- Паненке понравились картинки?

До Терезки не сразу дошёл смысл сказанного. Старенький настоятель молча стоял рядом, кротко взирая на молодого человека.

Как только Терезка поняла, что её подозревают в праздном разглядывании книжных прикрас, гнев новой волной, как накануне, ударил ей в голову. Тереза забыла, что находится в храме, она подняла хорошенькое светлое личико, глаза её презрительно сощурились и упёрлись в незнакомца:

- Картинки? - зазвенел в пустой церкви её голос. - Вельможный пан любит книжки за картинки?! - А я не знаю, есть ли в этой книжке картинки, - я искала не их, а мудрые слова! Вот! И нашла!

Ксёндз Матеуш, умильно глядя на Терезку, открыл было рот, хотел сказать что-то, но незнакомец опередил:

- Паненка ведает грамоту? - Он подошёл к поставцу, чтобы лучше разглядеть книгу. - Да она на латыни! Дитя, ты ведаешь латынь?

- Ха! - сказала Терезка, - я говорю по-польски и по-немецки, свободно читаю кириллицу и веду счёт. И выучилась я этому, пока кто-то листал картинки в книжках!

И она, не дожидаясь ответа, стремительно ушла из молельни такой походкой, какой умела ходить только она, когда была возмущена. Её нарядная юбочка тугим шелестом оборок подтвердила: да, возмутительно! Молодой человек засмотрелся ей вслед, а потом обратил к настоятелю удивлённое лицо:

- Не ожидал встретить здесь такую умную девушку.

- Она не местная, - ответил добрый старик. - Это сестрица бедного батлейщика, сирота. Живут по дорогам. Я буду опекать их до Новоградка.

- Девушка-сирота столь учёна?

- Исключительно своими талантами. Необыкновенно способное дитя. Если бы она ходила не в юбке, любое отечество могло бы гордиться столь разумной головой.

- Девушка поедет с Вами, святой отец?

- Да, и её многочисленная семья: старшие и младшие братья, и маленькая сестрица, тоже премудрая.

- С вашего позволения, я поеду с вами, пан Матеуш - сказал посыльный от новоградского дистрика Константин Тополя. Он передумал выезжать вперёд.

Константин вызвался съездить вестовым (дорогу оплачивал дистрик), в этот далёкий и дикий, как ему казалось, край. Сам он жил в Понемонье - в сердце литовских земель, густо застроенном городами и местечками, где деятельно бурлила политическая и торговая жизнь. Поднепровье имело свою дорожную сеть, свои торговые пути по великой реке, которая ошеломила молодца своей мощью. Здесь люди больше связаны с Могилёвом, Любечем, Черниговом и Киевом, чем с центральными районами Великого княжества: тем же Новогрудком, Гродно и столичным Вильно. Литвины называли местных: русы, не отделяя, но признавая за этими землями исконное право жить по своему разумению. Пустынный лесной край с немногочисленными крпостцами Речицей, Лоевой Горой, Любечем называли ещё Понизовьем, или Низом - считая по течению Днепра.

Константина потянула сюда страсть к перемене мест. Он устал от бед, свалившихся на его голову в последние годы, и хотел оторваться от работы, посмотреть мир. Сдав экзамен на мастера, он получил право вандровки - путешествия, но поехал сразу не на просвещённый запад, а, сначала, почему-то, - на восток. Сам себя оправдывал, что неплохо бы заглянуть на дальние окраины Великого Княжества, разведать, как доходит туда грамота, закладываются ли типографские мастерские? Но оказалось, мастерских своих тут по-прежнему нет, да и учёных людей гораздо меньше. Так что правильно мечтает ксёндз Матеуш о местной школе, такой, как при новоградких братствах*, - пусть подрастают грамотеи, которым понадобятся мудрые книги!

"Подумать только: как повела бровями, как оскорбилась! У-уф!" - размышлял Константин, вспоминая светлоглазую девушку в храме. И эти длинные соболиные брови, сведённые вместе, рисовались и рисовались у книжника Тополи перед глазами.

***

Настоятель Матеуш проследил, как бережно улаживают в тарантас дорожные припасы и гостинцы, приготовленные его монастырской братией.

Подождал, пока заберутся девицы - Тереза и Зося. Проводил глазами Букавецких, разместившихся в открытой повозке. И, опёршись об руку Тополи, залез в тарантас, позвав за собой молодого вестового, о котором успел узнать, что он - образованный книжник, сын новоградского ювелира, и знаком лично с книгоиздателем и проповедником славным Сымоном Будным*, которого считает своим наставником. Ксёндз Матеуш надеялся, что в обществе молодых и грамотных людей, таких, как Константин и Тереза, ему не покажется скучной долгая дорога.

В десяти верстах от Речицы сделали первую остановку. Лошади всё время шли против ветра: сурового, ледяного.

Константин, улыбаясь, выпрыгнул из нагретого тарантаса на холод.

Он давно уже не вел такую интересную беседу. Терезка с жадным вниманием слушала его, задавала вопросы, один умнее другого, и в глазах её светился интерес и понимание.

Константин ни разу не встречал такой пытливый ум в хорошенькой девичьей головке.

Маленькая Зосечка вела себя вежливо, но, по отдельным словам, чувствовалось, что и младшая девочка очень неглупа. Но дорога сильно утомила сестриц, обе разрумянились, стали прикрывать глазки, и ксендз Матеуш сказал, что паненки могут устраиваться спать на узлах с поклажей.

Константин решил пообщаться с братьями Букавецкими, рассчитывая и в них найти людей интересных. Он прохаживался вдоль дороги, улыбался приветливо, подошёл к Владиславу: отроку лет восемнадцати. (На самом деле, Ладусю шёл шестнадцатый год).

- Прошу, пан! - как-то неопределённо махнул рукой тот в сторону ракитовых кустов. Константин отошёл и не успел оглянуться, как парень схватил его за грудки, с неожиданной силой притянул к себе, и зло прошептал:

- Только тронь её, убью!

Константин опешил от неожиданности.

- Кого? - растерялся он.

- Сестру! - держал, не отпускал от себя злой парень.

- Терезу? Я?! - возмутился вестовой. - Ополоумел, малый?! Убери руки, дубина! - заявил он голосом, выдавшим его заволанье*.

Ладусь послушался, отступил.

- Ты, неотёсанный, ещё сунешься ко мне - я не посмотрю, что ты её брат: сточу на веретено! Ишь, додумался?! - Константин в своё время прошёл суровую школу ученичества. Будучи юным подмастерьем сам бывал бит и вышколен старшими мастерами. Всё это казалось, давно забылось, но сейчас всплыло в памяти, и Тополя по всем правилам повёл наступление на строптивого братца.

Владислав поперхнулся от его тычка, поплёлся к повозке, решив про себя, что этот злодей будет похитрее прочих и, значит, заслуживает только смерти! А молодой вестовой покрутил головой от возмущения: ну и лихой выросток!

"Ну что же, Константин, - подумал книжник, - разве не знаешь, каково приходится одиноким девушкам, если нет рядом заступника?" И тут же он решил, что, в принципе, парень просто хорошо делает своё дело: бережёт красавицу сестру а, значит, надо постараться не ссориться с ним. И ещё Тополя подумал, что девушка действительно необыкновенно мила, умна, и смотреть на неё радостно: вся она, как солнечное утро. На следующей короткой остановке, ближе к вечеру, когда до крепости Горваль, в которой решили остановиться на ночлег, оставался один переход, Константин сам подошёл к Ладусю. Приказал строго: "Отойдём!" - и увёл прочь с дороги.

- Владислав Букавецкий, - сказал он с нажимом. - Я советую тебе научиться разбираться в людях. Здесь твоя сестра под опекой святого человека - ксендза Матеуша, и под моей опекой. А я тоже не последний в своём городе, и честь имею!

Ладусь хмыкнул пренебрежительно. Он этой осенью стал входить в силу и совершенно обнаглел.

- Пан женат? - спросил Ладусь как можно более небрежно.

- Я вдовец.

- Давно?

- Жена умерла полтора года назад. Осталась дочка.

- Жениться, значит, не торопишься? - прищурился Ладусь, став похожим на Терезу.

Константин шумно вздохнул от такой наглости. Он тоже был горяч и теперь только ждал причины наказать этого...