- Густав, он ушел. Он больше не вернется, не беспокойся.

Мальчик поднял на меня глаза, полные слез:

- То, что он сказал… это правда?..

- Густав…

- …Ты мой папа?

Я с трудом сглотнул:

- Мы с твоей матерью давно любили друг друга. Мне нужно было уйти, но я не знал, что у нее появился ты. Я… Мне было обидно, что я только сейчас появился в твоей жизни, и что ты всю жизнь считал за отца другого человека…

- …Ужасного человека, он постоянно кричал на меня, бил и ненавидел…

- Теперь он ушел, и вряд ли когда-нибудь еще вернется. Я никогда не оставлю тебя, честное слово… И я никогда не подниму на тебя руку и не повышу голос.

Ребенок выбрался из одеял и обвил руки вокруг моей шеи, уткнувшись лицом мне плечо:

- Я люблю тебя, папа!

Я ахнул, слезы покатились по щекам. Слезы радости. Папа? Он назвал меня папой? Так странно было это слышать и так приятно… Я никогда не знал своего отца, он умер еще до моего рождения, и я понятия не имел, как воспитывать ребенка, но я буду стараться изо всех сил. Я обнял сына в ответ и вдохнул его такой родной запах, ощутил шелковистость его кудрявых волос. Да, он мой! Мой сын! И мы еще будем счастливы!

========== Глава 61. ==========

Глава 61.

POV Эрик.

Рано утром я вышел из здания больницы и направился к причалу. Сегодня должен был отправиться корабль до Парижа, и я не мог пропустить этого, мне нужно было убедиться, что Рауль сядет на этот рейс. Я спрятался за повозкой и, пока не убедился, что виконт поднялся по трапу - не успокоился.

Вскоре Густава выписали из больницы, ему прописали строгий режим. Но мальчик, как и я когда-то, противился ему.

- Где же мама? - спросил он ближе к вечеру. - Когда мы снова ее увидим?

Я вздохнул, так как сам уже по ней соскучился, но сейчас не время было грустить, поэтому я оставил вопрос малыша без ответа.

- Ты слышал, что прописал врач? Постельный режим и лекарства. Ты должен идти в постель.

- Но я не хочу спать, - простонал он, - я спал все время, пока был в больнице. Я хочу играть…

Я вздохнул:

- На улице слишком холодно, уже почти зима. Последнее, что бы я хотел - это то, чтобы ты простудился. Ты и так только из больницы вышел.

- Пожалуйста… Давай куда-нибудь сходим, пап?

О, после этих слов я растаял. Такая мелочь, а приятно. Я кивнул:

- Хорошо, пойдем и погуляем. Но только если ты тепло оденешься. Твоя мать прибьет меня, если ты опять заболеешь!

Мальчик подпрыгнул от радости и побежал наверх. Мне пришлось забрать все его вещи из дома Надира. Спустя пару минут сын уже стоял около меня в теплом пальто и зимних ботинках.

- А шапка где? Твои уши замерзнут, Густав.

Ребенок выудил из кармана черную шапку и надел.

- Ну что, идем? - спросил я, натягивая свое пальто.

- Да, я только возьму свой мяч.

- Твой мяч? - я в недоумении смотрел, как сын достал из-за старых мешков с глиной, что стояли на первом этаже, небольшой резиновый мяч.

- Пап, пошли?

Мы вышли на улицу. Ребенок был такой энергичный, что я еле поспевал за ним.

- Густав, иди медленнее, у меня болят ноги, и я не могу бежать за тобой.

Вокруг никого не было, тротуар был пуст. Так странно, ни одного туриста, город будто опустел. Хотя… так даже лучше, до начала сезона так и будет.

- Давай скорее, папа! - крикнул мальчик и исчез из моих глаз. Я ахнул и прибавил шагу. Сын спустился к пляжу и теперь радостно махал мне рукой. Какой же он активный! Когда я спустился, ребенок кинул в меня мяч:

- Давай поиграем: я буду кидать тебе мяч, а ты мне.

Такая игра мне нравилась, не надо никуда бегать, сиди да кидай мячик. Но эта игра быстро надоела сыну, он откинул мяч, добежал до меня, хлопнул по плечу и отбежал.

- Давай поиграем в догонялки?

- Я… Я не могу.

Мне было тошно оттого, что я не могу поиграть с собственным сыном, но у меня болели ноги… Ребенку нужно было выплескивать энергию, он хотел побегать, поиграть, а что я мог ему дать?

- Хорошо, - сын подошел ко мне и ободряюще улыбнулся, - тогда поиграем во что-нибудь другое.

- Во что?

- Есть одна игра. Мы играли в нее с мамой.

Мальчик лег на песок и уставился в небо. Я повторил за ним.

- Вы должны разглядеть в облаках фигуры и сказать, на что они похожи. Мама однажды разглядела в одном облаке тебя.

- Правда? - усмехнулся я. - Меня?

- Да, было весело, мама так хорошо в нее играет.

Мы пролежали так около часа, разглядывая облака. Было, правда, забавно, так тихо и умиротворенно, что не хотелось никуда уходить, но уже начинало темнеть.

- Пойдем, Густав, солнце садится, холодает, а я не хочу, чтобы ты заболел.

- А ты сделаешь мне горячий шоколад, папа?

- Конечно, Густав.

Когда мы вернулись домой, я набрал сыну горячую ванну. Только я отвернулся, как он засунул в воду свой резиновый мяч.

- Густав, что ты делаешь? – недоуменно спросил я его.

- Мама позволяет мне играть в ванной…

- Играть? – я нахмурил брови. - В ванной нужно мыться.

- Десять минут?.. – умоляюще протянул он.

- Нет.

- Пять минут?.. – он состроил такие жалобные глазки, что я невольно улыбнулся.

- Густав…

- Ну, разреши мне поиграть, пожалуйста, папа!..

Я вздохнул, кивнул и сел за пианино. Отсюда мне было прекрасно видно ванну, и я мог наблюдать за сыном. Он смеялся, нырял, пытался потопить резиновый мячик. Что ж, пусть развлекается, а я пока напишу письмо Кристин.

Пергамент и ручка были под рукой, поэтому я склонился над крышкой пианино и начал писать, усердно выводя каждую букву:

«Дорогая Кристин,

Прошло всего два дня, а я уже скучаю по тебе. Здесь все нормально, Рауль уплыл, а я проследил, чтобы он сел на борт корабля, отходящего в Париж. Он точно уплыл. Навсегда. А еще Густава выписали из больницы. Знаю, мы договаривались держать в тайне правду о его истинном отце, но прошлой ночью виконт заявился в больницу и устроил целую сцену, тогда-то он и выпалил всю правду. Густав теперь знает, Кристин… Он знает, что я его отец. Я так боялся его реакции, но он только обнял меня и сказал, что любит меня. Представляешь, он сказал, что любит меня!

Просто не описать, как я счастлив. Кристин, я люблю тебя больше всего на свете! Тебя и Густава. И я бы хотел, чтобы ты стала моей женой. Я скоро приеду к тебе и сделаю предложение, а пока я хочу передать тебе кольцо…».

Я перестал писать и выудил из кармана небольшую белую бархатистую коробочку с дорогим изысканным кольцом. Я купил его пару дней назад, так как оно поразило меня своей простой красотой. Вроде бы ничего необычного, но в то же время так красиво и так маняще. Я улыбнулся и положил его в конверт:

«… Если твой ответ «да», то ты носи его, и когда я приеду и увижу его - я буду знать. Знать, что ты согласна. А до тех я не буду переставать о тебе думать.

Твой Эрик»

- Папа, вода остывает! – окликнул меня мальчик. Я покачал головой и поднялся на ноги:

- Именно поэтому я и не хотел, чтобы ты играл в воде.

Я завернул его в махровое полотенце, унес наверх, усадил на кровать и стал вытирать. Мальчик захихикал:

- Стой, - смеялся он, - ты меня щекочешь.

- Щекочу? - усмехнулся я. - А ты что это, боишься щекотки?

С этими словами я начал его щекотать, он заливался задорным смехом, кричал, пытался щекотать в ответ. Мы боролись, он завалил меня на кровать и прижал руки к матрацу:

- Я победил тебя, - смеялся он, - уложил на лопатки!

- Неужели? А сейчас? - я аккуратно перевернул его и снова начал щекотать. Когда сил смеяться уже не было, я вздохнул: - Ладно, Густав, пора спать, уже поздно.

Я поднялся на ноги, когда услышал, как сын окликнул меня:

- Папа?

- Да, Густав?

- Ты ляжешь со мной? Мне одному страшно.

Я улыбнулся и укрыл его одеялом до шеи:

- Да, я скоро приду. Закрой глаза и постарайся уснуть, когда я захочу спать, то приду. - Я развернулся, чтобы уйти, когда он снова позвал меня: