- Ну, хорошо… – с сомнением в голосе произнёс врач, пристально взглянув на меня. Я порадовалась тому, что так и не сняла мангалсутру, настолько привыкнув к ней, что воспринимала её частью себя. Да и синдур оставался в проборе – я не успела принять душ, поэтому об изменении моего статуса догадаться по внешним признакам было невозможно.

- Тогда я приготовлю документы для выписки и рекомендации по питанию и образу жизни, а также документы на оплату. В течение получаса их вам занесут. Если почувствуете недомогание, обращайтесь. – Дождавшись моего согласия, доктор неспешно покинул палату, оставив меня одну.

Задумавшись о своём положении, я меряла шагами небольшую комнату. Остановилась перед зеркалом и впервые коснулась рукой своего живота, пытаясь вслушаться в свой организм, который уже был не только моим. Где-то там зрела новая жизнь. Малыш. Или малышка. У меня никак не получалось сконцентрироваться на насущных проблемах, радость оттесняла все попытки сосредоточиться на тяжести моего положения – разведённая с ребенком. Липкий страх попытался прорваться сквозь пелену радости, когда я представила, как отреагируют мои родные на такие новости, но бессильно опал, не сумев зацепиться за поющую от счастья душу. Почему-то перед внутренним взором встало лицо папы, радостное и счастливое, совсем, наверное, как моё сейчас. Я взглянула на своё отражение ещё раз и внезапно абсолютно чётко поняла – всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо, с Арнавом… или без него.

Я вздёрнула подбородок и сжала губы, с прищуром глядя на себя, – теперь у меня есть ради кого бороться, мистер Райзада. И вы ответите мне на все мои вопросы, которые я не смогла задать вам вчера. И к чёрту ваш контракт! Вы – мой муж, вы любите меня, а я люблю вас. Я не позволю запросто перечеркнуть наши судьбы. Вчерашнее помешательство, когда я разозлилась настолько сильно, что не смогла ничего предпринять, чтобы расставить все точки над i, сегодня и сейчас казалось детским и нелепым.

- Гормоны, – буркнула я хорошо известное по беременности Анджали словечко, оправдывая собственное бегство из Шантивана. Если уходить, то уходить надо красиво, с музыкой! В стиле Кхуши Кумари Гупта! Даже если она больше не Сингх Райзада. – Дурная голова! – проворчав необидное ругательство, стукнула я себя по лбу, вспомнив, что снова не прочитала контракт и не взяла свой экземпляр с собой. Ничего… всё образуется. Руки уютно устроились на животе, скользя невесомыми поглаживаниями, передавая мою любовь крохе внутри. Всё образуется…

Арнав.

- Арнав, что ты творишь?! – прошипел мне Аман, объявив перерыв в совещании на пятнадцать минут. Незаменимый помощник так разнервничался, что назвал меня по имени. Хотя это право я дал ему давно, но он так ни разу и не воспользовался им, подчёркнуто официально обращаясь ко мне даже наедине. Собственно, причины для его недовольства я понимал – трижды ошибиться в имени мешка с деньгами, готового инвестировать в совместную индийско-итальянскую коллекцию, было вопиющим случаем. Особенно для Амана, радевшего за интересы компании больше, чем за личный карман.

Я раздражённо хлопнул раскрытой ладонью по столу. Родной кабинет немного привёл меня в чувство ароматами кофе, которого я сегодня употребил не менее пяти кружек.

- Этот мистер мешок с деньгами не представился сегодня, поэтому не удивительно, что я забыл его имя!

- Мистер Райзада, я сегодня утром оставил вам краткий отчет о данном инвесторе. Имя, стандартные данные, организация, вид и сумма возможного вложения в коллекцию. Вы смотрели его? – в голосе Амана сквозило удивление. Я нахмурился, не желая признавать свою неправоту. Всё правильно Я никогда не позволял себе являться на важные встречи неподготовленным. Никогда, до сегодняшнего дня. Я чувствовал себя абсолютно расфокусированным. Казалось, способность сосредотачиваться ушла от меня вместе с Кхуши.

Ну вот, опять. Я недовольно поморщился. Всё в моём сузившемся до её имени мире раздражало своей бесполезностью. О чём бы я ни думал, что бы ни пытался сделать, любая мелочь заканчивалась её именем, образом, глазами. Сердце холодил оставленный Кхуши конверт, за какой-то надобностью спрятанный во внутренний карман пиджака. К чёрту всё.

Я взял со спинки кресла пиджак и пошёл к выходу.

- Я домой, Аман. Совещание проведёшь ты. Все встречи на сегодня отменить, я в офисе не появлюсь. – Приостановился перед зеркалом, оправляя пиджак и глядя на удивлённое выражение лица своего помощника. Впрочем, буквально несколько секунд – и передо мной снова бесстрастный, как робот, Аман. Надёжный, честный, преданный.

- Будет сделано, мистер Райзада, – донеслось мне в спину, и я вышел из кабинета, чувствуя острую необходимость остаться одному.

Сев в автомобиль, я задумался, определяя место, где с большей вероятностью будет такая возможность. Казалось бы, сад мамы либо же собственная квартира были лучшими вариантами. Но, заведя двигатель, неожиданно для себя я повёл автомобиль к Шантивану. Мне хотелось быть там, где совсем недавно была она. Хотелось остановить время и распознать природу непонятного зуда – словно я что-то забыл, – пробивавшегося сквозь усталую тоску по своей жене. То есть по Кхуши… Я усмехнулся играм подсознания, подсовывающим эти короткое словечко каждый раз рядом с её именем. Мне, который совсем не собирался становиться мужем, но, оказалось, был так счастлив им быть.

Мне повезло, гостиная Шантивана была пуста. Голоса нани и тёти раздавались из комнаты Анджали и, судя по спокойным интонациям, доносившимся до меня, всё было в порядке. Я взбежал по лестнице и торопливо закрыл за собою дверь, боясь спугнуть долгожданное одиночество. Лёгкий флёр духов Кхуши ещё держался в комнате, придавая вчерашним событиям желанную иллюзорность. Я распахнул дверцы шкафа, собираясь повесить пиджак. Глаза выхватили аккуратно сложенную стопкой одежду Кхуши – ту, которую она не взяла, ту, которую я покупал ей. На сейфе лежал не убранный мной вчера контракт, поставивший моей рукой жирную точку в наших отношениях. Бумажная нелепость. Я открыл сейф и не глядя хотел убрать с глаз эти бумаги – домашние ничего не должны были знать о контракте. Рука замерла, сжав бумаги. Меня остановила толщина стопки. Привычные к документам пальцы определили, что Кхуши снова не взяла свой экземпляр. Запихнув бумаги в сейф, я с силой закрыл шкаф. Ей что в лоб, что по лбу – начал злиться на безалаберность жены. Абсолютная незащищённость Кхуши в юридических вопросах, равно как и в большинстве житейских вызывала не раздражение, а смутное беспокойство.

- Хватит, – вслух одёрнул я себя, – есть кому позаботиться о ней. Шьям адвокат и сможет оградить мою жену… тьфу ты!.. Кхуши от осознанных и неосознанных глупостей.

Я запрокинул голову, втягивая в лёгкие неподатливый воздух, не желавший снабжать меня кислородом. Иначе откуда бы взяться этому спазму в груди?..

Тихий зуд, раздражавший внутренности, усиливался, требуя найти его причину. Непонятное беспокойство, сомнение, неуверенность всё явственнее звучали в душе. Сидеть было невозможно, и уже через пару минут я сдался, поняв, что не найду покой в ранее казавшимся удобным кресле. Вышел к бассейну, надеясь на умиротворение, которое приносил мне мой сад.

Лёгкий ветер, гулявший у бассейна, пригибал листья растений, заставляя их касаться друг друга, и создавать тихий шорох. Он успокаивал, ослабляя внутренне напряжение, и потихоньку высвечивая что-то глобальное, ранее прятавшееся от меня под слоем боли так нелепо и некстати узнанной правды.

Кхуши, Кхуши… ветер стих, выполнив свою задачу, оставив меня наедине с душой.

На маленькое пространство у бассейна пришла тишина. Время исчезло вокруг меня, создав абсолютный вакуум. Абсолютное одиночество. Прекрасную тишину. И эта тишина говорила со мной, внятно, отчётливо, ввинчивая, вбивая в сознание, в душу, в тело невозможность существования без Кхуши. За то время, что мы провели вместе, она проникла в меня, проросла в каждую клеточку моего тела, сознания, души, сердца. А сейчас уходила из меня, неотвратимо, гибельно, очень болезненно. Глупо, как глупо. Чёртов контракт и чёртов я, поставивший под влиянием эмоций этот не менее чёртов шестимесячный срок своего счастья. Сердце стучало в одном ритме, созвучно с оглушительной тишиной тикая: вер-ни-е-ё, вер-ни-е-ё. Я потёр грудь, стараясь отвлечься от невыносимых своим монотонным постоянством ощущений.