Обмотки... Интересно, кто, когда и в какой стране придумал эту деталь солдатского обмундирования? Получил ли автор гениального изобретения патент и достойное вознаграждение? Я присвоил бы этому человеку пожизненное право надевать обмотки в праздничные дни.
Сегодня, когда пишу эту страницу, я интереса ради заглянул в толковые словари. Дескать, как представляют себе обмотки ученые-лингвисты. И вот в одном из словарей вычитал такое высоконаучное определение, от которого пришел в восторг: "Обмотка - это то, что обматывается вокруг чего-либо".
Однако ж вернемся в далекое прошлое, в сорок первый год. Здесь, в запасном полку, толковых словарей у меня под руками нет. Впрочем, и без их подсказки соображаю: "что-либо", на что наматываются обмотки, - мои ноги. Притом на участке от щиколотки до колена. Это, так сказать, теория. Намного сложнее практика.
Начинаю наматывать снизу, по часовой стрелке. Виток за витком продвигаюсь вверх. Прижимаю обмотку к ноге плотно, но не слишком сильно, иначе нарушится кровообращение. Чтобы обмотки хорошо смотрелись на ногах, расстояние между витками должно быть одинаковым. Или, говоря языком механики, ход винта должен сохраняться постоянным. Заканчивается обмотка матерчатыми шнурками, которые надо по возможности надежнее завязать под коленом.
Моя обнова подверглась в роте самому тщательному обследованию. Ее осматривали, ощупывали, ей давали самые разноречивые оценки. Философ, например, сказал, что пилотка не к лицу мне, лучше подошла бы буденовка. Но, в общем, сошлись на том, что теперь я более или менее похож на солдата.
Затем мое обмундирование прошло осмотр в более узком кругу. В нем приняли участие только самые близкие друзья - Федоров и Фунин.
Федоров (перефразируя слова Тараса Бульбы). А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! И что за чудной обуток! Какую невиданную свитку напялил на тебя старшина Кокоулин!
Фунин. Пожалуй, Философ прав. Надеть Геннадию буденовку, посадить на хорошего скакуна, дать саблю в руки - и получится настоящий чапаевец.
Я (критически осматривая себя). Да, как будто ничего получилось. Только обмотки меня смущают...
Федоров. А что - обмотки! В гражданскую Красная Армия в обмотках и лаптях вон как громила беляков и всевозможных интервентов. У меня перед глазами стоит фото: на нем группа красных командиров, среди них знаменитый полководец Ян Фабрициус - в обмотках и с ромбами в петлицах.
Я. Спасибо, Дмитрий Михайлович, за моральную поддержку! Если уж Фабрициус в обмотках ходил, то мне и подавно нечего привередничать.
Фунин. Итак, наш Геннадий обмоток уже удостоился. Теперь ему осталось заслужить ромбы.
Федоров рассматривает мои обмотки в историческом аспекте, я и Фунин шутим на их счет, пользуясь сравнениями из физико-математических наук. Дескать, в высшей математике это пространственная спираль, в электродинамике - соленоид, в электротехнике - катушка самоиндукции...
В своих великанских ботинках чувствую себя великолепно. Тепло, ноги всегда сухие, никакая грязь не страшна. А от "самоиндукции" все-таки испытываю некоторые неудобства, хотя психологически и морально смирился с ней.
Во-первых, во время подъемов - особенно среди ночи по учебной тревоге - по сравнению с другими солдатами я оказываюсь в невыгодном положении. На ботиночные шнурки и обмотки требуется дополнительное время, и я еле-еле успеваю вовремя встать в строй.
Во-вторых, я раза два-три испытал неведомое мне дотоле "чувство падающей обмотки". Окажем, маршируешь по учебному плацу и вдруг чувствуешь: правой икре стало посвободнее. Значит, распускается "самоиндукция", разматывается, бессовестная! Внутренне напрягаюсь и гадаю: дотяну до перерыва или не дотяну? Нет, не дотяну - темп саморазматывания угрожающе нарастает. Приходится этаким виновато-просительным тоном обратиться к командиру:
- Разрешите выйти из строя! Обмотка размоталась...
Командир, конечно, разрешает. Но при этом бросает на тебя осуждающий взгляд. Дескать, у исправного бойца таких неполадок не должно быть.
А для взвода, для роты это происшествие - всего лишь забавное приключение, повод развлечься и посмеяться. Надменные сапоги-аристократы не очень-то склонны посочувствовать плебейкам-обмоткам.
Больше всех над моей полутораметровой обновой потешался Итальянец. Но вот с ним самим приключилась беда: вдрызг разорвал о колючую проволоку свои резиновые сапоги. Окончательно расквасились и кирзы у Стуколкина. А родные у них живут довольно далеко. Пока дойдут туда письма да пока придут посылки, побольше недели ждать придется. И старшина выхлопотал им обоим ботинки с обмотками.
Появилось по нескольку обмоточников и в остальных ротах. Но и после этого наш чалдонбат пока что остается чалдонбатом и не производит неотразимого впечатления на местных красавиц.
Мой первый сабантуй
"А кому из вас известно, что такое сабантуй?" - спрашивает многоопытный солдат Василий Теркин новичков из пополнения. И предподносит им собственную классификацию сабантуев. Бомбежка - малый сабантуй, минометный обстрел средний, танковая атака - главный.
Война присвоила многим общеизвестным словам новые смысловые значения. "Катюши" - реактивные минометы, "славяне" - пехота, "фриц" - фашист, гитлеровец, "второй фронт" - американская тушенка, "сидор" - вещмешок, "сабантуй" - некая неожиданно возникшая человеческая толчея, шумная кутерьма, переполох...
Мне кажется, что повсеместное распространение этих неологизмов происходило разными путями. В одних случаях удачная находка из какого-то очага совершала победоносное шествие по дивизиям, армиям и фронтам, растекалась по госпиталям и запасным частям, подхватывалась военными корреспондентами. Видимо, такой путь ко всеобщему признанию проделали, например, "катюша" и "второй фронт".
Другие же крылатые слова где-то бытовали и прежде. Но только в годы войны вышли на всесоюзную арену. Один старик уверял меня, что он в молодости, еще в конце прошлого века, с "сидором" за плечами ходил на сезонные работы.
Вошли новые слова в наш лексикон и прочно обосновались в бытовом разговоре, в литературе. Но каждый из нас тот или иной неологизм услышал впервые при каких-то конкретных обстоятельствах, в какой-то определенный день. Когда именно?
Я пробую решить эту задачу для себя, обращаюсь в прошлое. Иногда получается, но чаще всего - нет. Удалось вспомнить, как в то время мой словарный запас дважды обогатился новыми понятиями, впоследствии ставшими широкоизвестными.
Первая ночь в казарме. Укладываемся после отбоя на отдых. Старшина предупреждает:
- "Сидоры" в ногах не ставить! Спихнете ночью - весь барак разбудите. Устраивайте "сидоры" в головах.
...Конец октября, я уже несколько дней отщеголял в обмотках. В бараке стоит дружный храп. У входа желтушно светится 25-свечовая лампочка. Сидя за столиком, героически единоборствует со сном дневальный. Из поселка доносится пение вторых петухов...
И вдруг это сонное царство взрывает зычный голос вбежавшего в барак дежурного по полку:
- По-о-дъ-е-ом! Тре-во-о-га!
Нары приходят в движение. Нары скрипят. Нары натужно сопят. Нары недовольно ворчат. Нары торопятся, как на пожар.
Удивительное дело: не прошло после побудки и минуты, а старшина Кокоулин уже на ногах. Или он действительно умеет так молниеносно одеваться? Или, хитрец этакий, знал о предстоящей тревоге и спал не раздеваясь? Так или иначе, он уже снует вдоль нар и подгоняет отстающих:
- Давай, давай, Пьянков! Нажимай на вторую обмотку. А ну-ка, Анкудинов! Если готов, так быстренько-выметайся, не мешай другим. Стуколкин! Что там копаешься, как дедок в омшанике?
Вот уже к выходу мчатся наиболее прыткие солдаты. На ходу они ловко выхватывают из пирамиды свои винтонки . Команда "Становись!" застала Итальянца и меня на пороге казармы. Последний рывок - в спортивном беге это называется спуртом, - и мы на своих местах. После команды "Равняйсь!" выбежавшие из казармы уже зачисляются в опоздавшие. Они просят разрешения встать в строй. Среди них оказался наш третий "обмоточник" Стуколкин.