– Роуз очень для нас важна, – даже говорит она в какой-то момент, так сильно преувеличивая, что даже Гарри этому удивляется. Гермиона продолжает улыбаться и кивать, пока Астория говорит. Малфой стоит рядом и молчит, выглядя совершенно не в своей тарелке, как будто ему хотелось бы быть сейчас где угодно, только не здесь. Гарри не может его за это винить, что о многом говорит, потому что обычно он всегда его за все винил.

Наконец Астория затыкается и заканчивает свое высказывание, обнимая их обоих по очереди. Гарри как раз обнимал ее в ответ, когда наконец заговаривает Малфой. Его голос звучит напряженно и скованно, а лицо совершенно мрачно, когда он просто говорит Гермионе:

– Мне… жаль.

И Гермиона просто пусто смотрит на него с секунду, а потом качает головой.

– Я не могу, – объявляет она внезапно, а потом поворачивается и идет вон из комнаты, игнорируя людей, которые пытаются с ней заговорить.

Гарри смотрит, как она уходит, и в нем медленно нарастает паника. Он оборачивается к Малфою и полусердечно бормочет:

– Спасибо, – и идет за ней из комнаты. Она далеко впереди, поэтому он идет быстро, чтобы догнать ее. Он нагоняет ее как раз у поворота к лифтам. Министерство закрыто на время похорон, и коридор совершенно пуст. Она начинает вызывать лифт, и он хватает ее за руку как раз в этот момент.

– Я не могу, – снова объявляет она, оборачиваясь, чтобы посмотреть на него. Ее глаза широко раскрыты, и она почти в истерике.

– Я закончила. Я закончила, Гарри, – ровно говорит она. – Просто скажи им, я не знаю, что мне нехорошо или что-то вроде… Я больше не могу.

– Гермиона, просто успокойся, хорошо, – мягко говорит он, но она закатывает глаза и смеется громким невеселым смехом.

– Успокоиться? Ты серьезно? Меня так тошнит от этого! Меня тошнит говорить с людьми и делать вид, что мне не насрать! – из ее пучка выбилось несколько прядей волос, и она резко убирает их со своего лица. – Им наплевать! Драко Малфою к черту наплевать, Гарри!

– Знаю, знаю, – быстро говорит он, стараясь ее успокоить, хотя на самом деле он думает, что Драко Малфою не наплевать. За все те годы, что он его знает, он никогда не видел его настолько серьезным.

– И я просто устала, – продолжает она, едва останавливаясь, чтобы вздохнуть. – Я не хочу быть здесь!

– Гермиона… – он останавливается, потому что не знает, что сказать. Она близка к истерике, и он знает, что она сейчас сделает что-то радикальное.

– И какой смысл? – спрашивает она, снова закатывая глаза и всплескивая руками. – Это все, ведь так?

– Гермиона… – снова пытается он, но она не позволяет ему продолжить.

– Нет! Разве ты не видишь, что происходит? – сердито спрашивает она. Ее глаза теперь сверкают, и она дрожит. – Все кончено! Это все! – она по-настоящему рычит от бессилия и тяжело опирается о стену. Она несколько раз сжимает и разжимает кулаки, а потом бьет ими о камни позади себя. – Этот гребаный мерзавец меня бросил!

Он смотрит в обалделой тишине, как она зажмуривается и снова открывает глаза. Она поднимает руки и хватается за голову, разъяренно глядя вниз, на пол, ее дыхание громко и тяжело. Он спрашивает себя, с собой ли у нее палочка, и думает, насколько опасно для них обоих, если она у нее все же с собой. Она, кажется, не в себе, и он видит, насколько тяжело ей держать себя под контролем, по тому, как она громко дышит и подрагивает от сдерживаемых эмоций.

Когда проходит, как кажется, миллион лет, он еще раз пытается с ней заговорить.

– Гермиона, все нормально, – говорит он так тихо, что сам себя едва слышит.

Она смотрит на него, и он ждет, что сейчас она разозлится на него. Но она этого не делает. Злость в ее глазах сменяется отчаянием, и он обалдело смотрит, как она наконец плачет. Как он знал, она за все время и слезинки не выронила, но теперь ее глаза наполняются слезами. Ее лицо несчастно подрагивает, и он знает, что она ничего не хочет меньше, чем расплакаться. Но точка невозврата прошла, и, когда она заговаривает, ее голос напряжен и ломается.

– Почему он это сделал…

Слезы наконец начинают течь, и она тяжело плачет. Она все еще дрожит и прячет лицо в ладонях. Он смотрит, как она бессознательно начинает скользить вниз по стене, и он подхватывает ее как раз до того, как она падает на пол. Он поднимает ее и тянет к себе. Она свободно падает к нему на руки и продолжает плакать в ладони, когда ее голова ложится ему на плечо. Она уже рыдает. Громко. Все ее тело уже не дрожит, а сотрясается, и он хватает ее за талию, просто чтобы убедиться, что она удержится на ногах. Он держит ее так неизвестно как долго, но наконец она убирает руки от своего лица и оборачивает руки вокруг его шеи так крепко, что ему кажется, что он не сможет вздохнуть. Она прячет лицо в его шее и долго продолжает истерически рыдать.

– Почему? – отчаянно спрашивает она, и ее голос так ломается, что он едва понимает. – Почему он это сделал?

– Это не его вина… – Гарри чувствует, как слова застревают в его горле, и он едва сдерживается от собственных слез, понимая, что он тоже сейчас может сломаться.

Она просто качает головой и продолжает рыдать в его плечо:

– Я не понимаю…

Он тоже не понимает. Он не находит в этом смысла, и не пытается искать. Это самое нечестное, что когда-либо случалось, и он не хочет верить, что это случилось. Но у него нет выбора, потому что, как сказала Гермиона, это все.

Все кончено.

– Пожалуйста, не заставляй меня снова туда идти, – отчаянно просит она, и он чувствует, как рыдания сотрясают все ее тело. – Я не хочу!

Он не заставляет, но знает, что у них нет выбора. Они должны вернуться. Они должны это закончить. Он несколько раз глубоко вздыхает, чтобы успокоиться, а потом отодвигается ровно настолько, чтобы она могла поднять голову. Она выглядит так беспомощно, что он едва может это вытерпеть.

– Ты должна, Гермиона, – тихо говорит он.

Но она качает головой, и ее губы дрожат, а слезы продолжают течь по ее лицу так быстро, как только возможно.

– Я не могу, – беспомощно говорит она, ее голос дрожит, как и все тело. – Не могу.

– Ты можешь, – он передвигает руки к ее шее и приподнимает ее голову. Он твердо смотрит ей в глаза и с каждой секундой все больше понимает, что теперь он должен быть сильным. – Ты можешь это сделать, – твердо говорит он ей. – Ты можешь все, ты всегда могла сделать все.

– Я не могу сделать это, – бормочет она, и ее взгляд тут же падает вниз.

– Ты можешь, – снова говорит он.

– Я недостаточно сильна…

– Ты самый сильный человек, которого я знаю, – и он говорит это серьезно. Она смотрит на него, и ее взгляд настолько жалок, напуган и юн, как будто она одиннадцатилетняя девочка, которая прячется от тролля в туалете.

– Я недостаточно сильна, Гарри, – говорит она так печально и отчаянно, что он чувствует, как его сердце еще больше разрывается. Он поднимает руку, чтобы вытереть ее слезы, а потом снова притягивает к себе, обнимая ее, когда она опускает голову и снова плачет.

– Я тебе помогу, – обещает он, и она беспомощно кивает. Он держит ее и позволяет выплакаться, и наконец он сдается и своим слезам. И долго они плачут вместе. И он не знает, сколько проходит времени и что творится вокруг.

Все остальное может подождать.

Он не знает, что делать, и не знает, будет ли все когда-нибудь в порядке. Он хочет пообещать ей, что угодно, но не может, потому что не знает. Поэтому он просто держит ее и позволяет ей выплакать все слезы, что ей нужно выплакать. И, может, он и не знает, что случится, но он знает одно.

Что бы ни случилось, он будет заботиться о ней. Всегда.

Он должен Рону это.

========== Глава 36. Джеймс. 6 марта ==========

Выпивка никогда особо не была лучшим для меня выходом.

Я ею наслаждался (естественно), но она никогда все эти годы не помогала мне принимать лучшие решения. Я вообще не так хорош в лучших решениях, с алкоголем или без: я до сих пор вытворяю всякое наитупейшее дерьмо. Ну и люди не врут, когда говорят, что алкоголь – это жидкая храбрость. Она точно заставляет вас делать вещи, на которые у вас обычно яиц не хватает, верно?