Как и де Голль - но с империей за спиной, а не только с некоей символической печатью на челе - Черчилль, одинокий ревнитель британских военных усилий, подобен герою "Илиады". Встреча с обходительным и неприметным Эттли или с приветливым министром экономической войны лордом Селбурном, беседа с добросердечным послом Даффом Купером, мечтавшим, чтобы де Голль и Черчилль забыли на его груди о своих распрях, обращение к Клеманс Черчилль, которая каждое утро, проснувшись, просовывала записочки под дверь ванной, где мылся Уинстон, визит к Макмиллану, или секретарю Черчилля Мортону, или к генералу Гьюбинсу, распоряжавшемуся таинственным СОЭ{3}... Свидание со всеми этими людьми ничего не дало бы. Только авторитет Черчилля - его творческое воображение или гнев - мог опрокинуть препятствия, воздвигнутые полковниками, генералами, дипломатами и министрами или оставшиеся как результат их деятельности.
Но Черчилль был болен. Воспаление легких удерживало его в Каире. Ходили слухи, что он между жизнью и смертью и вряд ли снова возглавит руководство операциями.
Наступил январь. Дипломатические демарши французского правительства. не отличались настойчивостью. Нота, врученная Уилсону и Макмиллану представителям Америки и Англии при де Голле, - осталась без ответа. Безрезультатным оказалось и первое обсуждение вопроса в Консультативной ассамблее.
Обсуждение это, на которое я отчасти рассчитывал, оказалось удивительно тягостным. Я очень волновался. Ведь я еще не свыкся с положением министра и парламентария. Выступая в Ассамблее, я думал о товарищах, которые во Франции ожидали результатов, о союзных правительствах, которые, как мне казалось, относились к вопросу безразлично. Все это не могло не отразиться на моем выступлении: "Каково было положение во Франции в 1940 году? Всеобщее оцепенение, развалины и у власти гнусный старик, снедаемый честолюбием...
И все же во Франции, как и в Лондоне, шла своего рода битва за Францию. В этой битве мы не имели союзников. Она, естественно, велась в плане моральном, но кто тогда относился к нам благожелательно? Мы стучали то в одну дверь, то в другую, и все двери закрывались перед нами. Мы начали создавать подпольную печать, которая помогла Франции воспрянуть духом. Все вы принимали в этом участие и знаете, как это было трудно, вы знаете также, что в течение целого года никто не отзывался на наш призыв. Каков же итог?
Теперь, в 1943 году, во Франции существуют боевые соединения "франтиреров и партизан". Это ударные части, я выражаю им свое глубокое уважение. Есть местности, где сосредоточено более сорока тысяч готовых к действию людей. Все чаще саботируют рабочие, подготовляются забастовки. Созданы полувоенные формирования, в которые входит немалое число дивизий. Имеются подпольные газеты, и их читают миллионы французов.
Вы скажете, эти итоги блестящи. Увы, должен признаться, что в настоящее время во Франции вооружен, быть может, один боец из двадцати.
Итак, мы подошли к основному вопросу...
Вопрос этот может быть решен только правительством, но зависит - к сожалению - не только от французского правительства.
Война ведется на многих участках, и командующий каждого участка не сомневается в том, что именно он решает исход войны, маршал авиации считает, что выиграет войну бомбардировками Берлина; сановник из адмиралтейства полагает, что победу принесут бои на просторах Атлантики, и т. д. В результате специализированные британские части в настоящее время не могут добиться транспортных средств, необходимых для доставки оружия во Францию.
Итак, данный вопрос может быть разрешен только правительствами, поэтому я обращаюсь с этой высокой трибуны к союзным правительствам с просьбой заново его изучить. Ибо политика невмешательства чревата серьезными последствиями как для войны, так и для мира.
Должен добавить: полагая таким образом, и маршал авиации, и адмирал ошибаются. В самом деле, прося у них оружие, мы тем самым обеспечиваем экономию боеприпасов. Приведу лишь некоторые данные. В течение многих месяцев английская авиация подвергала бомбардировке поезда на французской земле. При этом командованию пришлось убедиться в незначительной эффективности действий авиации и одновременно в том, что французские патриоты с меньшими человеческими потерями и с большей экономией средств могут гораздо успешнее проделать эту работу. То же можно сказать и о промышленных объектах и о военных заводах Крезо. Подсчитайте, сколько потребовалось бы самолетов, чтобы добиться результата, которого достигнут несколько человек? Всего един - чтобы доставить этих людей и снаряжение к месту действия.
Я знаю, что, когда заходит речь о вооружении французского народа, некоторых политических деятелей - и не только за границей, но и во Франции - охватывает тревога. Они думают о революции.
Я хотел бы сказать этим политическим деятелям следующее. Речь идет не о том, чтобы устроить во Франции революцию. Речь идет о том, чтобы произвести во Франции обыкновенную чистку - и ни небо, ни Англия, ни Америка не помешают этой чистке. Оружием, отобранным у немцев, оружием, отобранным у итальянцев, или голыми руками, но чистка эта будет произведена еще до освобождения.
Ибо французы не станут жить с предателями.
И еще я хочу сказать союзникам: чем скорее произойдет эта чистка, тем скорее восстановится порядок".
Сойдя с трибуны, я встретил в кулуарах генерала де Голля. Он поздравил меня, а затем принялся распекать:
- Когда являешься членом правительства, нельзя обрушиваться с трибуны на союзные правительства. Вы говорили, как партизан.
II. Алжир, 1944 год.
Прошлое и настоящее
И в холод, и в жару Алжир всегда покрыт обильной испариной. 11 ноября заседание Комитета было более скучным, чем обычно: выработали две инструкции и четыре постановления. Обсуждалось финансовое положение в Новой Каледонии и работа организаций Красного Креста в освобожденных районах, потом говорили об анофелесе и о новом директоре службы по борьбе с саранчой... В конце заседания де Голль упомянул имя Черчилля. Премьер-министр был болен воспалением легких, и его уже наполовину похоронили. А он отбыл из Каира и находился на пути в Великобританию. По дороге Черчилль остановится в Марракеше, чтобы укрепить здоровье.
- Он очень слаб. Не думаю, чтобы он снова смог все взять в свои руки. А пока его "подремонтируют" в Марокко. Я выезжаю завтра и встречу его в Марракеше.
Итак, Черчилль, как боевой линкор, лишившийся огневой мощи, стал на ремонт в док, беспомощность этого грозного союзника могла вызвать чувство снисхождения. Не согласившись сначала с датой встречи, предложенной Черчиллем, и подчеркнув таким образом свою независимость, де Голль теперь готовился встретиться с ним. Однако ни давать Комитету объяснения по этому поводу, ни спрашивать его мнение де Голль не собирался. Он руководствовался лишь собственным вдохновением. Что до комиссаров - включая и комиссара иностранных дел, - то они лишь чиновники, которым надлежит проводить в жизнь его вдохновенные решения.
Мне тоже предстояло в ближайшее время отправиться в Лондон, откуда попасть во Францию можно было быстрее и где чрезвычайно таинственно плели свою паутину британская и французская разведки. Представлялся случай повидать Черчилля. Я мог ускорить отъезд и, не навязывая де Голлю своего присутствия, которое он, возможно, счел бы неуместным, оказаться в Марракеше одновременно с британским премьером. Я вылетел на следующий день.
Прежде мне не доводилось встречаться с Черчиллем. Правда, во время тайных поездок в Лондон я сталкивался с людьми, окружавшими его, и испытал на себе уклончивую любезность его секретаря, майора Мортона. Но тогда моя настойчивость не увенчалась успехом. Я знал лишь по портретам его легендарное лицо и слышал по радио его голос, когда, шепелявя и рыча, Черчилль честил "герра Гитлера и его банду разложившихся мерзавцев, обагренных кровью". Кроме того, я слышал, как о нем отзывался де Голль. До меня доходили отголоски их споров и примирений, их вспышек гнева, свидетельствовавших о различии темпераментов. Де Голль - флегматичный, гордый, презирающий людей; Черчилль - полнокровный, несдержанный, обладающий актерским талантом и юмором.
