— Внешность обманчива. Как видишь, память подставляет мне подножку.

— А прошлое ты вспомнил?

— Нет, к сожалению. Пока нет, я вот смотрел на море и вспоминал стихи — тоже, кстати, не помню, чьи: «Между мною и любимой — тьма вздымается сейчас, океан неодолимый магией соединяет нас».

— Как красиво, Отавиу! — восхищенно произнесла Гонсала.

— Я думал о Еве, моей жене, — Пояснил он. – Наверное, она сейчас по ту сторону океана. Если бы она была по эту сторону, то давно бы приехала.

— Ну да, конечно!

— Как странно, я читаю на память стихи, а вот кто ты вспомнить не смог… Подожди-ка! — раскрыв свою тетрадку и найдя нужную страницу, Отавиу прочитал вслух — Гонсала, жена Антониу Сан-Марино. Двое сыновей. Арналду старший, Тьягу — младший. Любезно пригласили меня на ужин, чтобы отметить мое выздоровление. Подавали прекрасный мантовый мусс. Нотабене: Не забыть попросить рецепт. Видишь, я все про тебя знаю!

Его по-детски непосредственная запись и такое же поведение тронули Гонсалу до глубины души. У нее даже слезы навернулись на глаза — от сочувствия к этому взрослому мужчине, похожему на ребенка.

— Я обязательно спрошу рецепт мусса у Ирасемы! — пообещала она. — Хочешь, поедем к нам прямо сейчас, а потом я отвезу тебя домой.

— Нет, я устал, — признался Отавиу. — Подбрось меня лучше сразу до моего дома, а там мы сможем попить с тобой кофейку. Знаешь, сейчас появились такие машины, которые делают очень крепкий кофе, экспрессо называется.

Гонсала приняла его приглашение, и Отавиу был очень горд тем, что сам смог приготовить для нее экспрессо.

— Говорят, я раньше был хорошим поваром, имел собственный ресторан — сказал он, усаживаясь за столом напротив Гонсалы. — Мне и сейчас нравится, но эти современные кухонные машины постоянно сбивают меня с толку. Вообще меня поражает нынешний ритм жизни. Все куда-то спешат, бегут… Вы все живете экспрессо! А каждого в конце ждет только одно — смерть!

— Это верно, — печально покивала головой Гонсала.

— А ты любишь готовить? — спросил ее Отавиу.

— Раньше любила. А в последнее время уже и не знаю, что я люблю, чего хочу, и вообще — кто я такая… Извини! Сама не понимаю, как у меня это сорвалось!

— Ничего-ничего, я же твой друг, — напомнил ей Отавиу, — И твои ощущения мне хорошо знакомы. Выходит, ты тоже была вне времени, как я?

— В некотором смысле. Мне кажется, я проснулась совсем недавно. Как ты!

— В таком случае у нас одна цель — узнать, кто мы, — вполне серьезно произнес Отавиу, и Гонсала охотно его поддержала.

Пока они пили кофе и беседовали, домой вернулась Жулия.

Гонсала внутренне сжалась, но лишь на мгновение, потому что Жулия заговорила с такой же искренностью и непосредственностью, как и ее отец:

— Очень рада вас видеть! Как здорово, что вы к нам приехали! Я хочу лично поблагодарить вас за дом, и вообще за все, что вы для нас сделали.

— Я не имею никакого отношения к тому дому. Это все Сан-Марино…

У Вас благородный муж. Отказаться от такого дома! Я обязательно заплачу вам за него, как только буду в состоянии!

— Не беспокойся, — улыбнулась Гонсала, проникаясь все большей симпатией к Жулии. — дом все равно пустовал. И потом, это же дом вашей Семьи!

— Да, ваш муж говорил мне, что он так и не решился продать этот дом или сдать внаем. Ему все казалось, что в один прекрасный день туда вернется мой отец. Это огромное счастье — иметь таких друзей, как вы!

Тьягу больше не мог оставаться один на один со своими тяжкими душевными переживаниями и решил открыться давнему школьному другу, Сержинью.

Произошло это как-то само собой, Тьягу и не от себя, что способен на такую откровенность. Сержинью пришел к нему с новым диском, они молча слушали музыку, как вдруг Тьягу прорвало: он заговорил о своей любви к Сели, о ее намерении стать монахиней, о той нестерпимой боли, которую носил в душе.

Сержинью отнесся к откровениям друга с большим сочувствием, утешал его, как мог, говорил, что Сели еще может передумать, а когда увидел слезы в глазах Тьягу, то просто подошел к нему и обнял как брата.

— Перестань, не надо так переживать, говорил он, а Тьягу отворачивался, пряча от него глаза, полные слез.

В этот момент дверь распахнулась, и в комнату сына вошел Антониу.

— Что здесь происходит?! — закричал он в ярости. — Какой позор! Какая мерзость — мой сын обнимается с мужчиной!

Слезы на глазах Тьягу мгновенно просохли. Обернувшись к отцу, он заговорил с ним так, как говорят со слепыми:

— Папа, это Сержинью, мой школьный друг. Ты его знаешь, мы учимся с ним в одной группе. Никаких мужчин здесь нет.

— Я и сам это вижу. Спасибо, что поправил меня. Вы оба не Мужчины!

– Папа, ты не имеешь права так оскорблять меня, а тем более Сержинью!

— Твой Сержинью пусть уматывает отсюда и забудет дорогу в наш дом! А с тобой я отдельно разберусь.

Сгорая от стыда, Тьягу обратился к другу:

— Я очень сожалею, Сержинью. Мой отец не в себе.

— Не расстраивайся, я пойду домой, — Сказал тот. Увидимся завтра.

— На этот раз ты перешел все границы! — бросил Тьягу отцу, и Антониу еще больше разозлился

— Да кто ты такой, чтобы меня упрекать? Я сил не жалею, стараюсь обеспечить твое будущее, а ты!.. Если все это будет продолжаться, клянусь, я изобью тебя!

— Браво, сеньор Сан-Марино! — язвительно усмехнулся Тьягу. — Избив меня, вы поступите как настоящий мужчина, который все решает кулаками!

Антониу стоило больших усилий сдержаться и не ударить сына. Громко хлопнув дверью, он ушел в свой кабинет, где попытался успокоиться. Ему очень хотелось пойти к Гонсале и высказать ей все, чего она заслуживала. Ведь это плоды ее воспитания: «Мальчик любит музыку, у него тонкая душевная организация!» Сюсюкала с ним всю жизнь, вот и досюсюкалась — парень вырос голубым. Но ссориться с Гонсалой сейчас нельзя. А с Тьягу надо что-то делать! Причем тут нужен какой-то радикальный Метод. Арналду не раз пытался затащить этого девственника к своим шлюшкам, но Тьягу всегда отказывался. А однажды прямо сказал, что Арналду действует по заданию отца, и это была истинная правда. С головой у него, слава Богу, все в порядке, его не проведешь.

Так и не придумав ничего радикального, Антониу решил просто ужесточить контроль за Тьягу. Если потребуется, то и слежку установить. Надо же, в конце концов, точно знать, где, как и с кем, его сын проводит время!

Чувствуя, что уже полностью совладал с собой, Сан-Марино вышел из кабинета.

В гостиной Ирасема диктовала Гонсале какой-то рецепт.

Антониу стал издали наблюдать за женой, пытаясь понять, в каком она сегодня расположении духа, и что-то в ее облике показалось ему странным, не таким, как всегда. Прическу она, что ли, изменила?

— Ты где пропадала целый день, в парикмахерской? – спросил он Гонсалу, когда кухарка ушла. — Я рад этому. Ты правильно делаешь, что пытаешься как-то развлечься.

— Да, мне тоже надоело сидеть дома и оплакивать свою неудавшуюся жизнь. Я ездила к Отавиу!

— Невероятно! Зачем?!

— Это вышло случайно. Я проезжала мимо, встретила Отавиу, потом мы долго с ним говорили… Я и с Жулией пообщалась!