В Унече из нашей команды призвали нескольких человек - врача, младших и средних командиров. Остальных отправили дальше, туда, где обстановка поспокойнее. В Унече, как и в других районах, вдруг оказавшихся прифронтовыми, военкомат не мог охватить, переварить массу призывников - и своих, и нахлынувших с запада.
В Брянске наша команда, порядком истаявшая в пути, хотя и не была призвана в армию, но все же получила конкретную задачу. Нас включили в охрану эшелона с оборудованием какого-то завода.
Погрузка эшелона, по всему видно, происходила в ужасной спешке, так сказать, вчерне. Некоторые станки и огромные ящики-контейнеры оказались в рискованно-неустойчивом положении и при резком торможении поезда могли сорваться со своих мест. Часть заводского имущества, детали машин и металлические заготовки, лежала на платформах навалом и россыпью. Двое суток мы крепко поработали, прежде чем отправиться в далекий путь. Переставляли, перекантовывали, прикрепляли веревками и проволокой. Сколачивали новые ящики и загружали их наиболее ценными деталями.
Во время частых остановок в пути нас осаждали сотни беженцев. Сдерживать их напор было сложнее, чем передвигать с места на место многотонные станки и контейнеры. Очень скоро начальник эшелона своей властью разрешил нам в ограниченном количестве принимать попутчиков, хотя это и противоречило полученным в Брянске инструкциям. Все мало-мальски свободные места между станками и ящиками заняли женщины и дети. Каждая из платформ напоминала цыганский табор, на трансмиссиях развевались сохнущие пеленки...
На узловой станции Грязи в Воронежской области нагнали эшелон с эвакуированными, среди них оказалось много семей работников того самого завода, оборудование которого мы сопровождали. Заводское начальство произвело пересортировку: всех, имеющих отношение к заводу, собрало вместе, а случайным попутчикам предложило перейти из нашего эшелона в соседний. В числе посторонних оказались и десять человек из могилевской команды. Завод перебазировался в глубинный сибирский городок, и везти туда имело смысл только тех, кто будет там работать.
Наш новый эшелон со станции Грязи повернул на юго-восток, и через сутки всех беженцев выгрузили в Березовском районе Сталинградской области. Мы, могилевчане, попали на хутор Кудиновский, в колхоз "Стена коммунаров", и с ходу включились в уборку урожая.
В колхозе я проработал около месяца. Научился запрягать волов и лихо понукать их: цоб-цобе! Приходилось работать даже на верблюдах. Был возчиком, грузчиком, работал на молотилке, убирал подсолнух и горчицу, неделю пробыл на полевом стане в десяти километрах от Кудиновки...
Лишь только я очутился в колхозе, сразу же написал жене по трем условленным между нами адресам - в Ленинград, Москву и Ульяновск. Наша дальновидная механика сработала безотказно. Хоть в одном случае мы оказались предусмотрительными! В ответ на мой запрос Центральный московский почтамт переслал мне письмо Аси. Она писала, что ее госпиталь, приняв в прифронтовой зоне раненых, перебазировался на Урал. Точнее - в Свердловскую область. В том же письме был официальный вызов на мое имя.
В то время приписанным к определенному месту беженцам, впрочем, как и всем остальным гражданам, разъезжать без особых надобностей не разрешалось. Но если эвакуированный заявлял, что дальняя поездка необходима для воссоединения семьи, ему шли навстречу. Так что из колхоза и Березовского района меня отпустили без особых проволочек. Получил я проездные документы, в которых именовался не беженцем, а переселенцем, выдали мне отличную характеристику о работе в колхозе и сухой паек на семь суток. Полевая бригада устроила мне теплые проводы. Распрощался я со своими спутниками-могилевчанами и колхозниками, с волами и верблюдами - и напрямик по степи зашагал к ближайшей станции. Крутится жизнь кинолентой.
Башне, рожденной в труде,
Окаменевшей легендой
Жить на уральской гряде.
Степан Щипачев. Невьянская башня
Призван в Невьянске
Кировград получил свое нынешнее название всего за пять до начала войны. Поэтому в сорок первом многие уральцы еще называли его по-старому: Калата.
Этот город известен своим крупным медеплавильным комбинатом. Когда я приехал на станцию Ежевая, то увидел на горизонте высоченные заводские трубы с желтовато-рыжими "лисьими хвостами". Дело в том, что в медных рудах обычно содержатся добавки соединений серы. А противодымные фильтры в ту пору были еще далеки от совершенства.
Кировградцы и до войны жили не ахти как просторно.. А сейчас пришлось уплотниться до предела. Даже сверх любого мыслимого предела. Не считая сотен семей стихийно и в плановом порядке прибывших эвакуированных, здесь разместились госпиталь и вывезенный с запада завод.
В магазинах - хоть шаром покати; все самое необходимое - по карточкам; на рынке - умопомрачительные цены. Особенно на хлеб и картошку, на теплую одежду и обувь, на курево и спирт.
С трудом привыкаю к внешнему виду жены. На ней гимнастерка, шинель, пилотка, кирзовые сапоги. В петлицах - шпала. Ася возглавляет одно из отделений госпиталя, уже вовсю делает операции. Работает много. С утра и до позднего вечера, без выходных. Часто дежурит по ночам. Живет Ася в небольшом частном домике на городской окраине. Рядом тайга. Хозяйка - Пелагея Андреевна Уфимцева - женщина добрая, участливая, тактичная.
Прописываюсь, становлюсь на воинский учет, оформляюсь на работу. В средней школе до зарезу нужен преподаватель математики в старших классах, и моему появлению здесь очень обрадовались. Правда, военнообязанный, без брони работник не ахти какой надежный. Но в таком положении сейчас подавляющее большинство мужчин.
Итак, уже на третий день после прибытия в Киров-град я знакомил старшеклассников с основными теоремами стереометрии и выводил формулу суммы арифметической прогрессии. И закружилось-завертелось колесо школьной жизни. В две смены уроки, классное руководство, педсоветы, собрания, политинформации, методические совещания, субботники и многое другое.
В конце сентября в горняцком поселке Лёвиха состоялось методическое совещание учителей нашего района. На секции математиков я сделал доклад: "Геометрические задачи на построение в 8-10 классах". На этом моя кратковременная педагогическая деятельность на Урале закончилась. Дома меня ждала повестка из военкомата.
Наш райцентр - старинный уральский город Невьянск. Долгое время он был столицей обширных владений известных горнопромышленников Демидовых. В 1702 году они построили здесь свой первый "железоделательный" завод. До сих пор сохранилась Невьянская дозорная "падающая" башня, о которой и ныне рассказывают немало легенд и былей. В местном краеведческом музее можно увидеть образцы редчайшего минерала - невьянскита.
Однако все мои вынужденные путешествия за последние месяцы складывались таким образом, что для ознакомления с местными достопримечательностями у меня не было ни времени, ни настроения.
Я надеялся попасть в артиллерию, хотел стать зенитчиком. Но, оказалось, Невьянский военкомат в этот день направлял в запасные полки только пехотинцев и лыжников. Так что у меня выбор был только между этими родами войск. На вопрос, умею ли ходить на лыжах, я ответил утвердительно.
У двери указанного кабинета стал в очередь, состоящую из моих будущих однополчан. И скоро предстал перед лейтенантом и пожилым писарем. Лейтенант забрал у меня мой "серпастый-молоткастый" и военный би, писарь старательно, каллиграфическим почерком, выписал квитанцию на забранные документы и занес меня в список. Лейтенант скомандовал:
- А сейчас - в парикмахерскую. Следующий!
Парикмахерская оказалась рядом. На военкоматовском дворе стояло несколько табуреток и около каждой из них орудовал машинкой самодеятельный стригаль из самих же призывников. В углу двора возвышалась внушительных размеров копна уже снятых волос.
Парень с засученными рукавами безжалостно прогнал на моей голове, так сказать, вдоль Пулковского меридиана первую полосу. И я всеми фибрами души ощутил, что, говоря языком физиков и химиков, перехожу из одного агрегатного состояния в другое - из штатского в военное.