Клэр вносит Тома в комнату Ребекки, и он тянется ко мне, улыбаясь во весь рот. Он такой свежий и теплый после ванны, такой тяжелый, такой настоящий. Он как обычно хватает меня за волосы, и мы все уютно устраиваемся на полу. После того как я уложила Тома в кроватку и спела ему колыбельную, пора послушать, как Ребекка читает. Это очень утомительное занятие. Она медленно водит пальцем по строкам, произносит слова вслух, а я делаю то же самое про себя, радуясь ее успехам или мучаясь, когда она застревает на каком-нибудь слове. Но вообще у нее уже неплохо получается — баснословная сумма, которую мы платим за ее образование, себя оправдывает. Ребекка всегда просит меня полежать рядом с ней, пока она не заснет, что обычно заканчивается плачевно, так как я тоже засыпаю. Потом я просыпаюсь с затекшей шеей и понимаю, что уже девять часов, а Майк все еще не вернулся. После того как уснула Ребекка, я наконец могу снять туфли на высоких каблуках и почитать газету. Я не могу заставить себя готовить, так что Майку придется наслаждаться очередной порцией тальятелли[13] с морепродуктами (купленного в магазине, разумеется). Да здравствует готовая пища! Приходит Майк, мы ужинаем, выпиваем по бокалу вина, и пора спать. Майк вывел закономерность, что может заняться со мной сексом, если поймает момент, когда книга начинает выпадать у меня из рук. Секундой позже я уже крепко сплю.
Когда я рассказала об этом Кейт, она пришла в ужас. Ее вечер проходит так: джин с тоником в клубе Би-би-си, потом она не спеша едет домой под звуки классической музыки (Ребекка потребовала бы поставить «Спайс герлз»). Дома она погружается в ароматическую ванну (одна, никаких детей!), и ее приятель Оливер, дизайнер (они вместе уже пять лет, но он все никак не может принять окончательное решение), вернувшийся с работы несколько часов назад, приносит ей в ванну бокал Шатенеф-дю-Пап. Потом они вкушают ужин, приготовленный Оливером, или отправляются в ресторан. Легко. Может, пойдем в ресторан? Чудесно. Еще бы не чудесно, если вы вместе зарабатываете пять тысяч фунтов в месяц и НИКАКИХ ДЕТЕЙ. Не нужно звонить какой-нибудь пятнадцатилетней соседке и говорить фальшиво-радостным голосом: «Привет, Саманта, я просто хотела спросить, не могла бы ты вечерком посидеть с детьми? Не можешь? У тебя новый приятель? Какая прелесть. Нет, ничего страшного, мы просто хотели прогуляться. Все равно спасибо, пока». Я кладу трубку, и Майк говорит: «Ну ладно, пойду посижу часок в пабе. Заказать ужин навынос в индийском ресторане?», а я валяюсь на диване и предаюсь размышлениям о том, почему договариваться с няней и чистить унитаз — исключительно женская обязанность.
Кейт говорит, что мы можем бесплатно провести несколько дней в новом оздоровительном центре по соседству (мы как-никак работаем на Би-би-си, а это реклама), так что, если я уговорю Майка посидеть с детьми раз в неделю, мы сможем хорошенько побаловать себя и «вывести токсины из организма». Хм-м, надо подумать. Вообще-то мне нравится быть ядовитой… Что я буду делать без яда?
Пятница, 20 февраля
Перед уходом на работу я увидела под дверью уведомление о состоянии нашего счета в банке. Я попыталась набраться храбрости и открыть его, но передумала. Пусть полежит за цветочным горшком до вечера, когда я вернусь с работы и налью себе приличную порцию джина. Эти конверты с прозрачным окошечком для адреса всегда меня пугали. Кто ожидает найти приятный сюрприз в банковском уведомлении? Представьте, что кто-нибудь говорит, глядя на официальный бланк: «Дорогой, ты только погляди, я думала, что мы потратили на целую тысячу фунтов больше. Я непременно должна купить себе что-нибудь из одежды». Я уверена, что Гарриет так и говорит Мартину. Такие люди заботятся о том, чтобы сохранить и приумножить свои капиталы. Они все продумывают заранее. Да они составили план оплаты образования своих сыновей, Арнольда и Сиднея, как только те родились. Бедные парни, ну и имена им придумали. Не могу понять, зачем я продолжаю общаться с Гарриет. Мне казалось, что у нас так много общего, и она была такой веселой. Потом я поняла, что ее raison d’etre[14] состоит в том, чтобы как-нибудь меня поддеть. Ее дом с пятью спальнями, увешанный фамильными портретами, так хорош только потому, что у нее богатый муж и куча времени, которое она может потратить на то, чтобы выбирать гобеленовые подушки и составлять цветочные композиции. Она как-то приезжала к нам в гости вместе с Арнольдом. Я помню, как осторожно она маневрировала между коробкой с цветными мелками и игрушками. Она сказала: «Какой милый домик. Мне всегда нравились эти домики в вашей деревушке. Вы знаете, что раньше здесь были приюты для бедных?»
Чертово уведомление не давало мне покоя весь день. Нужно было сразу его посмотреть. Когда я наконец добралась домой и открыла конверт, я поняла, что нужно что-то менять. Значительное превышение кредита. Куда мы дели столько денег? Неужели двое взрослых людей не могут сделать простой вывод, что каждый месяц они тратят больше, чем зарабатывают? Черт возьми, чтобы ходить по магазинам, мне нужно знать, что у меня на счету достаточно денег. В конце концов, только ради этого и стоит жить. До получки еще неделя, а это значит, что мы остались вообще без денег на ближайшие дни. Вдобавок я пообещала Клэр заплатить на неделю раньше, потому что она собирается на бал. Бал, подумать только! Да я не помню, когда последний раз была на балу.
Клэр упорно скрывает подробности своей личной жизни. Я думаю, что она живет с родителями (только этим можно объяснить тот факт, что она может прожить на жалкую зарплату няни), однако у нее новенькая машина (мы такого себе позволить не можем). Чуть ли не каждый вечер она ходит на вечеринки, которые подробно обсуждает по телефону с подружками. Пару раз на этой неделе она чувствовала себя с утра довольно скверно, хотя и пыталась это скрыть. Вчера пришел счет за телефон, и я, как Шерлок Холмс, проверила незнакомые мне номера и сложила сумму. Она наговорила по телефону больше, чем мы! Я так и не решилась сообщить об этом Майку.
Как же теперь сказать Майку про усадьбу, если наш счет в таком состоянии? По ночам я размышляю о том, сможем ли мы вдвое увеличить сумму нашего займа и не умереть с голоду? Я так хочу купить эту усадьбу! Каждый день по дороге на работу я делаю небольшой крюк, чтобы еще разок посмотреть на нее, изнывая от желания. Я уже мысленно переехала туда и принимаю изумленных гостей. Особенно часто в роли гостя я представляю мать Майка. Табличка «Продается» по-прежнему на месте. Еще есть надежда. Когда мне нужно подбодрить себя на работе, я достаю описание дома и взахлеб читаю о зале, вымощенном каменными плитами, камине высотой с человеческий рост и кладовой. Если у меня будет кладовая, я смогу почувствовать себя взрослой. Я буду варить варенье и сама печь хлеб. На выходных я буду готовить массу еды, которую буду хранить в огромном холодильнике, так что мы с Майком сможем есть нормальную пищу в течение недели. Я буду печь пироги с яблоками из нашего собственного сада и узнаю у мамы, как делать тесто так, чтобы оно не было похоже на глину. Сегодня я наберусь храбрости и обязательно поговорю с Майком. Превышение кредита — это ерунда. Разве Микеланджело думал о стоимости красок, когда расписывал Сикстинскую Капеллу? Эта усадьба просто чудо, и купить ее нам предназначено самой судьбой. Если Майк со мной не согласится, я буду громко плакать, а он этого терпеть не может.
Еще я надеюсь, что новый дом поможет нам с Майком что-то изменить в наших отношениях. Супружество — такая странная штука. Со стороны кажется, что семейные отношения — это нечто устойчивое и постоянное, но изнутри это больше походит на бурлящий поток: любовь, страсть, гнев, боль, ревность. Семья, как маленький ребенок, которого нужно держать под присмотром, иначе он сделает что-нибудь ужасное. Джилл говорит, что если окружающие поймут, как они с Питом в действительности относятся друг к другу, то их изолируют от общества в соответствующем медицинском учреждении. По крайней мере, с ними никто и разговаривать больше не станет. Ты думаешь, что стоишь на твердой земле и вы можете доверять друг другу, но иногда достаточно одного слова, чтобы все полетело к черту.