— Ты сможешь это сделать, — прошептала она, и несмотря на боль, которая срикошетила по моей груди, я знал, что она была права. Я мог это сделать. Я пройду через это.

Другого выбора у меня не было.

* * * * *

ХАРЛОУ

Я бы не обвинила его, если бы он хотел напиться до беспамятства. Черт, я хотела этого.

Но он не выпил ни капли. Даже когда его друзья, включая Джесси, утонули в янтарной жидкости бурбона, Хит не взял ни капли алкоголя в рот.

— Я совершаю глупости, когда пью, — напомнил он мне с сожалением.

Родители Арми провели поминки в доме его бабушки и дедушки в Беллфлауэре. Старый дом из дерева и камня заполнили до отказа близкие друзья Арми и группы. Хит проводил много времени с семьей Арми, говорил о старых временах и сумасшедших вещах, которые он совершил. Он смеялся своим заразительным смехом, но тот не касался его глаз. Внешне он был открытым и сильным, а внутри он рассыпался осколками.

Гораздо позже, когда солнце стало клониться к закату, он нашел меня на крыльце. Его лицо было печальным.

— Мне нужно убраться подальше от всего этого, — прошептал он.

Мы стояли в сумерках, не говоря ни слова, пока вместе не вернулись к нему домой.

Он стоял в полумраке своей комнаты, опустив плечи и спрятав лицо в ладонях. Он был так красив в брюках и черной рубашке. Кольцо с черепом на левой руке блестело в тусклом свете.

— Мне, наверное, стоит уйти? — спросила я. — Хочешь побыть один?

Он посмотрел на меня с разбитым сердцем. Боль исказила его лицо, и он покачал головой.

— Нет. Прошу, не уходи.

Я повела его в ванную, и мы вместе залезли в нее. Свечи горели на фарфоровых подставках. Я сидела позади него среди пены, а он, откинувшись на меня, положил голову мне на плечо.

— Я не знаю, куда дальше двигаться.

— Вперед, — сказала я.

— Я знаю. Я просто не знаю, как мы это сделаем.

Я осторожно погладила его голое плечо. Оно было скользким от воды и пены.

— Просто ставь одну ногу перед другой. День за днем.

На мгновение он замолчал. Затем его голова расслабилась на моем плече, и он пробежался пальцами по своему лицу.

— Я чувствую, будто потерял правую руку и не знаю, как группа выживет без него. Сегодня я разговаривал с ребятами, и мы не знаем, стоит ли продолжать дальше.

На мгновение я задумалась, пока мои пальцы бегали по его мускулистым рукам.

— Группы продолжали существовать, после смерти одного из членов. Металлика. AC/DC. Avenged Sevenfold. Оззи продолжил после смерти Рэнди.

— Но некоторые нет. Посмотри на Led Zeppelin.

Я обернула руки вокруг его широкой груди и крепко сжала.

— Я не уверена, но думаю, что они не принимали важные решения в ночь, после похорон своего друга.

Я почувствовала, как он закрыл глаза, и впервые за эти дни расслабился.

— Ты права. Еще слишком рано.

Его сильные пальцы обернулись вокруг моего запястья, и он вздохнул.

— Как ты думаешь, куда мы уходим? Когда умираем? — спросил он.

— Я не знаю. Мне нравится идея реинкарнации, что все мы получим еще один шанс. Но в то же время, мне нравится думать, что наши близкие ждут нас, когда приходит время уходить.

Он сделал глубокий вдох, чтобы контролировать свои эмоции, но его голос надломился, когда он спросил:

— Как ты думаешь, где находится Арми?

Я почувствовала, как он дрожит, и немного крепче его сжала.

— Где-то с Хендриксом, Рэнди и Даймбэгом, — прошептала я, касаясь губами его уха. Затем мы вытерлись полотенцем и плюхнулись в кровать. Без слов он притянул меня в свои объятия и прижал к своему теплому телу. Своими большими руками он обхватил мою челюсть и поцеловал меня.

— Прошу, — прошептал он в темноту. — Только на сегодня... последнюю ночь... пожалуйста, дай мне сделать это правильно.

В мгновение он перекатил меня на спину и оказался между моих ног. Без колебания он толкнулся в меня и из него вырвался вздох, когда он прижал свои бедра к моим.

Он не торопился, его руки прошлись вдоль моего тела, его губы нежно ласкали мои, пока он целовал меня так глубоко, что я могла почувствовать это душой.

Тени плясали на потолке и на стене ванной, когда мы перешли к нашей идеальной симфонии.

Здесь не нужны были слова. Мы были только двумя телами, двигающимися вместе в темноте. Отчаянно пытающимися найти облегчение от боли. Находя какую-то короткую передышку через наше физическое удовольствие. Мы вздохнули, наше дыхание было глубоким и ленивым.

Иногда, в течение первых часов, он впадал в глубокий и спокойный сон. Тень от его красивых длинных ресницах падала на его щеки, и его тело расслаблялось в кровати. Но он не выбрался из моих объятий. Если я пыталась от него отодвинуться, то он только притягивал меня ближе.

Где-то в эти беспокойные ночные часы все стало ясным. Глядя на его прекрасное лицо, все исчезало и становилось совершенно неважным.

Единственное, что имело значение, это то, как он относился ко мне. И он любил меня. Я знала это. Это было в каждом его взгляде, в каждом слове, в каждом прикосновении... и я повернулась к нему гребаной спиной, когда это, действительно, было простительно. Он не хотел причинять мне боль. Это был большой проеб, и пришло время двигаться дальше.

Я не готова жить без него ни минуты больше. Он был моим. А я была его. Всегда была. С того момента, когда он спрыгнул со сцены и спросил мое имя.

Я любила его.

Целиком.

И простила его.

Совершенно.

Я. Была. Его.

Впервые за день он расслабился в глубоком, спокойном сне. Его тело было теплым, когда он прижимался ко мне, и его тяжесть была успокаивающей.

Я задумалась, стоило ли мне разбудить его и сказать, что я подумала, мы должны быть вместе. Если было еще не поздно. Если я не оттолкнула его слишком далеко.

Но он выглядел таким истощенным, даже во сне. Ему нужно поспать. Отдохнуть его замученному разуму. Я скажу ему завтра. Скажу, как сильно люблю его. И что мы принадлежим друг другу.

— Я люблю тебя, — прошептала я тихо в темноту.

Его тело было теплым рядом со мной, и я ощущала себя более цельной и в безопасности, чего не было уже долгое время.

Сон пришел, когда лунный свет исчез из комнаты и отправил меня в темноту. Мое тело, наконец, расслабилось, и я провалилась в глубокий и крепкий сон.

Когда я проснулась, солнечный свет согревал комнату своим светом, проникая сквозь занавески. Я моргнула, пока мой разум медленно приходил в себя. Я потянулась к нему, но обнаружила только пустое место в кровати рядом с собой.

Я была одна.

Хит исчез.

Он оставил записку на прикроватной тумбочке.

Если бы я остался, то никогда бы не смог отпустить тебя. Я знаю, что ты права. Нам лучше быть друзьями. Спасибо, что помогла мне обрести мир. Прощай моя Х-бомба. Твой друг, Хит.

Я застыла и перечитывала ее несколько раз, пытаясь переварить это. Пытаясь осмыслить его слова. Это было прощание. Хит отпустил меня.

И это было последней гребаной вещью, которую я хотела.

Но чего я ожидала? Я отталкивала его. Я провела последний месяц, говоря ему, что никогда не смогу его простить. Говоря ему, чтобы он оставил меня в покое. Потому что мне было больно, и я была зла... черт побери... что за чертова путаница.

Я не хотела плакать, но сделала это. Потому что он ушел. И это я заставила его сделать это. Я убедила его, что нам лучше быть друзьями. И теперь он поверил в это. Потому что я была молодой и тупой, с большой занозой в заднице.

Прошлая ночь была его прощанием.

Я откинулась на место, где он недавно спал. Его запах остался на простынях. Теплый и чистый. И знакомый запах вызвал очередной приступ слез, и я прижала подушку к лицу, чтобы заглушить свои всхлипы.

Что. Я. Наделала?

Я хотела позвонить ему. Сказать, что была неправа. Что я облажалась. Что я все еще сходила по нему с ума. Что не хотела возвращаться в Джорджию в свою сраную, дерьмовую жизнь. Что мой дом был... блять, мой дом был там, где находился он...