Шорохов больше не было. Опять темнота и тишина окружали ее, опутывая ее тело и сознание.
"Почему я не утонула? Почему вода не поглотила мое тело? Почему я еще жива? И зачем это?.."
Это было последнее что мелькнуло в ее спутанном сознании, а потом ее тело вновь пронзила страшная боль и она закричала, выгибаясь в дугу, молотя руками по стенкам своей тюрьмы и кричала, кричала...
Новое пробуждение не принесло ничего кроме боли и шума в разбитой голове. С трудом привстав, она поднесла к лицу руки, увидела свои грязные пальцы с обломанными ногтями и улыбнулась.
-Еще жива, странно.
Сказала она себе и тоненько засмеялась хриплым булькающим смехом.
- А вот и не умерла! Не умерла1 Не дождется!
Смех перешел в истерику, и теперь она смеялась, странно хихикала, корчила рожицы не переставая, пока не застонала от боли в поломанных ребрах. Несколько вздохов и почти нечеловеческие усилия, чтобы остановиться, сдержать рвущиеся из груди странные звуки, и одновременно борясь со страшной болью, которая рвалась наружу... Чтобы унять ее она стала биться головой о стальные прутья все сильней и сильней...
- Прекрати! Прекрати! Я больше не могу! - крикнула она из последних сил и отключилась.
Очнувшись, она увидела перед собой крысу.
Вода видимо ушла, так как на полу остались только несколько небольших луж. Рядом с одной из них и сидела большая крыса и с аппетитом ела размокший, превратившийся в грязную кашу сухарь. Спокойно доев все до последней крошки, она неторопливо направилась к расщелине в стене, из которой еще сочилась вода, и скрылась из виду.
Мужчина пришел под вечер. Он сделал несколько снимков, немного постоял рядом с ней, брезгливо смотря своими темными глазами из-под низко надвинутой на глаза шапки и, довольно кивнув, ушел.
За все это время она не произнесла ни звука.
Как только го шаги смолкли, в темных углах раздалось шуршание, и показалась большая крысиная голова. От ужаса она сильно закричала и крыса, напуганная ее воплями, тут же нырнула обратно в темень...
Свет в этот раз падал как-то странно: он высвечивал слабый круг света и лишь слегка разбавлял темноту у стен, а углы помещения были погружены во мрак. Вот из этого мрака и доносились шуршание, какая-то возня и слышался слабый, но становившийся все отчетливее писк. Потом из темноты вновь вынырнула крысиная голова. Одна голова, без тела, окруженная тьмой. Она выглядывала из темноты , шевелила усиками и двигала розовым носом, как бы принюхиваясь к чему-то.
Вскоре она осмелела и стала выбегать в освещенный круг, садилась и смотрела на нее круглыми черными глазками, изредка поводя носом и не обращая на ее жалкие крики никакого внимания.
Потом крыс стало две, а вскоре - пять.
Крупные, темно-серые с длинными голыми хвостами крысы приходили к клетке, нюхали пол в том месте, где еще недавно лежал сухарь, а потом подходили к решетке и внимательно разглядывали ее своими блестящими глазками.
Кричать она больше не могла. Все что у нее получалось - это слабо шевелиться. От собственного бессилия на глазах вновь навернулись слезы, но они не потекли. Впервые она стала плакать без слез....
Вскоре она стала их различать. Самая крупная была явно их вожаком. С рыжими подпалинами на серой шерсти и длинными белыми усами, которые возбужденно двигались, словно крыса принюхивалась, в надежде уловить исходящий от нее запах разложения. Каждый раз эта крыса подбиралась все ближе и ближе и однажды ткнулась холодным носом в руку. Преодолевая отвращение, онемевшая, она, собрав остатки сил, стала колотить кулаком и трясти прутья решетки. Зверь отбежал от нее на безопасное расстояние и смотрел оттуда с обиженным выражением на морде. Другие твари сгруппировались рядом со своим вожаком и неодобрительно заверещали, дергая голыми хвостами. Кажется, они не могли понять, почему их пир откладывается, и главное блюдо еще продолжает подавать признаки жизни.
С того времени они больше не приближались к ней близко, а просто подходили к клетке и останавливаясь с надеждой смотрели, когда же наконец смогут полакомиться чем-то более существенным и вкусным чем сухари...
Но к крысам она быстро привыкла. Кричать она уже не могла, лишь слабо шевелила рукой, но потом сил и на это уже хватало. И она просто сидела и смотрела на их серую копошащую массу и слушала их писк. Но с наступлением темноты, даже эти твари покидали ее . О том что скоро погаснет тусклый луч света ее возвещали шорох лапок по полу и затем словно по волшебству исчезал свет и она оказывалась одна в полной темноте, насыщенной удушающими запахами мочи, вонючей застоявшейся воды и плесени и странного шороха, который приближался к ней все ближе и ближе.
Она не знала, что это: ее воображение или реальная опасность. Но темнота за решеткой каждый вечер становилась для нее все более осязаемой. Чернота насыщенная вонью растекалась по всему помещению, заползала в самые маленькие щели , вытесняя свет. Она плотно окружала ее клетку и поглощала все кругом: звуки, мысли и даже воздух.
В эти моменты к самому горлу подступало удушливая волна и вскоре страшный спазм, от которого перехватывало дыхание и мутилось сознание, сковывал все ее существо и она силилась втолкнуть в себя хоть немного вонючего воздуха, и, задыхаясь, теряя сознание, проваливалась в кромешную тьму, которая тут же заполняла ее измученное тело ...
Вначале она заставляла себя , чувствуя ее приближение дышать ровнее и старалась побороть приступ, но это плохо ей удавалось и тогда она кричала и билась головой, раздирая на груди кофту. А потом от бессилия, теряя сознание, смотрела, как чернота поглощает ее всю без остатка.
Внутри она как будто раздвоилась. С одной стороны она видела себя, здесь, запертой в клетке с железными прутьями, грязную, потерявшую всякий человеческий облик, а с другой стороны - она находилась где-то далеко, там где нет решетки и много солнца. Иногда ей снились сны, а потом она вдруг обнаруживала, что не спит, а сидит с открытыми глазами и видит все наяву: синее небо, яркое горячее солнце и темно-зеленую густую траву...В такие моменты ей казалось, что она утрачивает рассудок и опасалась, что эти видения вызваны безумием, которое вызвало ее ужасающее, нечеловеческое состояние.
Потом она все чаще и чаще стала видеть себя как бы со стороны: маленькую грязную фигурку, заброшенную в ящик, похожую на сломанную куклу, ободранные стены, маленькое окно, пропускающее немного света и быстро сгущающуюся темноту, полную шорохов и непонятных звуков. Если налетал ветер, то в расщелинах что-то начинало гудеть и слегка потрескивать, как будто тот, кто приходил к ней по ночам силился что-то сказать.
Иногда она даже говорила с ним. И слушала его ответы, похожие на тоскливый вой которым оглашалось все помещение.
Или это была она сама?..
Если вначале она много плакала, но потом, когда слез больше не осталось, она валилась без сил, чувствуя, как рассудок покидает ее. И проваливалась в наподобие сна без сновидений, просто черный провал , из которого ее вырывал новый приступ боли и судорог или звук шагов...
