Идущий впереди стражник остановился, и Перо тоже. Стражник отпер дверь тяжелым ключом. Они вышли в красивый, ярко освещенный коридор с гобеленами на стенах.

Снова стражники, и еще кто-то – в очень хорошей одежде, с презрительными манерами, свойственными гражданским чиновникам высокого ранга.

– В таком виде вас вряд ли можно представить Совету, – фыркнул он, разглядывая Перо с впечатляющим для такого низенького пухлого человечка высокомерием.

– Иди в задницу, – ответил Перо.

На этом беседа закончилась.

Но он понял одну важную вещь: его хотят представить Совету Двенадцати. Ночью. Когда такое случалось, люди исчезали. Это безумие. Перо Виллани не принадлежал к людям, имеющим хоть какое-то значение.

Он попытался, совершенно безуспешно, представить себе, чего они могли бы от него хотеть. Долги отца с прошлого года? Выплачены! И Совет никогда бы не снизошел до такого пустякового дела…

Муж Читрани? Нет. Это тоже не то. Тот, если бы узнал, что произошло, просто приказал бы убить Перо, или кастрировать, или сунуть в мешок и отправить на галеру – любой способ отомстить мог прийти в голову аристократу. Но ничего подобного этому.

Чем бы это ни оказалось.

Они подошли к двойным дверям. Высокомерный чиновник еще раз бросил на Перо презрительный взгляд. Взмахнул рукой, и слуга распахнул двери. Перо Виллани вошел в палату Совета Двенадцати, в первый раз в жизни.

Он сам себе удивлялся. Он не ожидал от себя смелости в подобном месте, но он был сердит и напуган, и, по-видимому, эти эмоции могли стать причиной его неожиданного поведения.

Он быстро вошел в комнату, высоко подняв голову. Прошел мимо чиновника, который остановился для поклона. Перо не стал кланяться. Он остановился между двумя светильниками на подставках. А потом обрушился с упреками на герцога Серессы – тощего, сурового, – который сидел во главе стола, его лицо скрывалось в тени. Он вел себя агрессивно, что было совсем ему не свойственно. По крайней мере, так он всегда считал.

Когда он закончил, воцарилась тишина. В этой тишине Перо услышал, как закрылась дверь справа от него. В его воображении внезапно возникла картина, как его пытают в подземелье, в комнате, освещенной красно-желтыми языками пламени, чтобы можно было видеть его боль и наслаждаться ею.

Лекарь Якопо Мьюччи с облегчением выходил из палаты приемов через боковую дверь. Он молча благодарил Джада, что это не та дверь в глубине зала, которая, как все знали, ведет на крытый мостик и в камеры. Женщина шла рядом с ним. Прямо рядом с ним, держа его под руку, будто они были настоящими супругами. Законными.

Он все еще никак не мог привыкнуть к этой мысли. Как и к аромату духов, которые она предпочитала, если уж говорить честно. Дочери Джада в своих приютах не пользуются духами. Они не выходят замуж. И не изображают замужних дам. Они служат богу, молятся днем и ночью. Они ухаживают за больными (получив соответствующее пожертвование, конечно). Они нараспев читают молитвы (тоже за пожертвования) о душах покойных, чтобы те могли удостоиться пребывания в свете. Они дают кров молодым женщинам (неизменно состоятельным), которых нужно спрятать от посторонних глаз ради спасения чести семьи. Конечно, ходили рассказы и о деятельности другого рода в некоторых приютах, но Мьюччи никогда не принадлежал к тем мужчинам, которые любят слушать рискованные анекдоты.

Выходя из палаты, он услышал за спиной громкий, сердитый голос. Следующий посетитель Совета был, очевидно, не слишком доволен тем, что его вызвали. И с внушающей тревогу решительностью повысил голос, чтобы выразить недовольство.

– Подождите, – сказала Леонора Валери и остановилась. – Это может быть интересным!

– Это нас никак не касается! – резко возразил Мьюччи.

Она улыбнулась ему. Стройная, светловолосая, ей не откажешь в аристократичности. Полные губы. Молодая. Ароматная.

– Но я считаю, что должна развивать свои навыки в таких делах.

– А я нет, – парировал он и двинулся дальше.

Она последовала за ним – все равно дверь уже захлопнулась и они ничего не слышали. Мьюччи понятия не имел, кто тот человек, позади них. Ему было все равно.

Женщина шла с ним рядом по коридору, а потом вниз по Лестнице Героев. Она опять взяла его под руку, когда они спускались по мраморным ступенькам, как сделала бы жена.

Мьюччи еще раз украдкой бросил на нее взгляд. Теперь она опустила взгляд – то ли изображала покорность, то ли смотрела, куда ступает, то ли тайком посмеивалась. Он никак не мог определить.

Она сказала, все еще глядя вниз:

– Как вы считаете, нам с вами лучше привыкать так ходить, правда?

Он не смог придумать ответ. Он согласился явиться в Дубраву в качестве человека, женатого на женщине, которую никогда до этого дня не видел. Поразительно, как человека можно втянуть в безумное предприятие. И так быстро. Так удивительно быстро! Ему совсем не дали времени подумать. Возможно, это сделали намеренно. Герцог и Совет так стремительно насели на него, что невозможно было тщательно все обдумать. Якопо Мьюччи в своей лечебной практике, да и вообще в жизни, очень ценил возможность хорошенько подумать.

Но он нуждался в этом назначении. Конечно, нуждался. Все молодые лекари жаждали получить такое назначение. Дубрава платила лекарям необычайно щедро. Через два года можно вернуться домой с достаточным количеством денег, чтобы купить очень хороший особняк и врачебный кабинет, с репутацией знающего лекаря, которого Совет счел достойным занять эту должность за морем.

Но теперь, чтобы поехать в Дубраву, необходимо быть женатым, после того печального случая некоторое время назад.

Следовательно, по-видимому, ради предложенной ему выгодной должности, придется притвориться женатым человеком. А женщина, предназначенная ему в жены, будет выполнять задания Совета. Это опасно, несомненно, что бы ни говорил герцог. Это не может не быть опасным. Ему следовало отказаться. Но тогда кто-то другой сказал бы «да», проявил бы лояльность, пришел бы на помощь республике, ухватился бы за это назначение и за все хорошее, что оно сулит. У этой женщины под шапочкой русые волосы. Он снова взглянул на нее, держащую его под руку. Их поженят, нечестиво фальсифицировав супружество, освященное Джадом. Его священник дома пришел бы в ужас, если бы узнал. И его мать тоже.

Священника – и всех остальных – заставят поверить, что Якопо встретил эту женщину и скоропалительно, неожиданно, женился на ней. Это будет отражено в документах. По-видимому, она родом из Милазии. История их отношений будет повествовать о том, как он благородно спас согрешившую женщину, избавил ее от печальных обстоятельств, после того как его вызвали к ней в обитель в качестве лекаря.

Такое случалось. Не всякая девушка из аристократического семейства, родившая нежелательного ребенка, подходила для жизни в обители, и поскольку она уже не могла рассчитывать на брак в своем кругу…

Идущая рядом с ним согрешившая женщина сказала, сжимая рукой его руку выше локтя, как будто в поисках равновесия и опоры:

– Насколько я понимаю, нам предстоит провести эту ночь в вашем доме. Мне очень хочется поскорее увидеть его и узнать о вас больше, доктор Мьюччи.

Несомненно, ее пальцы крепче сжали его руку.

Столь же несомненно, доктор Якопо Мьюччи, который до этого дня и ночи вел трудолюбивую, не богатую приключениями жизнь, почувствовал, как в нем шевельнулось желание.

«Это из-за ее духов», – сказал он себе. Ароматы обладают силой. Лекари это знают. Они могут помочь при исцелении, успокоить в горе… сбить с пути праведного и совратить самых дисциплинированных мужчин.

Другие особенности этой женщины, кроме ее духов, способствовали дальнейшему совращению лекаря позже в ту же ночь, когда они добрались до дома.

Он объяснил своему слуге, когда тот открыл дверь на его стук, что сегодня женился, и уезжает на работу за границу. Нет смысла откладывать это заявление. Он представил новобрачную трем своим слугам. Они были заметно шокированы. Лучше сказать – ошеломлены. Конечно – он и сам ошеломлен. Три рта открылись, один из слуг протянул руку, чтобы опереться о стену. Мьюччи полагал, что это можно считать забавным. Леонора Валери – теперь Леонора Мьюччи – рассмеялась, но добрым смехом. Она поздоровалась со слугами, повторила их имена.