Но однажды он все испортил, когда после восемнадцати месяцев абсолютного равновесия вдруг произнес фразу, которая немало меня озадачила: „Ты никогда не попросишь меня оставить ее?”
Попросить его об этом? Да я была за тысячу километров от мысли, что он вас покинет, мадам! То есть настолько далека, что моей первой реакцией был быстрый, как луч лазера, взгляд на его обнаженное тело. Что я могу попросить оставить? Часы, носки или его обручальное кольцо? Но нет, он был гол, как червяк. И мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять: да он же о вас говорит, о моей иконе, беззаботно порхающей по жизни, гордящейся своим шикарным со всех точек зрения супругом! Его дурацкое предположение резануло меня по сердцу. И здесь я бы хотела сократить свой рассказ, потому что у меня нет сил задерживаться на этом грустном моменте. Оставить вас – это было высказано спокойно, как и все остальное. А когда он увидел мою реакцию, когда убедился в том, что я вовсе не примеряю на себя роль мегеры-разлучницы, он просто грустно прошептал: «Ты не любишь меня». Я не стала возражать, так как не считала нужным задаваться вопросом «любишь – не любишь», когда мы так счастливы вместе. К тому же ничто не вечно под луною. Спросите меня, любила ли я вас, мадам, и я отвечу: да, любила, – но любить его? Что за вопрос! Смотрите, какая выстраивается цепочка: вы его любили до меня, он любил вас, так как же я могу желать, чтобы он покинул вас?
Но и на этом моральные терзания вашего супруга не закончились. Однажды он объявил мне на своем скупом языке, что он слишком страдает, чтобы долго быть счастливым. Со мной, мадам. Или с вами? Вы хотите, чтобы я повторила эту фразу? (Скорее всего, Фанни Ардан не захочет.) Я посмотрела на него как на безумного. Да как это так, мы обе – дьявольски сексуальные, способные подарить фантастический оргазм, способные пережить фантастический оргазм, здесь я говорю о себе, мадам, – а он, видите ли, „слишком страдает, чтобы долго быть счастливым”…
Вот так закончилась история моей любви с месье Жуффа… Эриком, история, которая заставила его однажды броситься в мои объятия с возгласом „Бог есть!”. Повторю еще раз, все наши беседы были лаконичными и сопровождались естественными жестами, которые вызывали самое живое проявление чувств. По-моему, это самое большое разочарование, которое только может постичь двуногое существо, и я надеюсь, мадам Жуффа, что у вас окажется достаточно мудрости и живости ума, чтобы встать на мою сторону в конфликте, в котором я противостою объединению собственников. Я была вашей союзницей, вашим, простите, козлом отпущения и, согласитесь, понесла немалый ущерб. Приличие требует, чтобы вы были на моей стороне и высказались в пользу моего барашка, ведь вы не будете ни в чем ущемлены».
Вот и все. Слишком длинно? Ну, не думаю. Ведь можно было бы еще хотя бы вскользь упомянуть о Незнакомце с площади Вогезов, главном мужчине моей жизни (на тот момент). Я немного преувеличиваю, утверждая, что у меня была совершенная любовь с месье Жуффа… Эриком, ведь надо понимать, что совершенная любовь – это нечто мертворожденное, и в некоторой степени это даже хуже, чем полное отсутствие любви. Будь я философом, я бы сказала так: совершенная любовь – это не совершенная любовь.
Что же касается моего Незнакомца – ничто не помешает мне мечтать. Но не думайте, что я могу удовлетвориться только мечтами. Просто ничто не дает мне большего желания заниматься любовью, чем мечта, а значит, оправившись от очередного потрясения, я поспешу к ближайшему ко мне телу. Обратите внимание, это не сексуальное влечение, а скорее психологическое. Если время от времени я не нахожу рядом теплого мускулистого тела, с волосами на груди или без, я начинаю умирать. И что же мне делать? Конечно, случается, что люди мечтают себе и мечтают рядом с теми, с кем приходится жить, но в конце концов, в жизни много тайн, о которых не стоит распространяться. Везет не только очень везучим, но и хорошо рассуждающим.
Благодаря сверхъестественному инстинкту я знаю: придет день, когда Незнакомец и я – когда мы вместе обретем совершенное счастье, и без всяких там философских размышлений по этому поводу. Будет ли это завтра, или через год, или через десять лет, вот этого я не могу вам сказать. Это знает только Бог. А пока он пусть остается Незнакомцем с площади Вогезов.
Моего Незнакомца я узнала с первого взгляда, и с того времени он был не один – он был со мной, хотя и не подозревал о моем существовании. Я испытывала большое счастье, думая о нем, представляя, как он живет, и отсветы этого счастья проскальзывали, когда начались мои отношения с месье Жуффа, Эриком…
Мне так нравилось, когда буквы его имени перекатывались на моих губах, и даже сейчас, когда я пишу эти строки, мне нравится, как мои пальцы выстукивают его имя на клавиатуре. Жаль, что его имя слишком короткое и его нельзя подольше удержать во рту…
Но удерживать месье Жуффа? А зачем? Эта задача, если бы она и стояла, меркнет перед тем, чтобы самой крепко удерживаться на ногах. И поддерживать других, если они сами на это не способны. Будете ли вы доверять политику, который бодро заявляет на выборах, что знает, как держать страну в руках, а сам, между тем, не способен справиться с обуревающими его страстями? Если бы месье Жуффа не потерял голову, если бы не разрушил все сам, то не было бы и никакой проблемы с барашком. Честно говоря, мысль о барашке преследовала меня с детства, но она тлела, не развиваясь, в глубинах подсознания. И вот как только я узнала о человеческой непоследовательности и тупости, я поняла, что животное, при всех прочих равных, может быть, более предпочтительно.
Только не передергивайте! Я никогда не говорила и никогда не допускала двусмысленности касательно моих сексуальных отношений с барашком. Здесь, конечно, надо понимать, что барашек имеет такое же либидо, ощущает такой же зов пола, как и человеческое существо мужского пола – доминирующее в некоторых смыслах, то есть тогда, когда речь заходит о сексуальных влечениях без определенных целей. Эту схожесть, вероятно, подметил и Эрик. И там и там речь идет о большой привязанности, о крепком и грубом запахе (одеколон не в счет), о каждодневном присутствии и особенно о немногословности, хотя это уже не к барашку относится. Вот почему Эрика можно найти в первых рядах главных врагов барашка. Но я на него не обижаюсь. Мысль о том, что я стану любовницей кого-то другого, даже какого-то четвероногого, была для него невыносимой.
Немного истории. С тех пор как я заявила о своем намерении завести барашка, сразу же раздалось несколько протестующих голосов. Самыми активными были семьи Жуффа и Симон, не отступала от них и толстуха Наташа Лебрас, а голос молодого собственника по имени Ванда звучал чуть потише. Он жил надо мной, занимая половину апартаментов (другую половину занимала очаровательная Манон, живущая с Полем, но о них – отдельный разговор).
Кто такой Ванда? Я назвала его Вандой, потому что у него женоподобный ротик, похожий на рыбий[2], и я не хочу называть его настоящего имени, так как вся Франция его сразу узнает, это почти как помочиться в Париже возле какой-нибудь исторической стены.
Против меня объединились шесть человек, и иногда мне казалось, что они совещаются между собой. Однако это не так, в среде богатых людей нормой считается относиться друг к Другу безучастно, то есть никак. Буржуазная привычка, в чем-то даже милая, так как настоящие миллиардеры наносят удары в спину друг другу.
Я уже давно подметила, что все совладельцы недвижимости грешат тем, что нагромождают проблемы, строчат жалобы, задают риторические вопросы – в общем, занимаются ерундой. С момента моего заселения в дом на площади Вогезов у меня тоже скопились вопросы, которые мне так хочется задать, в частности, мадам Ревон. Мадам Ревон – это наша древность. Она редко спускается вниз, поскольку жизнь ее с возрастом стала совсем скверной, а она живет на самом верху, на третьем этаже главного корпуса, где нет лифта. Лифта у нас нет потому, что нельзя крошить исторические балки. А разве не для этого служит объединение совладельцев – искать тех, кто мог бы поменяться квартирами с пожилой дамой, чтобы облегчить ей жизнь? Кто бы решился на такое? Жуффа? Симоны? Американка? Я уж не говорю о молодой паре, живущей в двух смежных комнатах. Толстуха Наташа? Ха! Она и сама когда-нибудь не спустится, если будет поглощать пищу в таких количествах.
