкала спящего, но он пошел не домой, а к соседке Нине, которая почему-то была ему нынче рада, начала за стенкой визгливо хохотать над рассказами гостя, отчего Ивановым еще некоторое время снились то хохочущие алкоголики на скамейке, то дети на горке, то и вовсе больные в психбольнице.
Рублев
- Корову жалко!
- Сам ты корова! Антон-батон...
- Ага, ее сожгли для какого-то кино! Она живая была, а кино все равно меньше пользы приносит... людям...
- Антон, на эти деньги, от билетов, можно сто коров купить и вырастить, да!
- Хорошо, Настя! Представь, что твою собачку бы сожгли ради кино, а потом тебе дают деньги - на, купи сто собачек! Ты бы согласилась?
- Но корова-то не твоя была, Антон!
- Все равно она чья-то, - резонно заметила Соня.
Света наконец что-то стала понимать: кино, корова, пожар... Это о фильме "Андрей Рублев", что ли? Успокойся, Светочка, сядь и не кричи! Все уже лучше. Что есть, то есть! Настя так любит иконы, а там... в фильме... И ясно, что втроем Настя, Соня и Антон так замерзли на горке, что журчали носами так, будто уже началась весна. Кто их пропустил в кинозал Дворца Свердлова? Ах, Настиной матери знакомая, все понятно. Настя еще думала, что кино про богатых, потому что называлось "Андрей Рублев". А там сначала некрасивый мужик летел на воздушном шаре. Антон засмеялся, он решил, что это комедия. Он читал недавно про тех, которые из Америки сбежали на воздушном шаре - в богатство на острове... Но Настя не поняла, как именно там все стали богатыми.