Прошлась по периметру бассейна, пытаясь вызвать радостные воспоминания. Получалось плохо, но я не сдавалась. Погружалась в самые светлые, детские воспоминания о родных маме, папе, уходя в мир, где меня искренне любили. Минуты текли, воспоминания становились ярче, обрастая цветом, звуками, запахами, становясь трёмерными, унося меня в далёкое детство, в мамины и папины руки, бережно, с абсолютной любовью обнимающих меня – малышку. Слёзы струились по щекам, но я их не чувствовала, не существуя здесь и сейчас.

…Я видела дом – наш дом, большой, красивый. Затейливую резьбу деревянного изголовья широкой кровати. Красивый розоватый мрамор гостиной, по которому бежали маленькие ножки, издавая маленькими каблучками джутти смешные звонкие звуки. Вот хозяйка ножек замерла, подпрыгнула несколько раз, и заливисто рассмеялась, наслаждаясь пением мрамора. Мама выглянула из кухни, тепло улыбнулась, увидев свою дочку, скрылась и снова показалась, держа в руке солнечное сладкое чудо – хрустящее и тающее одновременно – джалеби. Девочка бросилась к маме, но не за аппетитной сладостью, ждала, когда подхватят и прижмут к груди родные руки, как и случилось. Как и всегда случалось…

Резкий стук двери в комнату заставил меня вздрогнуть, вынырнув из счастливых воспоминаний. Я обернулась со страхом, не вполне вернувшись в реальность, и наткнулась на взгляд своего мужа. Страх медленно отступал, слишком медленно, словно совершая пируэт, возвращаясь обратно, подпитываемый сурово глядящими на меня глазами мужа.

Арнав.

Кхуши уходила, стремительно покидала меня. Оставаясь рядом, прятала в себе что-то родное, необходимое как воздух. Я это почувствовал сразу, как только выпустил её руку из своих, открывая дверь машины. Отдалялась, становясь невыносимо чужой, пока я вёл её к двери Шантивана, держа похолодевшую ладошку крепче, чем нужно, подтверждая её присутствие для себя. Радостный гомон встречающих нас членов семьи опахнул сердце теплом, привычным осознанием дома. Круговерть вопросов и ответов закружила меня, переключая внимание с события на событие, с вопроса на вопрос, и я не сразу заметил, что Кхуши ушла. Тихо, молча, незаметно.

Сознание выбрало именно это мгновение, чтобы отметить отсутствие зятя. Нет, я не думаю, ни о чём не думаю. Просто… Тепло – ушло. Говорливая суета с этого момента утратила всё своё очарование, и я с трудом вырвался из нежных, но удушающих объятий родни. Отговорился усталостью, и, пообещав спуститься через час к ужину вместе с Кхуши, широким шагом направился в комнату.

Распахнул дверь, не рассчитав силы, отчего она звучно ударилась, закрывшись за мной с громким стуком. Её нет в комнате… Шаг, ещё шаг. Биение сердца показалось слишком громким и частым – Кхуши, съёжившись, сидела возле бассейна. Обернулась, окинула меня испуганным взглядом. Что за? Что случилось за несколько минут, что мы провели врозь?

- Кхуши, ты… – я не успел договорить. Жена вскочила, отвернулась, пытаясь незаметно вытереть мокрые щёки. Непонимание стучалось в виски. Шаг, ещё шаг. Почему сознание так концентрируется на этом?

Кхуши взяла себя в руки, повернулась ко мне, пытаясь улыбнуться. Шаг. Я подошёл к ней впритык, она не отстранилась. Мокрые стрелочки ресниц взлетели вверх – она не уклонялась от моего взгляда. Боль?

Я осторожно стёр незамеченную ей слезинку. Её боль отдавалась болью во мне. Взял её лицо в ладони, дунув на ресницы, сгоняя очередную непрошенную слезинку. Лёгкое дуновение словно прорвало завесу между нами.

- Что случилось, Кхуши? – почти прошептал. Я снова чувствовал её, но боялся спугнуть.

Она шмыгнула носом и смутилась от такого детского проявления, попыталась отстраниться, но я не отпустил, не требуя, но предлагая – объяснить.

- Ничего, Арнав, – она наконец-то заговорила, сдавшись. – Просто ваша семья… Вы… Они так счастливы, что вы вернулись. Кхуши замолчала, всё же отстранившись от меня. Но тут же обернулась и продолжила, – вы не думайте, ничего, я в порядке. Я хотела поблагодарить вас. За папу, – голос задрожал, но она всё-таки договорила, – за то, что он снова может говорить. И что руки уже действовать начали… – она замолчала, слёзы душили её, не давая закончить мысль. Отвернулась. Но я понял, про что она говорила, и нахмурился. Понял обе причины. Кто успел сказать ей, что я помог её отцу? Я не хотел, чтобы она знала об этом. Не удивлюсь, если с её характером она решит мне и это в «долг» записать. А второе… надо что-то делать с её семьёй. Это дурацкое отлучение от семьи должно закончиться, слишком много боли оно причиняет моей жене.

- Кхуши, – я развернул её к себе, – во-первых, не за что. Помощь твоему отцу – мой долг. И на этом закончили! – я повысил голос, видя, что она собирается возразить. – А во-вторых, с твоей семьёй… мы что-нибудь придумаем, хорошо? Не переживай. – Она смотрела на меня с такой беспросветной тоской, что мне стало не по себе. Вина царапала душу в попытках выбраться на свободу, теребила с готовностью отзывавшуюся совесть.

Я обнял жену, привлекая её к себе.

- Я всё решу, – прошептал ей на ухо, – всё будет хорошо. Убаюкивал, не спеша размыкать объятий, чувствуя, как её руки обвились вокруг моей талии, а голова тяжелеет на моей груди. Слёзы забрали у неё остатки энергии, и она просто засыпала под монотонное укачивание. Я подхватил уже почти уснувшую жену на руки, отнёс её в постель, уложив и укрыв что-то благодарственно пробормотавшую девушку.

Ноутбук в футляре стоял вместе с уже принесёнными в комнату чемоданами. Я вызвал слугу и приказал один из них отнести в гостиную, передав сестре, что там подарки для членов семьи. Надеюсь, Вишал подобрал именно то, что я ему сказал. Так как мой отъезд, будучи предрешённым, тем не менее, оказался внезапным, я поручил ему подбор и покупку подарков, вручив примерный перечень. Спустя полчаса после того, как Ом пракаш выполнил поручение, началось паломничество. Сначала Анджали влетела в комнату, увидев приоткрытую дверь, не озаботившись даже постучать. Правда, быстро сориентировалась, увидев спящую Кхуши, и, торопливо поблагодарив меня, упорхнула готовить ужин. Тётино «хелло, хай – бай, бай» я услышал издалека, и сам вышел к ней навстречу, чтобы она своими восторгами не разбудила жену. Увлёк её обратно в гостиную, обречённо выслушивая ахи и вздохи по нескольким комплектами европейских украшений. Кое-как отделавшись от шумливой тётушки, и, оставив её подошедшей с благодарностями нани, я вернулся в комнату и шумно упал на кресло. Пытаясь вникнуть в отчёт Вишала, чуть не пропустил робкий стук Акаша, который зашёл обсудить не терпящие отлагательств рабочие вопросы. Уже сцепив зубы, чтобы не выплеснуть нарастающее раздражение, его я вывел к бассейну, приложив предварительно указательный палец к губам, и кивнув на спящую жену. С трудом вникая в рассказываемое Акашем – сонливость накатывала и на меня – я всё же отдал пару срочных распоряжений, и он неслышно ушёл, прикрыв за собой дверь. Я захватил ноутбук и вышел к бассейну, с намерением поработать над проектом с Тери. Но желание заколотить дверь и присоединиться к жене стало невыносимым, когда к бассейну по внешней лестнице спустилась Анджали – забрать сушившийся перец, и, увидев меня, принялась выспрашивать подробности нашей поездки. Я сменил тему на интересующую меня, выпытывая, как поживает моя племянница – пол был уже известен, – и уточняя предписания врача. Беременность развивалась хорошо, девочка активничала преимущественно по утрам, а Анджали выглядела хорошо. Рука непроизвольно сжалась в кулак, когда сестра, как, впрочем, и всегда, подняла разговор о Шьяме, сетуя на его загруженность работой. С трудом контролируемое раздражение посылало импульсы головной боли, и я попросил сестру перенести ужин на час позже, с твердым намерением закрыть окна и двери нашей комнаты и хоть немного побыть наедине с Кхуши. Хотя бы во сне. Сестра недовольно поджала губы, когда я прервал её на полуслове очередных восхвалений Шьяма. Но, услышав, что я не выспался, и хочу отдохнуть, тут же просияла извиняющейся улыбкой, и, потрепав меня по щеке, что я привычно терпеливо снёс, тихонько вышла из комнаты, обещав передать домашним, что нас не стоит беспокоить до ужина.