Она собралась что-то сказать, но парень опередил ее на секунду:
- Кхуши, у вас все в порядке? – и сделал шаг по направлению к моей жене. Я шагнул одновременно с ним, становясь между ними, и он был вынужден остановиться.
- С моей женой все хорошо, – резко бросил я, с трудом удерживая себя, чтобы не выкинуть мальчишку из комнаты.
Кхуши наконец-то пришла в себя и встала рядом со мной.
- Да, все хорошо. Познакомься – это мой муж, Арнав Сингх Райзада. Арнав, это Джонатан Гурс, учитель английского дочек Тери.
Парень нехотя протянул руку для рукопожатия. Я сжал его ладонь сильнее, чем полагалось, не сумев сдержать клокотавшего внутри гнева. Впрочем, его насупленный вид говорил яснее любых слов, что и он совсем не рад меня видеть.
- Ты что-то хотел, Джонатан? – сухой тон жены, обратившийся к «учителю», разбил сгущавшееся напряжение, и я выпустил его руку, но взгляд не отвёл.
- Да, Кхуши, – парень перевёл мгновенно потеплевший взгляд на мою жену. – Я завтра уезжаю в Милан, Тери не хочет прерывать обучение девочек. Поэтому зашел за учебными пособиями. Увидел у тебя свет и решил узнать, как дела. – Тут он взглянул на меня, криво усмехнувшись, – но вижу, что все в порядке. С приездом, мистер Райзада.
Вежливые слова, но попытка надавить на меня взглядом нарисовала для меня полную картину. Он был совсем не рад видеть меня, и явно рассчитывал застать Кхуши одну. Я отгонял настойчиво проникавший в мысли вопрос – для чего? Мне совсем не нравилось происходящее, и я с трудом удерживал себя в руках.
- Передавай привет Тери и девочкам, – рука Кхуши скользнула по моей, обхватывая ладонь холодными пальчиками, ослабляя бурлившую во мне злость.
Джонатан скомкано попрощался и вышел, прикрыв за собой дверь. Повисло гнетущее молчание. Кхуши высвободила свою руку, я не удерживал. Молча отошла к окну, обхватила себя руками.
- Вам неприятно? – едва слышным голосом сказала с непонятной интонацией спустя какое-то время, в течение которого я пытался загнать в глубины души нерациональную ревность. – Вам неприятно, что я ему нравлюсь? – пояснила она не требующую уточнения мысль.
- А тебе было приятно, когда… – я заставил себя замолчать, увидев, как она вздрогнула. Что я несу?! Идиот!
Подошел к так и стоявшей спиной ко мне девушке, обнял за талию, прислоняя к себе. Она напряглась, и я поспешил сказать то, что должен был сказать с самого начала:
- Прости меня, – слова шли на удивление легко, правильно, – прости. Тогда, той ночью…
- Я знаю. – Она расслабилась, откинув голову мне на грудь. Нежное касание шелковистых волос – не сдержался, коснувшись губами ее затылка. Легкий аромат трав дарил спокойствие, вымывая отголоски схлынувших злости, ревности.
- Тот сон…
- Тебе тоже снилось…
Одновременно произнесенные фразы не нуждались в продолжении.
Так не бывает, но так было…
Я легонько покачивал ее в руках, впитывая ее присутствие всем телом, всей душой. Как же я скучал по ней. Когда же ты проникла в меня, когда стала так необходима?
- Ты ревновала? Скажи, Кхуши. Пожалуйста. – Я шептал тихие слова, касаясь губами ее волос, медленно спускаясь невесомыми поцелуями по щеке, шее. – Ревновала? Меня? – Я хотел знать, хотел услышать, что она…
- Ревновала? – такой же шепот в ответ. – Нет, я не ревновала. – Я замер, оглушенный тихими словами. Их отзвук разъедал душу, уничтожая надежду. Горькая усмешка, как ответ разлетавшемуся серой пылью сердцу. Попытался расцепить непослушные руки, удерживающие ее так невыносимо, так болезненно близко. Не позволила, накрыв пальчиками замок моих рук на своей талии, продолжила всё также, шепотом:
- Мне было больно. Очень больно. Невыносимо больно…
Я вслушивался в дрожащий голос, заглушаемый неуверенными глухими ударами сердца. Она качнулась в моих руках, пытаясь выбраться из объятий. Но теперь не отпустил уже я, продолжая укачивать её.
Я чувствовал пережитую ею боль, чувствовал, как слёзы наполнили ее глаза, и вот первая из них уже скользнула по щеке, словно торопясь вымыть из души даже воспоминание о случившемся. Поднял руку, не глядя стирая слезинку.
Так не бывает, но так было…
- Прости… – шептал, когда она подняла лицо, чуть повернув голову, позволяя мне увидеть свои глаза. – Прости… – касаясь солёными поцелуями ее щеки. Снова и снова – Прости.
…Беззвучно, боль и тоска двух половинок объединялись, затихающими отзвуками, зыбкими миражами растворяясь в наступающей ночи…
Кхуши.
Я могла бы так стоять вечно, убаюкиваемая сильными и родными руками, вслушиваясь в его голос, подставляя лицо для исцеляющих поцелуев.
- Как хорошо, что твои слёзы не сладкие, – попытался пошутить Арнав. – А то мне бы не поздоровилось.
Я встрепенулась, очнувшись от манящего забвения, вспоминая, что так и не накормила мужа:
- Арнав! Вы же не ужинали! И всё уже остыло… Я пойду, разогрею еду. – С трудом разняла его руки, торопливо направляясь к двери, чувствуя неизвестно откуда взявшуюся неловкость после такой обнаженности чувств.
Мужская рука обхватила моё запястье, несильный рывок бросил на грудь Арнаву. Другой рукой он приподнял и зафиксировал мой подбородок, и, не давая шанса увернуться, поцеловал. Крепко, коротко, уверенно. Отпустил, скользнув ласкающим движением ладони по щеке, от чего хотелось закрыть глаза и замурлыкать, как кошка, наслаждаясь мягкой лаской.
Я отпрянула от него, осознав внезапно, что защитные стены, натужно выстраиваемые, рухнули, что я снова готова вручить ему ключ от своего сердца, вот так – просто, безрассудно. Эта беззащитность испугала меня сильнее, чем испугала бы внезапно накрывшая темнота.
- Арнав, ванная комната – там, – заспешила, указывая на почти скрытую тяжелой портьерой дверь. – Я пойду, накрою на стол, займусь ужином. Зайду за вами минут через двадцать, хорошо? – закончила скомкано, сбивчиво, спотыкаясь на каждом слове, пытаясь выбраться из затягивающего омута любимых глаз. И выскочила за дверь, не дав ему ответить, торопясь остаться наедине с собой.
Прислонилась спиной к двери, глубоко вдохнула, медленно выдохнула. Мысли заполонили голову, бестолково отталкивались друг от друга, пружинили, цепляясь друг друга, но не поддавались осознанию. Губы горели, застилая своим жаром все разумное, что пыталось пробиться через вспыхнувшие чувства.
- Ладно, – прошептала я, чтобы услышать что-то еще, кроме сбивчивого стука сердца, – надо накрыть на стол. Там видно будет, – туманное обещание самой себе, ни к чему не обязывающее, но я была не способна на большее – сейчас. Не сейчас, когда во мне эхом отдавалось сильное, уверенное биение сердца единственного на свете мужчины, наполняя испуганным, неуверенным счастьем.
Примерно через полчаса мы ужинали с Арнавом на небольшой, примыкающей к дому закрытой террасе.
Разговор ни о чем не складывался, прерывался тягучими паузами. Промежутки молчания тяготили еще больше, и я в очередной раз пыталась найти тему для беседы, спрашивая про Кейт и Вишала, про Лондонский филиал, про погоду в Лондоне, даже про миссис Стоун. Арнав отделывался короткими ответами. Ничем не помогал мне, разглядывая меня непроницаемыми глазами. Впрочем, он хотя бы отвлекался на еду, с явным наслаждением смакуя приготовленные мной блюда. Мне же кусок в горло не лез, и я просто отпивала напиток мелкими глотками, совершенно не чувствуя его вкуса.
Я нервничала все больше, и не могла понять причину своего состояния. Следила исподтишка за тем, как он, игнорируя предложенные столовые приборы, отламывает кусок лепешки, подхватывает им овощи, щедро сдобренные соусом, и привычным движением руки отправляет его в рот. Всё это – я, он, ужин – было слишком родным, привычным. Но, тем не менее, каждый его вдох, каждый поворот головы отзывались в животе щекочущим ощущением, усиливая непонятную тревожность, нервозность. Арнава было много, неожиданно много в этом месте, ставшим для меня убежищем, но сейчас словно сжимавшим стены, подталкивая к нему.
