- Не вижу ничего страшного, если мы отправим детей отдыхать на праздники, - заметил секретарь райкома, - им это будет только на пользу.
- Уже и его перевоспитал?! - второй секретарь стукнул ладонью по столу. Вот так и рождается паника... Именно так!.. Люди ничего не понимают в этой самой вашей радиации, и у них забирают детей. Вы представляете, что начнется?
- Поймут, если объяснить, - спокойно заметил Кардашов.
- Думаю, тебе надо приказать Самойлову, чтобы он пока не активничал, сказал первый секретарь. - Я попытался это сделать, но он, видно, вышколен у тебя: нет, говорит, я выполняю распоряжения только начальника АЭС. А обком ему не указ? Не в этих выражениях, конечно, сказал, но по сути так.
- Молодец!
- Кардашов, не до шуток. Положение серьезное. Так можно и партбилет на этот стол положить. - Первый секретарь сказал эти слова медленно, чтобы у Кардашова не оставалось иллюзий, что именно так и будет, если он... Но Эрик Николаевич не дрогнул.
- Я прекрасно понимаю ситуацию и свое положение. - Он прямо посмотрел в глаза первому секретарю, и тот невольно отвел взгляд. - Прошу мне и работникам станции оказать необходимое содействие. В первую очередь транспортом и милицией. Надо установить жесткий контроль на дорогах. Мы не имеем права пропускать через область на Москву зараженные машины. И, во-вторых, все средства гражданской обороны необходимо подготовить к работе. Потом будет поздно. Только сейчас!
- Неужели вы думаете, что это все удастся сохранить в тайне? - удивился второй секретарь. - Представляете, дойдет до Москвы и, наконец, за границей узнают... Вы представляете, если тревога окажется ложной?
- За границей через несколько часов зафиксируют повышение радиационного фона, - заметил Кардашов, - и естественно, запросят у нас данные. У меня нет сомнений - так и будет!.. Через несколько часов ситуация будет ясной. Хорошо, что Тимофеев уже там... Даже если по официальным каналам мы ничего не получим, мы будем знать все...
- Тимофеев, Тимофеев... Он что у вас, маг и волшебник?
- Тема? - улыбнулся Эрик Николаевич. - Он - специалист высшей квалификации. И этим все сказано.
Все замолчали. Первый секретарь пристально смотрел на Кардашова. Тот выдержал его взгляд.
- Хорошо, директор, действуй, - сказал первый секретарь, - свою ответственность ты знаешь. А партбилетом дорожи. Мне не хотелось бы, чтобы он оказался на этом столе...
- Мы не заблудились? - водитель вопросительно посмотрел на Тимофеева.
- Нет, еще километров пятнадцать. Аэродром должен быть где-то здесь, неподалеку. Сам понимаешь, на карте он не обозначен, - ответил Тимофеев.
Послышался звук вертолета. Вскоре и он появился над проселочной дорогой, по которой пробирался "уазик" дозиметрического контроля. Вертолет ушел влево.
- Нам туда, - махнул Тимофеев, - видишь, не ошибся, хотя всего один раз был на этом аэродроме. Во время учебных сборов летали. Там базируется самолет гидромета, и если повезет... - он не закончил фразу, потому что над лесом появился еще один вертолет.
Уже три часа "уазик" пробирался по лесным дорогам соседней области. Изредка останавливались, Тимофеев проводил дозиметрические замеры, потом связывался по радио со станцией. Сообщал координаты места, передавал данные. Его сводки состояли из колонок цифр, в которых мог разобраться лишь сведущий человек.
Каждый раз водитель спрашивал:
- Ну как?
Тимофеев отвечал односложно:
- Без изменений.
Что именно в виду имел начальник дозиметрической службы станции, водитель не понимал; Тимофеев ("Тема", как звали его все на АЭС) слыл человеком замкнутым, неразговорчивым, и об этом знали все, в том числе и водитель, который на этот рейс попал в общем-то случайно, - он работал на "персоналках", но в минувшую ночь пошел на дежурство; таким образом шоферы "персоналок" подрабатывали. Все-таки и "ночные" платили, и "воскресные", так что за одну ночь набегала к зарплате тридцатка. Иногда удавалось дважды в месяц дежурить. Обычно можно и поспать, не более двух ездок случалось за ночь - в аэропорт или на вокзал, к самолету на Москву или утренний поезд встретить, а нынче субботний день пропал. Когда отсюда выберешься? Теперь уже до вечера... Так что у водителя настроение было испорчено, в душе он даже радовался, что попутчик оказался таким немногословным.
А Тимофеева терзали сомнения.
Зачем он здесь? Почему так упрямо рвется к этому аэродрому, на котором был много лет назад? Иное дело, если бы добраться до аварийной станции, но как известно, она далеко за рекой, что разделяет две республики, и моста в этих местах нет... Конечно, все, что сделано на их АЭС после аварии, верно - в этом он не сомневался, но нужно ли было ехать сюда? Не целесообразнее ли ждать информацию там, у себя? Ведь все сообщат обязательно... Но, может, сказать сегодня директору? Ведь они, дозиметристы, - его глаза и уши. Но пока Кардашов слеп и глух. А промедление в атомной промышленности смерти подобно. Это и Кардашов и Тимофеев уяснили еще на студенческой скамье. Работа на АЭС лишь подтверждала сию аксиому.
Тимофеев представил, как Эрик Николаевич посмотрит своими светло-голубыми, почти белесыми глазами, не скажет ничего, но на душе будет беспокойно: а вдруг он, Тимофеев, не оправдал надежд Кардашова? Неужели все иначе, чем ему представляется...
- Ясно, облако прошло, - вслух начал размышлять Тимофеев. Водитель удивленно посмотрел на него, мол, с чего бы сосед начал разговаривать...
- Я не очень-то понимаю в этом деле.
- Это я для себя, - спохватился Тимофеев. - Все-таки доберемся до аэродрома. Летчики - народ сведущий.
Они вновь замолчали. "Уазик" выскочил на опушку леса, впереди показались небольшие домики.
Три вертолета один за другим поднялись со взлетной площадки. Тимофеев без труда определил, что это военные машины. И тут же патруль, будто выросший из-под земли, приказал "уазику" остановиться.
Генералу было меньше сорока. Спортивный, подтянутый. Форма сидит ладно, будто влитая. Если бы не седина на висках, ему можно было бы дать и меньше.
Тимофеев представился.
- Присаживайтесь, - сказал генерал, - рад вас видеть.
