Хорошенькое смазливое личико слизеринки исказила гримаса злорадного удовлетворения.
- Я никому и никогда не позволяла вытирать о себя ноги, – продолжила Меган. – А особенно кому-то вроде тебя. Ты же пустое место, Блэк. Твоя семья от тебя отказалась. Твой родной брат тебя презирает. Ты потерял свое положение в обществе. Свой дом. В глазах всех нормальных людей ты предатель.
Меган пыталась причинять ему боль, но Сириусу было наплевать на ее слова. Она ведь даже не подозревала, что один вечер в компании настоящих друзей стоит сотни званых вечеров, что людей стоит уважать не только за фамилию, полученную от родителей, и что настоящая жизнь гораздо ярче и интереснее, чем Меган может себе вообразить. Ему, пожалуй, даже было немного ее жаль, но прощать Меган то, что она сделала, Сириус не собирался. Он потратил уйму времени, чтобы сблизиться с МакКиннон, а эта мстительная дрянь все испортила одним махом.
- И ради такого, как я, ты выставила себя перед всеми шлюхой?
Меган побледнела.
- Что? – оскорблено переспросила она. – Как ты смеешь!
Он дернул плечом.
- О, еще как смею! Именно так о тебе будут говорить. Если ты не против быть одним из вариантов для меня, то наверняка сойдешь и для других. Чем ты хотела меня унизить? Тем, что раздвинула передо мной ноги и объявила об этом во всеуслышание? Это меня не унижает. И, – он издал короткий смешок, – чести тоже не делает. Не думай, что то, что было между нами, запомнится мне надолго. Ты всего лишь смазливая богатенькая девочка с отличными сиськами и крепкой задницей. Ничего больше. Ни-че-го, – подчеркнул он.
На щеках слизеринки появились красные пятна, теперь она не выглядела и в половину такой самоуверенной как пять минут назад. Густо-накрашенные ресницы растерянно хлопали, Меган старалась найти достойный ответ, но когда открыла рот, чтобы заговорить ее губы задрожали, а в глазах блеснули слезы.
- Ты… ты…
- Кто? – Сириус скрестил руки на груди. – Я ведь знаю, что на самом деле тебе нужно было только одно: снова обратить на себя мое внимание. Знаю… – он кивнул, заметив, что она изменилась в лице. – Решила, что после вчерашнего я вдруг воспылаю к тебе чувствами? Не было никаких чувств. Я просто спал с тобой. И прошлой ночью и в другие ночи тоже.
Она хватала ртом воздух как рыба, по лицу девушки потянулись длинные мокрые дорожки.
- Не знаешь! – выкрикнула Меган, борясь с подступающими рыданиями. – Не знаешь, не понимаешь и даже не пытаешься понять! Да! Да, я хотела быть с тобой, я и сейчас хочу быть с тобой, потому что я тебя… – она задохнулась. – Я хочу, чтобы ты однажды все-таки влюбился, Сириус, – ее голос торопился и сбивался, – влюбился так, чтобы дышать без нее не мог, чтобы тебя ломало, когда ее нет рядом, а потом, когда это произойдет, пусть она бросит тебя или пусть даже умрет! Чтобы вся твоя жизнь полетела ко всем чертям, чтобы ты понял каково это, чтобы ты… – она заплакала навзрыд и, забыв сумку с учебниками на полу, побежала по коридору к лестницам.
- Дура! – крикнул Сириус ей вслед.
Идти на урок не было никакого смысла. Сириус выкурил три сигареты подряд в школьном туалете, залечил длинную царапину на щеке, снова покурил, ощущая стойкое желание напиться. Его состояние, настроение и положение можно было коротко описать одним-единственным словом: дерьмо. Это же надо было так вляпаться! И почему вчера он не остался в гриффиндорской башне, почему не пошел в свою спальню или почему не остался с МакКиннон, нужно было плюнуть на свое недовольство, подумаешь, отказала девчонка! Сегодня отказала, а завтра уже согласилась. Придурок! Сейчас бы спокойно сидел рядом с Марлин, гладил бы ее по коленке, а ближе к вечеру они бы сбежали вдвоем в Хогсмид… Марлин. Сириус вздохнул. Получать пощечины публично ему прежде не приходилось. МакКиннон вообще умудрилась за короткое время ударить его по лицу дважды, а при их первой встрече вообще чуть не прикончила. Сейчас наверняка повторяет для Эванс, Стоун и МакДональд, какой он подонок, а те кивают и поддакивают. Конечно, эти за него никогда не вступятся, женская солидарность, как и мужская, вещь непонятная, но почти святая. До девяти Сириус прятался по углам, даже ужинал на кухне, не желая слышать за спиной перешептывания, но, казалось, даже домовикам все известно, по крайней мере, одна эльфийка косилась на привычного гостя с явным неодобрением. Марлин он ждал, укрывшись за гобеленом, только время от времени отодвигал край ткани, едва слышался стук каблуков. МакКиннон вышла из библиотеки одной из последних, прижимая к груди какой-то толстый тяжеленный том. Сириус ожидал увидеть ее заплаканной, с припухшим носом и красными веками, расстроенной и обиженной, он даже собирался извиниться со всей искренностью, потому что был виноват. Но Марлин выглядела… нормально. Вернее нет, она выглядела замечательно. Волосы распадались по плечам, на щеках румянец, губы подкрашены, голова высоко вздернута. Немного удивившись, Сириус поторопился выскочить из своего укрытия. МакКиннон ожидаемо сделала вид, что он пустое место. Сириус тогда перекрыл ей дорогу, заискивающе улыбнулся, но сказать ничего не успел. Марлин выхватила палочку, сделала какой-то замысловатый взмах, и Сириус с ужасом почувствовал, что его язык накрепко приклеился к небу. Блэк схватился за горло, а Марлин отрезала: – Даже не пытайся. И не ходи за мной, ясно? Пробормотав себе под нос что-то очень похожее на «козел», МакКиннон ушла, оставив Сириуса в недоумении. На следующее утро Блэк узнал, что Лили с ним тоже не разговаривает. Когда он поздоровался, Эванс нахмурилась и уткнулась в тарелку с овсянкой. После первой пары Сириус предпринял еще одну попытку: попросил списать домашнее эссе по зельям. Эванс пронзила его презрительно-ледяным взглядом, подхватила свои учебники, демонстративно пересела за парту к Марлин и что-то зашептала ей на ухо. Неужели Марлин совсем не переживает и не хочет помириться? Этим вопросом Сириус задавался уже почти неделю. Не может этого быть! Сириус наблюдал за МакКиннон, стараясь заметить на ее лице грусть, но вместо этого слышал только звонкий смех. В воскресенье Сохатый и Эванс ушли в Хогсмид вместе, Люпин с Уэйн, а Сириусу пришлось коротать время в компании Хвоста. Они зашли в «Три Метлы», собираясь пропустить по стаканчику пива, Сириус сделал глоток и поперхнулся, когда увидел Марлин, сидящую у барной стойки между Эваном Тернером с Пуффендуя и каким-то незнакомым Сириусу когтевранцем, кажется, с шестого курса. Тернер сиял как начищенный серебряник, что-то увлеченно рассказывал и размахивал руками. Блэку сразу не понравились три вещи. Ладонь Марлин, лежащая как-то слишком близко от руки Тернера. То, что Марлин поддерживает разговор и постоянно улыбается. И чашка кофе, которую Розмерта поставила перед МакКиннон, с какими-то идиотскими сердечками, нарисованными на пене карамелью. Сириус старался припомнить хоть что-нибудь плохое о Тернере, но, как назло, пуффендуец был парнем не робкого десятка, веселым, умным, всегда неизменно вежливым с девушками. К тому же Эван прослыл убежденным противником Того-Кого-Нельзя-Называть, а еще он отлично играл в квиддич и писал статьи в школьную газету. От досады Сириус пнул стол и чуть не опрокинул пивные кружки. МакКиннон хохотала так, словно услышала самую забавную шутку в своей жизни. Тернер, приободренный ее реакцией, расправил плечи. Марлин забросила ногу на ногу, край короткой темно-синей юбки пополз вверх, и Эван разве что слюнями не давился, косясь на ее коленки. Теперь Сириус завелся. В какой-то миг захотелось схватить Тернера за шиворот и хорошенько приложить головой о стенку. Марлин допила кофе, встала, Эван помог ей надеть мантию, словно ненароком коснулся талии девушки, затем пошел чуть впереди нее, торопясь открыть дверь. Когтевранец, явно чувствующий себя лишним, уныло потащился следом. Назло ей, Сириус по вечерам торчал в гостиной и всегда подсаживался к каким-нибудь девчонкам, которые пищали от восторга, говорили наперебой, постоянно норовили то опустить ему ладони на плечи, то прижаться боком, то потрепать по волосам. Но впервые женское внимание не радовало и не доставляло удовольствия, потому что он беспокоился только о реакции Марлин, а ее равнодушие выводило из себя. Сириусу было тоскливо, все валилось из рук, а настроение с каждым днем становилось паршивее и паршивее. Как-то спеша на Трансфигурацию, Сириус снова наткнулся на беседующих МакКиннон и Тернера. Желание оторвать Тернеру какую-нибудь конечность укрепилось. Сириус не понимал, что с ним творится. Хотя нет, в глубине души понимал, но скорее бы выпил гной бубонтюбера, чем кому-нибудь признался бы. Он ревновал. И скучал. ______________________________ Стояла безлунная темная ночь. Из неплотно прикрытого окна тянуло свежестью и прохладой. Кровать Хвоста была плотно завешена пологом со всех сторон, Питер сопел и кряхтел во сне, иногда глубоко вздыхал и, кажется, даже что-то бормотал. Римус спал, отвернувшись лицом к стене и накрывшись с головой одеялом. Сохатый обнял руками подушку, на его лице застыло расслабленное и спокойное выражение. И только к Сириусу сон не шел. Он уже больше двух часов ворочался с боку на бок, стараясь улечься поудобнее, и отчаянно зевал. В голову лезла разная чепуха. Например, он думал, что скажет Марлин, если они вдруг останутся наедине, подбирал слова, предполагал, что МакКиннон может ответить… Вспоминал их последний вечер вместе, ее губы и руки… Ему стало жарко. Сириус отбросил плед, потянулся, пока не хрустнула затекшая кость, перевернулся на спину. Сегодня за завтраком он успел сесть рядом с ней, надеясь, что Марлин попросит его передать кувшин с молоком или пирог… А она улыбалась Хвосту, тот рассказывал ей какую-то нелепую, длинную, скучную историю, краснел, пыхтел, путался, а затем потащился за Марлин к кабинету Трансфигурации. Сириус же, презирая себя всей душой, остался доедать бутерброды.
