Дальше я не слышала…

13 июля.

Дорогой дневник. Прости, что не пишу… Я в зареве целыми днями, но ничего не могу с этим поделать. Все будто предрешено. Меня держат взаперти. Встречают с работы и провожают. Моя жизнь стала напоминать карцер. Я даже не отправила последнее письмо. Потому что родители, и не напрасно, думают, что я сбегу, и пасут меня, отслеживая каждое мое действие… Максим, он… Не добро и не зло… Напрасно, кажется, я начинаю его ненавидеть. Но мне уже тошно… Человек рожден быть свободным, а мне, как птице, обрезали крылья этой свадьбой. Не хочу я судьбы иной… Придите мертвые призраки моих предков за мной… Не дайте выйти замуж за нелюбимого. Не дайте лечь под нелюбимого и понести от него плод. Я возненавижу все это, клянусь всем силам, что за мной наблюдают… Я разграблена… Ничего не остается от меня самой. Кроме чужой навязанной воли… А там… В браке… Я даже слышать о Нем и видеть Его не смогу… Максим перекроет мне интернет, как кислород… Мужские потребности, стирка, глажка, а потом и пеленки. Я буду ненавидеть своего мужа… И ребенка… Ровер, забери меня из этой жизни. Молю… Мне здесь все тошно… Нет у тебя сердца… Продал душу кинематографу…

15 июля. Вечер.

Свадьба. Фата была дурацкой. Шампанское обдало брызгами стены. Все смеялись, а у меня бокал в руках треснул. Ладонь изрезана и в крови. А через пару часов душа, что была в огне все это время по любимому, будет изрезана не меньше ночью с нелюбимым. Я не хочу дарить Максиму невинность. Это все, что у меня осталось. Силы… Не позвольте… Молю…

16 июля.

Свершилось. Но я даже не могу рыдать. Я просто чувствую себя грязной. И эти нечистоты не смыть, хоть кожу сними. Я в статике. Я часами смотрю в пустоту на то, как ничего не происходит. Лучше бы я умерла…

18 ноября.

Пустые ночи сменяют пустые дни. Я слишком драматизировала из-за интимной связи. Сначала мне казалось это чем-то священным, что даришь только тому, кто душу из тебя вынул, а сейчас… Несколько месяцев в браке, и это становится привычной обыденностью… Никаких чувств… Я просто мертва изнутри, а все остальное лишь долг. Я болею, чахну и умираю. Интернет пока у меня еще не забрали, и я удовлетворяю свою потребность знать, что происходит в жизни у Ровера, но Максим уже знает… Он палил историю моего браузера. Пока он молчит, но надолго ли…

23 ноября.

На мое день рождения съезжаются друзья Максима. Два глотка коньяка, и мне становится плохо. Я иду в туалет и опрокидываю в унитаз содержимое желудка… Обеспокоенная мать тычет мне тест на беременность, который она, в ожидании внука, предусмотрительно купила заранее… Две полоски… Как и говорилось в анекдоте — полная *опа, этому с детства учили. Попала. Снова… И окончательно. Конечно, аборт мне сделать никто не позволит. Буду молить силы о выкидыше…

15 сентября. Год следующий.

Дорогой дневник, ты прости… Фрустрация заняла собой все, что было. Месяцы беспрестанной рвоты, растяжек по всему моему телу, невыносимой тяжести бремени и сами роды такие мучительные, словно мне переломали все кости в организме… Как ты понимаешь, чуда не произошло, и веселый краснощекий карапуз Андрейка Астафьев родился на свет. А я, между прочим, так и осталась Лесей Виноградовой. Становиться Астафьевой… Увольте. Я недолюбливала свою фамилию, но чужую — больше. Если только она не начиналась с буквы „Р“… Здравствуй, хождение по мукам. С рождением Андрея я больше не имела права себе принадлежать…

23 января.

У Ройса день рождения. Я не имею права даже отправить подарок. Мать ругается, мол, если муж узнает, какая ты ненормальная, тут же бросит! Скорей бы уже узнал и бросил. И своего адского вампиреныша забрал. Ей-богу, чем здоровее становился Андрей, тем меньше оставалось сил в моем теле. Я злилась на всех вокруг, и всё вокруг мне было тошно. Семейная жизнь меня угнетала и уничтожала, а отец… Напомните, зачем мы остались с моими родителями? Ах да, потому что наследство Максима — блажь и развод. Он приходил ко мне в банк и брал кредит. И что ожидать от такого неудачника?.. Этот идиот работает на двух работах, а мы все также нищенствуем, и он не желает найти одну, но более высокооплачиваемую. А отец на любое мое возмущение по поводу мужа выдавал, что я не переломлюсь, если упущу и не переведу какую-нибудь статейку. О, Зевс, низвергни гром и молнии на его голову. Каждый ткнет, да поучит. Для всех я виновата. Выбрала то, что по их мнению нельзя. А выдавать меня замуж за необеспеченного придурка — нормально. Андрей снова заплакал… Я пойду, пожалуй. До связи… С днем рождения, мой любимый. Прошепчу одними лишь губами, чтобы никто из моей семьи, ставшей сборищем врагов, не услышал, и маетно-томительно захлестнет всю горячей волной… От слова „мой“… Это слово убивает и перерождает…

5 июля.

Я угналась и упарываюсь до сих пор. И вот из записок сумасшедшей и ее истории болезни, об ее идеологии:

«Тот, кто смотрит в одну точку, не будет оглядываться по сторонам. Вот в том был мой жизненный принцип. Принцип касательно рамок, в которые меня пытался затолкнуть любой „обычный“ собеседник. Правда лишь в том, что внешне нормальный человек: невзрачная, никакая; внутри меня жила дикая тварь, ненавидимая за свою непохожесть, презираемая за превращение в бриллианты того, что остальные в этот век считали пылью, подчинявшаяся лишь своим инстинктам. Не воспринимающая саму суть жизни современной. И каждого, кто пытался разглядеть в этой твари нормального человека, ждало жестокое разочарование».

Вот.

7 июля. Четыре года спустя.

Отдала спиногрыза в садик. Пусть теперь за Андрейкой другие присматривают. Я — мать-кукушка. Родила, а так и не полюбила. Вышла замуж, уж пять с лишним лет живем, а чувств, как не было, так и нет. Есть лишь ночные побеги в ванную с телефоном после утомительного укладывания Андрея спать. Включаю душ и интернет, и снова сияет мне улыбка того, из-за кого не могу больше любить. Вот и счастлива я на те короткие мгновения. Пока вода греет тело, а я без отрыва пялюсь на то, о чем в день свадьбы забыть должна была — губы его… До одурения прекрасные. Вечно ты душу мне обгладывать будешь, Ровер, вечно…

8 июля.

Максим пришел не то с работы, не то от бабы. Он туп и пьян. Тихий мальчик, который покупал мне кофе в „Старбаксе“, куда он делся?.. Он превращался в заносчивую тупую скотину с каждым днем все больше. Носки ему не так развешаны, а за то, что вообще постираны, говорить „спасибо“ лень. Он надирается уже много дней подряд, а я только делаю вид, что хоть что-то в этом кошмарном браке есть хорошее.

— Андрея сегодня в садике похвалили. За рисунок. — Тихо произношу я, пытаясь завести очередной пустой и никчемный разговор с за пять лет ставшим пивным животом и футбольным мозгом.

— Го-о-о-о-л! — Максим возбужденно носится по комнате, зажав бутылку пива в руке, не обращая внимания на мои слова. Что было и ожидать. При всей ненависти к своему образу жизни и браку, я пытаюсь не развалить все окончательно, но, похоже, что это только мне и нужно. Максим давно не интересуется проблемами Андрея. С первой ночи после возвращения из роддома из-за сына не спала только я. И мать, иногда сменяя меня. Отец и муж же за рыбой и пивасиком проводили каждый вечер. Вот и сейчас отправив меня в игнор, полупьяный Астафьев развалился на диване, а я, покачав головой, отправилась в комнату к сыну.