- Очень странно слышать от вас такие вещи, миледи. – сказала Михримах. – Помнится мне, вы всегда были патриоткой, когда служили при дворе моих родителей.

- Принцесса, быть может это не моё дело, - неожиданно для всех вмешалась Мария Тюдор, - но леди Говард всегда отзывалась лишь положительно об Османской Империи. И это никогда не мешало ей быть образцовой англичанкой и доброй католичкой, хотя стала она ей совсем недавно.

Принцесса искренне считала, что защищает эту скромную женщину, не участвующую в бесконечных интригах при дворе отца Марии, однако султанши только рассмеялись. Хатидже истерично хохотала, потому англичанки засмеялись в ответ.

- Да какая из тебя англичанка и добрая католичка, Нигяр Калфа?! – выкрикнула наконец сестра султана. – Ты ничтожество с рождения! Ты рабыней была, рабыней и умрёшь, и никакое замужество с английским беем этого не исправит! А за предательство Аллаха ты сгоришь в аду! Гюльфем, - обратилась она к подруге и служанке, - я возвращаюсь домой, надеюсь, ты со мной.

- Я, пожалуй, прикажу, чтобы закладывали карету в Манису. – добавила Махидевран. – Не могу больше находится в обществе этой шлюхи.

- Махидевран Султан, не стоит бросаться такими словами в отношении наших гостей. – приструнила её Михримах. – Или вы хотите, чтобы повелитель объявил войну Англии прямо здесь и сейчас?

Роксолана с одобрением посмотрела на дочь. Она сама бы сказала эти слова, но Михримах её опередила. Безусловно, дипломатический скандал не был нужен ни одной из сторон, однако поведение султанш могло его спровоцировать.

- Я не знаю, что вам сделала леди Норфолк, но оскорбляя её, вы сейчас оскорбляете всех нас. – выступила Мария.

- Леди Мария права. – присоединилась к ней Кэтрин Уиллоуби. – Законы дипломатии, насколько я знаю, запрещают подобные выходки на территории одной из договаривающихся сторон.

- Вы просто плохо знаете обычаи и традиции великих османов, леди Саффолк! – ответила новым выпадом Хатидже. – Вы можете сколько угодно защищать бывшую рабыню, но факт того, что она была рабыней, ваши неуместные высказывания не изменят!

Теперь пришла очередь Хюррем вмешаться в разгорающийся конфликт. Поведение золовки вывело её из себя. Если не предпринять срочных мер, то последствия могут быть самыми плачевными.

- Послушайте, госпожа, - обратилась Роксолана к Хатидже, - не для того мы с таким трудом организовывали эту встречу, чтобы вы закатывали истерики!

- Не смей повышать на меня голос! – ещё больше распалялась принцесса. – Никто не имеет права повышать голос на прирождённую султаншу!

- Хатидже Султан, Махидевран Султан, вы, кажется, собирались уйти. – напомнила разгорячившимся дамочкам Михримах.

- Она права, госпожа, пойдёмте. – тихо и спокойно промолвила Гюльфем, взяв подругу под руки и ведя её к выходу из шатра.

Разъярённая Хатидже тяжёлым шагом покинула собравшихся. Махидевран и Гюльфем последовали за ней, хотя последняя предпочла бы побеседовать с леди Марией и леди Кэтрин. Принцесса обратилась к брату с просьбой отпустить её домой; султан, сохраняя олимпийское спокойствие, удовлетворил её просьбу, однако не отпустил Махидевран обратно в Манису. Шехзаде Мустафа хотел пообщаться с королём Генрихом, и Сулейман не видел ничего противоестественного в желании сына, так что единственное, на что могла рассчитывать его мать, так это переночевать у Хатидже и наутро уехать одной. На подписании турецко - английских договоров должны присутствовать принцы, рассуждал Сулейман, а глупые прихоти матери старшего наследника препятствием для этого не являются. Хотя и Генрих, и его министры, отнеслись с пониманием к «недомоганию» султанш, Роксолана и её дочь лишь ехидно улыбались, понимая, что Хатидже и Махидевран неслабо опозорились перед англичанами, а им, собственно, делать-то ничего не пришлось. Надо сказать, что Нигяр тоже получила свою порцию удовольствия от происходящего. Как ни крути, но осознавать, что бесящиеся стервы, которые готовы были плясать на её могиле, теперь даже пальцем прикоснуться к ней не смеют, и поэтому изходятся желчью в бессильной злобе, по меньшей мере приятно. Что касается англичанок, то принцесса Мария тихо молилась, леди Кэтрин задыхалась от возмущения, а леди Элеонора лишь вытянула ноги в длину и спросила, не подадут ли ей ещё фиников.

- Если бы кто-нибудь из родни Его Величества повёл себя подобным образом, - говорила герцогиня Саффолк, - то непременно бы нарвался на ответную грубость. Не так ли, Ваше Высочество?

- К сожалению, это так. – подтвердила Мария. В эту минуту Хюррем заметила, что эта скромная англичанка с грустными глазами больше похожа на настоящую принцессу, чем её нервная и эгоистичная золовка.

- Очень странно, что султан спустил ей это с рук. – выдохнув, промолвила Роксолана. – Видимо для того, чтобы не смущать вашу делегацию. В свою очередь я хотела бы извиниться за поведение Хатидже Султан. Впрочем, угрюмый вид и внезапные вспышки агрессии – её обычное состояние.

Михримах хихикнула над тем, как её мать описывает тётушку, но мгновенно приняла вид, соответствующий её положению.

- Я бы посоветовала вам молиться за неё. – сказала Мария. – Вероятно, внутри вашей золовки сидит бес.

- Спасибо, дорогая, за участие. – ласково проговорила Хюррем, в глубине души жалея девушку, которая совершенно не знала Хатидже. Впрочем, Мария всегда полагала, что хуже, чем в её семье, ситуаций просто не бывает.

- Так что там с финиками? – недовольно протянула Элеонора. – По-моему, это неуважение к гостям, когда хозяева не торопятся исполнить их простое желание.

- Если финики, это всё, что интересует вас, леди Элеонора, то вы могли бы совсем не вылезать из покоев, которые вам приготовили. – ответила ей Михримах. Однако девица шутки не поняла и обиженно надула губки. Потеряв последнюю надежду на то, что с данной особой можно наладить разговор, принцесса обратилась к Нигяр.

- Так чем же вы занимаете своё время, любезная герцогиня Джоан?

- В основном рукоделием и музыкой. – ответила та. – Английские песни запоминаются на удивление легко.

- А турецкие песни вы ещё помните? – спросила Хюррем.

- Кое-что помню. При английском дворе песнями Османской Империи не особо интересуются.

- Вот как! – османская королева была поражена услышанным. Она бросила вопрошающий взгляд на англичанок.

- Это правда. – ответила ей Мария. – Англия – государство христианское, несмотря на то, что сейчас в нём творятся ужасные вещи на почве религии.

- По-моему, это глупо. – возразила ей Роксолана. – Государства должны жить в мире и согласии, обмениваться опытом и перенимать друг у друга самое лучшее, не смотря на религиозные взгляды и народные обычаи.

- Вы правы, Ваше Величество. Я думаю, простым людям, населяющим наши страны, меньше всего нужны войны. А войны являются ничем другим, кроме как результатом интриг вельмож, которым всегда мало власти и денег.

Хюррем ласково поглядела на девушку. Она не ожидала, что найдёт в её лице столь прекрасную собеседницу.

- Вы так молоды, но мудры не по годам. - сказала она. – Из вас получится прекрасная королева, если вы будете проявлять такую же мудрость по отношению к вашим будущим подданным.

Мария смущённо опустила взгляд и покраснела. Она вымолвила лишь одно: «Благодарю» и принялась с энтузиазмом обмахиваться веером, чтобы сбить внезапно накативший на неё жар.

Между тем, Сулейман и Генрих плавно свернули тему политики и вели чисто светскую беседу. Сыновья султана интересовались европейской архитектурой и литературой, что она из себя представляет и как вяжется с христианской религией. Кто-то спрашивал у турков о восточных породах лошадей, а кого-то занимал светский этикет в Англии. Что касается короля, то ему было крайне любопытно узнать, не тяготит ли его турецкого коллегу огромное количество женщин, требующих постоянного внимания.

- Признаюсь, Сулейман, я бы не смог жить в Османской Империи. Я, конечно, женщин люблю, но мне не хватило бы ни денег, ни нервов, чтобы содержать их всех и при этом относится ко всем одинаково и никого ненароком не обидеть. – говорил Генрих.