Следуя его долгому и путаному рассказу, часто перебивающемуся какими-то историями и ссылками на определенных значимых людей, имена которых мне не говорили ни о чем, и самые закрытые архивы выходило следующее. Давным-давно почивший император Костиций, чье имя всегда вспоминается в упряжке с самыми неадекватными решениями и в некотором смысле даже стало нарицательным, устраивал состязание. Вернее, Состязание.

   В те времена, датируемые четырехсотлетней давностью, самые отъявленные негодяи всех мастей под предводительством курирующих их чиновников пустились в таинственные поиски неких Тварей. Условиями состязания стало то, что для его выполнения необходимо было предоставить часть тела этого так называемого уродца, - часть тела, точно указывающая на его принадлежность к Тварям. И полились настоящие реки крови. Каждый убивал каждого. Один невинный вырезал сердце у другого невинного, который еще не так давно жаждой награды вырезал целую семейную чету, слишком счастливую как для людей, по его мнению. Каждый пытался найти изъян у другого, а не находя, придумывал. Дети не выпускали из рук ножей, матери зубами рвали жилы на чужих шеях, отцы нападали сами, только чтобы выжить. Никто не ложился спать, как следует не заперев двери и окна, никто никому не доверял. Тьму предпочитали свету, упреждающую агрессию добрым намерениям.

   Историки называют те времена годами смуты, и лишь чудо удержало Железную империю от полного краха и свержения династии Аустиев. И этим чудом были наспех сколоченные кем-то сверху карательные отряды Ловцов на негодяев, не давшие вершиться полному беззаконию и впредь. Негодяи безжалостно убивали людей, карательные отряды выслеживали негодяев, империя платила карателям звонкую монету. На какой-то миг воцарилось относительное спокойствие, что при том количестве дыр у Состязания, которое объявил император, можно было считать счастливыми временами. Крестьяне поутихли, разбойники затаились, каратели особенно не наглели. Но лишь до одного, все изменившего момента.

   Что сподвигло императора Костиция на открытие охоты на ведьм, вурдалаков и вампиров, что заставило его думать, будто сирены, колдуны и прочие ненормальные твари существуют, никто не знает. Возможно, ему подсказали некие доброжелательные умы, пытающиеся подобным образом сокрыть некоторые махинации с имперской казной, а возможно, что в приступе бесконтрольных идей он просто тыкал пальцем в небо, пока одно из созвездий не сложилось для его одурманенного взора в нечто сверхъестественное. В любом случае, эта мысль зародилась в его мозгу, вынужденно выплеснутая в народ широкою рукою государя.

   Пред очи светлейшего ложились пятикамерные сердца, идеальной чистоты ярко фиалковые глаза, нервущиеся волосы, связанные канатом, шестипалые ладони. Костиций кивал, улыбался, щедро одаривая носителей этих ненормальностей, и ставил их в пример остальным. До тех пор, пока все эти поделки и редкости не отошли вдруг на второй план, хоть и в роли доказательства, но все еще считаемые небылицей. Все изменилось, когда к императорскому двору доставили мертвую неразделанную тушу человекоподобного нетопыря. Огромный, рост под три метра, тяжелый, как туша целого быка, он произвел неизгладимое впечатление. Особенно когда связанный, местами проткнутый насквозь обломавшимися рогатинами, вдруг заговорил.

   - О чем, что он сказал? - На этом моменте я не выдержал одностороннего повествования.

   - А я откуда знаю, - Номад глянул на меня как на сморозившего непростительную глупость человека.

   - Тогда к чему все это было произнесено?

   - Суди сам, так как после этого тщательно затираемого события всякие гонения мистических Тварей мгновенно прекратились. Состязание резко завершилось строжайшим непродолжением под угрозой, ни много ни мало, казни.

   История врет, подумал я, сотню раз перечитана и переписана в угоду новой действующей власти. Старики еще помнят, но только то, что было на их веку. Все, что дальше - прах времени, доверенный ветхим страницам, а страницы имеют свойства истираться, и чернила на них истлевать.

   - С тех пор, как утверждают хроники, император Костиций заметно поумнел. Стал более, так сказать, осмотрительным.

   - Ну-ну. - Откликнулся я, думая о своем.

   Номад странно взглянул в мою сторону, но не успел я перевести взгляд, как он уже рассматривал что-то в придорожной яме. С таким явным интересом, что сомневаться в его честности не приходилось.

   - Это проверенная информация. Из таких же источников.

   - Кто твои источники?

   Он не ответил.

   - Мне нужен доступ в архивы.

   - Зачем тебе? - Его глаза напоминали два блюдца. - Извини, не получится.

   Некоторое время мы ехали молча, но я, помня про то, что скоро наши пути разойдутся, просто не мо позволить ему молчать.

   - Ты подписал меня охотиться на Тварей?

   - Ни в коем случае! Просто ты хотел знать подробности "гонки за странностями" и ты их услышал.

   - Это новое Состязание?

   - И вновь ни в коем случае! Все, что мог, я тебе открыл.

   - Ответы плодят загадки, - заметил я.

   Он пожал плечами.

   - Кому это нужно?

   - Мне. И еще кое-кому. У нас пари, помнишь?

   - Некто влиятельный. - Кивнул я его словам.

   - А как же.

   - Вдохновившийся свершениями великих безумцев прошлого.

   - Ну-у, вроде того.

   Какой-то бред, прескверно хмыкнул я про себя, а для знакомца улыбнулся.

   - Интересная... м-м игра, - протянул я.

   - Я знал, что тебе понравится. - Удовлетворенно кивнул Номад, принявшись насвистывать какой-то незатейливый мотивчик.

   Номад откровенно лгал, придумывая мне эту историю, и я не понимал, зачем ему это нужно. Теперь-то, вспоминая его давешнюю лекцию об отличие беседы устной от беседы письменной, я мог с самым уверенным видом сказать, что вот эта вот история у него была заранее припасена.

   - К центру! В самое сердце империи, где тебя будет не найти! Для них, рыскающих в твоих поисках по землям баронов, это будет настоящим сюрпризом! - Напутствовал он меня, так удачно минуя истину о том, что охотники не где-то там, а, вопреки его словам, дышат в спину. Номад знает это, намеренно торопится, но к чему-то кормит меня ненужными небылицами. Но если он что-то задумал, то это точно в его духе - это на него похоже, не говорить даже своему самому близкому приятелю о своих намерениях. Прексверная его черта, заставляющая чувствовать себя словно в мышеловке - гаденько так. И поделать с этим я все равно ничего не могу.

   - Номад, приятель, что происходит? - Хотел остановить я его тогда, вывести на чистую воду, но прекрасно понимал всю тщетность своих намерений. И оттого промолчал. Вместо этого делал вид, что внимаю ему, кивая его словам. Вместо этого я отвечал: