Уже совсем смеркалось, когда он подошел к калитке. Степа сидела на лавочке и как будто ждала его.
- Слушай, парень, - сказала она, не ответив на его приветствие, завтра с утра ищи себе другую избу, а лучше - вовсе уезжай отсюда. - Она была чем-то сильно испугана, так, что у нее дрожал голос.
- А что случилось?
- То, что я тебе говорила, вытянул ты-таки на себя что-то, догулялся!
Иван в недоумении пожал плечами.
- Ты с того пригорка сюда шел?
Иван посмотрел, куда указывала старуха, и кивнул.
- Я тебя сразу заметила, еще бы не заметить - за тобой от самого леса огоньки тянулись, только вот у околицы и пропали. Неужто не видел?
- Да ну вас, - махнул Иван рукой, - я спать пойду.
- Ты не маши, не маши! Неизвестно, чем это кончится для тебя, да и для меня тоже. Так что лучше съезжай завтра, очень тебя прошу. Не обижайся!
- Съеду завтра с утра, не волнуйтесь, - крикнул он, карабкаясь по лестнице.
"Совсем спятила старуха от одиночества, - думал он, залезая в мешок, - огоньки ей уже мерещатся".
Проснулся он от голосов внизу. Степа взволнованно говорила что-то, ей отвечал мужской голос, потом она засмеялась, потом вроде заплакала. Иван поднялся и, стараясь не шуметь, осторожно вылез на лестницу. В ярко освещенной комнате у стола сидел мужчина с портрета, моложавый, с усами, и, обняв Степу, успокаивающе гладил ее по спине. Иван нащупал спальник, рванул его к себе и стал спускаться. Мужчина поднял глаза, увидел его, крадущегося к двери, и подмигнул.
Схватив в сенях рюкзак, Иван выскочил на улицу и быстро пошел к правлению, туда, где по утрам останавливался автобус. Небо было закрыто плотными облаками, и избы и сараи по обеим сторонам улицы едва угадывались в темноте. Только впереди, у правления раскачивался на ветру, мигая, тусклый фонарь. Немного придя в себя, Иван решил, что испугался зря, что мужчина вовсе не такой молодой, как сразу показалось, а скорее даже старый, старее Степы, только похож необыкновенно на свой портрет. Тем не менее возвращаться было неудобно, придется остаток ночи провести на скамейке у остановки. Иван шел и думал теперь о том, какой одномерной и плоской жизнью чаще всего живут люди, не задумываясь о том, как глубоко нужно заглянуть в себя и сколько душевных сил приложить, чтобы появилась надежда на то, что мы не исчезнем бесследно в этом мире, что бы с нами ни случилось.