— Но я несчастлива.

— А кто счастлив? Ты что, действительно думаешь, что будешь счастлива, если до конца своих дней будешь зависеть от Майка?

— Это поможет нам быть вместе. У него появится чувство, что он настоящий мужчина — добытчик и защитник.

— Кэрри, — Джилл вздохнула. — Если ты думаешь, что просить у своего мужа деньги на домашнее хозяйство каждую неделю — это рецепт семейного счастья, то ты определенно растеряла все свои мозги.

— По-моему, это восхитительно, — промурлыкала Гарриет в телефонную трубку. — Теперь мы сможем иногда пить кофе вместе на утренних встречах родителей. И ты сможешь помочь с устройством ярмарки этим летом. А может, мне даже удастся убедить тебя посвящать день или два — только утром — работе в нашем благотворительном магазине. Но самое лучшее, — тут ее голос почти задрожал от восторга, — мы теперь сможем вместе ходить за покупками.

«Хождения за покупками, — сказал Майк перед обедом, — конечно же, отменяются. Больше никаких поездок на Оксфордские распродажи, чтобы пополнить твой и без того огромный гардероб. Дети тоже не нуждаются в новой одежде: их шкафы и так забиты до отказа. И я не уверен, что мы можем позволить себе две машины». Он сидел за кухонным столом, заваленным банковскими счетами и извещениями, а также выписками по кредитным картам.

Два дня отчуждения и молчания меня довели, и в среду вечером я была готова взорваться. Я стояла на кухне у раковины и мыла бутылочку Тома. Я слышала, как стукнула дверь, но не обернулась. Меня уже достаточно игнорировали, спасибо. Но через минуту я услышала шаги за своей спиной. Я напряглась и принялась еще яростнее тереть бутылочку. Внезапно я почувствовала его руки на своей талии. «По-моему, это великолепная идея, — прошептал он мне на ухо. — Чем больше я об этом думаю, тем больше она мне нравится». Я с облегчением прижалась к Майку. Слава богу! Слава богу! Может быть, теперь мы все сможем вернуться домой.

Правда, теперь меня начинало тревожить, с какой легкостью Майк взял на себя роль единственного кормильца. Слишком уж легко! Когда я увидела его, сидящим во главе стола, покрытого всеми этими банковскими бумагами, я подумала о том, кого же он мне напоминает? Долго копаться в памяти не пришлось. И ответ был похож на ушат ледяной воды. Моего отца. Если я начну извиняться за то, что купила себе журнал, я пойму, что произошло самое ужасное. Я стану собственной матерью.

Меня терзали сомнения. Когда я приняла это решение, то оно казалось таким смелым, таким очевидным, что не было ни малейших сомнений в его правильности. Но сейчас передо мной встала реальность. Моя машина принадлежит компании. Ее придется отдать. А мой пенсионный счет? Его придется либо обналичить, либо перевести все деньги на новый личный счет, а это значит, что я потеряю отчисления, внесенные работодателем. Как хорошо, что прошло больше шести месяцев, с тех пор как я вернулась на работу. Иначе, мне бы пришлось вернуть пособие по беременности. И потом, нужно же еще сообщить Нику, что я ухожу. Как минимум пять раз на этой неделе я порывалась все ему сказать, но каждый раз я думала, что он все равно заговорит со мной о ТВ Центре, и тогда я смогу все ему объяснить. Но он ни разу не упомянул мой переход. И — Святые Небеса — Клэр. Как я скажу Клэр, что у нее больше нет работы?

Пятница, 30 октября

Сегодня утром я заглянула в кабинет Ника:

— У тебя есть секундочка?

— Конечно. — Он радостно улыбнулся. — Заходи. Ты уже подумала о том предложении? Я сегодня утром говорил с Томом по телефону и сказал ему, что ты уже в курсе. По-моему, он был доволен. Ты знала, что он раньше работал с Майком? Он хочет с тобой встретиться…

— Я решила не переходить в ТВ Центр, — быстро ответила я.

— Что?

— Я решила никуда не переходить. И я должна сказать тебе еще кое-что… — Я замолчала на секунду, собираясь с мыслями, а потом заставила себя посмотреть Нику прямо в глаза. — Я увольняюсь.

— Ты что, шутишь? — все его оживление исчезло. Он выглядел по-настоящему потрясенным. — Но почему? Послушай, я знаю, что не был чересчур вежливым, когда мы говорили о твоем фильме, но это же мелочь, Кэрри, ты сама это знаешь. Куда ты переходишь? — Он с подозрением на меня посмотрел. — Собираешься присоединиться к команде Майка?

— Господи, конечно нет, Ник! Я ни за что не брошу Би-би-си, ты же знаешь.

— Тогда куда ты уходишь?

— Никуда. Я собираюсь совсем бросить работу и заняться детьми. Ухожу домой.

Ник посмотрел на меня так, будто у меня внезапно выросла вторая голова. «Ты собираешься бросить работу и стать домохозяйкой? — он рассмеялся. — Кэрри, это абсурд. Кто угодно, только не ты! Представь, сидеть дома, с детьми, весь день. Очень скоро ты все это возненавидишь. Когда я смотрю на свою жену… у нее же нет жизни, она только ухаживает за мной и детьми. Я всегда восхищался тобой, твоим умением справляться со всем сразу. Ты же даже не знаешь, что у тебя есть дети!» Услышав последнюю фразу, я вздрогнула. А Ник продолжал: «У тебя такая прекрасная работа здесь, такое блестящее будущее! Не можешь же ты все это просто так бросить. Это безумие. А все семинары, все курсы, которые ты посещала… Весь твой опыт!»

Казалось, что он, как калькулятор, подсчитывает все деньги, которые компания потратила на меня. Я начала чувствовать себя бесконечно виноватой. Может быть, я приняла неправильное решение… Может быть, мне следовало лучше подумать… Черт, если я сейчас уволюсь, они никогда не возьмут меня обратно. И я навсегда застряну в мире мамочек. Нет. Меня так легко не переубедишь. Я все делаю правильно. Неужели они думают, что, бросив работу, потому что я хочу видеть своих детей чаще, я, поджав хвост, вернусь в компанию, потому что я захочу видеть своих детей реже?

— Извини, Ник. Но я действительно ухожу. И не изменю своего решения. Я чувствую, что поступаю правильно. Тебе не нужно завершать отзыв обо мне. И даже если бы я уже получила ту работу, я бы все равно уволилась.

— Ну, если ты уверена… Это твой выбор. Но, если ты когда-нибудь захочешь вернуться, просто позвони мне. Мне действительно жаль тебя отпускать. Полагаю, увеличение зарплаты на пять тысяч не изменит твоего решения?

— Ник! Прекрати меня искушать!

Он рассмеялся и поднял руки перед собой, словно защищаясь. «Ладно, ладно. Ты победила. Но я буду скучать по тебе. Мы все будем». — «Спасибо», — я почувствовала, что к глазам подступают слезы. Господи, только бы не заплакать! Я вышла из его кабинета, и немедленно пошла в свой кабинет. В мой бывший кабинет. Я оглядела общую комнату. Пит оживленно говорил по телефону, ручка в руке, ноги закинуты на стол. Ряды гудящих компьютеров, газетные листы на полу, взрывы смеха, непрекращающиеся звонки телефонов, хлопают двери, принтеры жужжат, распечатывая статьи. Мой мир. Это место меня всегда вдохновляло. Каждое утро поднимало мое настроение оживленностью и шумом, той кипучей деятельностью, которая характерна для отделов новостей. Все было так знакомо, как может быть знаком родной дом. И в каком-то смысле это и был мой дом. Я провела здесь гораздо больше времени, чем дома. И все эти люди… мои друзья, люди, вместе с которыми я смеялась, паниковала, злилась. Я собиралась уйти и не видеть их больше.

Что будет со мной? Моя личность, мое собственное представление о себе исчезнут. Ведь все в моей жизни было дорогой к тому, кто я сейчас. Учеба в школе, экзамены, университет, работа в газетах, затем — на радио и, наконец — телевидение. Каждый шаг был просчитан, а все вместе вело к постоянному подъему по карьерной лестнице. Работа — это мой способ гордиться собой, способ заставить других людей уважать меня. Я именно такая, какая есть благодаря своей работе. Уберите работу, и кем я буду? Лицом в толпе. Очередной женщиной, пытающейся пройти в двери магазина, толкая перед собой коляску. Женщиной, которая беспокоится о каждом кусочке еды. Женщиной, которая просыпается утром, чтобы прожить день как две капли воды похожий на вчерашний.