Поперлись к Абакшину сквозь метель мартовскую. На ЦРММ. Это район за переездом. Как сам Абакшин говорит о своем месте проживания: «Гетто». Что же в душе-то у него творится тогда?! Человек он довольно странный. Если не сказать — парадоксальный. Физически он крепкий, упитанный, с брюшком, почти колобок; очень подвижный, быстрый, эдакий живчик. Ужасно много говорит, впечатление, что собеседника пытается то ли усыпить, то ли загипнотизировать, туману напустить и уйти от прямых, острых вопросов. Лысину прячет остатками волос, создавая подобие нимба. Помню, так мой отчим зачесывал. Лицо круглое, лоснится, поросёночек, а губы почему-то всегда синие, почти фиолетовые, кажется, что он прижимает их к зубам с невероятной силой. Глаза — истинно татарские. Маленькие, круглые, с четкими тройными морщинками, так что можно сказать — «глаза с расходящимися тропинками». И в то же время всё его лицо и вся наружность говорят чаще всего, как ни странно, лишь об одном — о совершенно неизлечимом каком-то очень мучительном страдании.

Вот открыл он нам дверь, но я не стал заходить, тем более с незнакомым для него человеком. Прямо на лестничной площадке познакомил его с Радием, объяснил ситуацию, так и так, на билет собираю, под мою ответственность, выручай, рублей триста, век не забуду.

А Лёха стоит перед нами такой смешной, сам вроде круглый, а ноги ближе к ступням в спички превращаются. И черные тренировочные штаны 80-х годов не спасают, наоборот, усиливают комичный его вид. Руки скрестил на груди, нимб на голове растрепан и губы синеют. Клинический персонаж.

— Ром… — говорит он, разгоняясь. — Нету денег. Сам пятьсот рублей вчера с книжки снял, для дочери… Ты же знаешь, сколько учителя получают, уезжать надо из этой страны, везде одна грязь, урла, гопники, никакого просвета… (что-то там тра-та-тата)… Я рад бы помочь, давай не сегодня, давай завтра, и сходим к директору универсама, я учился с ним когда-то, у него деньги есть, он бизнесмен, лучше сам сходи, скажешь, что от меня…

(К директору универсама?! К Ч-еву?! За тремястами рублями?! От Алексея?!) Дау́ном себя почувствовал. За кого он меня принимает?

— А ты правда из Якутии? — страдание на лице сменилось откровенно поддельным участием. — Я в Орехово-Зуево в институте учился, и там якуты жили, хорошие ребята. Когда выпивки совсем не оставалось, нам якуты никогда не отказывали, собирались в кружок, по-своему о чем-то пошепчутся, потом один уйдет и через пять минут вернется с коньяком «Белый аист». А? Вот это молодцы, Ром, весело нам было, клянусь, ну откуда деньги у учителя, рад бы помочь… (что-то там та-та-та)… Гетто, это настоящее гетто, уеду я отсюда, конечно, в идеальном варианте, в Англию бы махнуть, или домой, в Кострому, где моя юность прошла, но и Сибирь, Рома, р-р-рррры… (руки поднял, согнутые пальца выставил — медведя изобразил), Сибиррр, Рома…

Понесло.

— Люблю Сибирь, Рома! Люди там настоящие, природа там настоящая, Сибиррр, р-р-ррррры-ы… (опять медведя изобразил), ты же знаешь, она меня отравить хотела, подмешивала, подсыпала мне что-то в еду.

Возможно, скорость его мыслей была быстрее моей в два, в три раза. Алексей, кроме того, что умный и хитрый, странный и парадоксальный, по-своему добрый человек. Какая доля ему досталась! Неделями и по двадцать раз (как одну и ту же пластинку) можно выслушивать от него судьбоносные, с пессимистическими выводами, истории. Как учился, как Москву и Питер безуспешно покорял своими песнями. Между прочим, почти с десяток альбомов записал. Дважды был женат, и от первого брака — дочка любимая (слава Богу, чуть ли не единственная светлая веха), а от второго («подсыпала») — самые страшные, самые депрессивные воспоминания.

— … Разряжу обстановку, анекдот, анекдот расскажу, анекдот. — Анекдоты любит рассказывать.

Рассказал анекдот. «Дэвушка, пачему вы молчите?» — «Хочу и — молчу!» — «Вай! Хо-очэт и… молчит!!!». Засмеялся, показал зубы, плохие, обросшие камнем.

Институтская кличка у него была — сам рассказывал — «Клещ».

— Ладно, Алексей, — говорю, — спасибо, что не отказал, завтра, может, зайду. Пошли, Радий Николаевич.

— Рома, обратись к Helen Wolf, к Шизель, а? — резвость и веселье сменились снова на страдание и даже на явно, специально выраженную беспомощность. — Рад бы помочь, честное слово! Ты же меня знаешь. Я всегда готов помочь.

— Знаю, Алексей, поэтому и пришел к тебе.

— Каково это в школе работать, гавкать по восемь часов? Выслушивать от них. А это дети, Рома!.. Это дети маргиналов! И город наш — Маргинальск-на-Серой. Рома, обратись к этой. Лене, я думаю, раз она гринписовка, гуманистка, раз она хочет всех животных из клеток освободить, то не откажет, а? Ты видишь её? Как она поживает?.. Крылатая Шизель… А? Уникум!

Всё. Раздухарился и с легкостью перевел стрелки. И на кого! Абакшин её боится как огня.

— Ой, это надо у Серёги спросить. А мысль интересная!

— Да! Серёга-то как, пьёт?

— Бывает.

— Серёге привет!

— Всего вам доброго! — еле слышно прощается Радий Николаевич.

Никакой ответной реакции.

Лёха, Клещ, просто в упор не увидел Радия. Кто он? Что он? Абсолютно было ему безразлично. Уходим. Практически сбегаем от него.

Город у нас небольшой. По данным переписи населения, в 1978 году насчитывалось 70 тысяч, так что с учетом новостроек к 2006 году, ну, максимум 80 тысяч. Тысяч 15 народу работает в Москве и Подмосковье, бегут каждое утро на электрички, за «длинным» рублем. Helen Wolf, она же Шизель (как окрестил её Абакшин), она же просто Лена Волкова, была как раз из тех, кто тратил два часа на поездку в Москву и два часа — из Москвы. Работала в Конструкторском Бюро, естественно, конструктором. Училась до КБ в Бауманке. Начиталась в своё время технической литературы, затем Гюго, Кастанеды, Блаватской и её комментаторов, кучу книг о правильном (в частности — раздельном) питании, не меньшую кучу книг о паразитах (глистах, бактериях, вирусах). Вступила в Greenpeace, слушала лекции Семеновой и Шаталовой. Короче, представляла собой оригинальный, но, в целом, продвинутый и гуманистический тип человека, способного на крайние меры ради справедливого спасения ближнего и всего человечества.

От Абакшина мы уходили уже поздно, тащиться из района ЦРММ в Черемушки не было сил, поэтому решили навестить Лену в воскресенье.

Километры, которые мы намотали, бегая по городу, дали о себе знать. Ноги еле волокли. Зато, когда зашли в апартаменты Николаевны, усталость вдруг как рукой сняло. Мгновенно. Хорошо у нее было в квартире, тепло, комфортно, телевизор, компьютер, книги. Игрушки. Пианино. Попугай приветливый, котик ласковый. Накормил их, напоил. Windows XP установил. Чай нашли вкусный, фирмы «DV», с лепестками подсолнечника, вку-усны-ий, выпили кружек по пять с клубничным вареньем, с малиновым вареньем. С лимоном. С печеньем. Завалились спать: якут на диван, я на кресло-кровать. Балдеж! Есть Бог на свете!

А почему так получилось? Людмила Николаевна, жена Серёги, уехала в архангельскую область, дня на три, на годовщину мамы, дочурку с собой взяла. Серёга проболтался. Вот и получилось. Николаевна в Александрове завлабом работает в университете (филиал московский). Дочку Машу практически одна воспитывает. Занимается с ней. Маша в музыкальной школе учится. Умная, веселая, сказки начала сочинять — в папу. Земля у Николаевны есть, соток 10, там и клубничку выращивает, и овощи, и зелень, и картошку. Там и сарай стоит, Сергеем Васильевичем недостроенный. Как вот люди живут? Все вроде имеется для жизни совместной, а выходит, что и не всё. Встретились, полюбились, ребеночка родили. Чем не счастье? Нет, надо ругаться, надо нервничать, обвинять друг друга во всех грехах. Ну, да это не мои проблемы, однозначно.

Наутро Радий говорит:

— Сон приснился хороший. Маму видел. Тетю. Брата. За столом сидели. Все будет хорошо, Рома.

В воскресенье первую половину дня, пока Радий возил тележки на рынке, я пробегал по городу в поисках стрельнуть стольник-другой. Наведывался в основном в магазины, в которых когда-то работал. Искал знакомых грузчиков, продавщиц, фасовщиц, с которыми отношения были более или менее нормальными. С которыми работа спорилась, жизнь била ключом. То ещё было времечко! Как стахановцы давали мы стране угля, то бишь жратву — народу. По двенадцать-тринадцать-четырнадцать часов в сутки пашешь, неделями и неделями без выходных. Как же любят люди жрать! Хлеб, молоко, колбаса, макароны, крупы, мука, сахарный песок, водка, вино, чай, кофе, соки. Консервы, кетчупы, масла. Рыба замороженная, рыба копченая. Печень, сердце, говядина, свинина. Окорочка (мама родная!) тоннами, яйца — коробками, пиво — ящиками, газированная вода — упаковками. Разгружаешь машину за машиной, загружаешь машину за машиной, в темпе, бегом, а то ночью придется работать, а назавтра опять — машины, машины. Коробки, коробки, коробки, ящики, ящики, ящики, мешки, мешки, мешки.