— Вы действительно не знали, что он помогает Пожирателям Смерти?
— Гарри, мой мальчик, он передо мной не докладывался. Наши собрания в Иллитрисе с другими его учениками — в Темной Аллее Джеральд окружил себя оставшимися Знающими, большую часть из которых сам же и обучил — ничего не значат. Я там только гость. Как и Джеральд — в Хогвартсе. Разные сферы влияния. Редко пересекаются, но если пересекутся… Получается, как сейчас.
— Но почему ему до сих пор не удалось вернуть сына? Почему, если Темный Лорд сумел вернуться.
— Разные виды колдовства, как я полагаю. Разные исходные условия. Великий магический регулятор равновесия, в который, я, правда, не верю, но на который иногда подспудно надеюсь. Как магглы — на своего таинственного Бога. А еще — нестабильность. Если ты так хорошо помнишь, что я говорил по тому или иному поводу, Гарри, то должен учитывать и ситуацию, порожденную действиями Джеральда — долгое время маги Триады не рождались вовсе. Я подозреваю, что насчет «вовсе» мой учитель сильно покривил душой, и кто-то да был. Но, раз он не получил желаемого результата до сих пор, то вряд ли они выжили и смогли принять силу…
— Эти маги были слишком слабыми? — расправившись с печеньем, Гарри сделал большой глоток чая.
Огденский виски на трезвость размышлений уже не влиял никак.
— Вернее, слишком обычными. Ты все-таки выводишь меня на этот разговор, Гарри, к этой неприятной теме, — Дамблдор снова вздохнул и прятал лицо в ладонях. — Я уже говорил: чтобы где-то убыло, в другом месте должно прибыть. Хотели, чтобы появление волшебников, пригодных для составления Триад, было легко прогнозируемо? Чтобы они рождались только в особых семьях? Получите спад рождаемости среди чистокровных и рост — среди магглорожденных, линейное наследование силы Триад и ограничения. Хотели привязать к наследуемым потокам чью-то душу, чтобы маг обрел бессмертие и перерождался до тех пор, пока не достигнет желаемого? Получите рост числа мертворожденных детей и еще большее искривление потоков. Действие и противодействие. Оттуда же берут начало и наши проблемы: Триад не должно быть в наше время, это заемная сила, исковерканная, испорченная вмешательством. И воздействует она на Сосуды Душ теперь иначе.
— Так это название мистер Сорвин придумал? Хорошо поиздевался.
— Да, у Джеральда с чувством юмора все в порядке. А с головой, увы, уже давно нет. Потому что ему явно мало вмешательств в мировой порядок, и свои эксперименты по преодолению ограничений он продолжает. Его не устраивает, что мы платим за магическую силу и силу своего ума долголетием. Здоровьем. Эмоциями. Привязанностями… Посмотри на себя, Гарри, снова вспомни своих друзей — мистера Малфоя и мистера Уизли. Очень скоро вы поймете, что все ваши выдающиеся способности скомпенсированы столь же выдающимися потерями. В семье, в любви…
— Гхм, профессор, вы меня простите, но по поводу последнего как-то сомнения возникают. Или вы говорите о каких-то более приземленных вещах?
— Нет, как ни странно, — впервые за весь их разговор директор улыбнулся, — как раз об эмоциях. Физиологическая сторона вопроса не страдает в данном случае. Нет только чувств.
— Как это — нет? А Рон со всеми девчонками Когтеврана, значит, прогуливается просто так? …А, да, не самый лучший пример. Тогда Драко — уж он-то к Блэйз… С другой стороны, они друг к другу просто привыкли, и родители за них все решили. Тогда еще остаемся мы с…
Или не остаются.
О природе своих чувств к Гермионе Грэйнджер Гарри как-то до сих пор не задумывался. Они просто были — и все. А если были, то какие? Дружба была, уважение было, интерес и восхищение — не каждая девчонка так здорово соображала. Может быть, Гермиона даже слегка раздражала. Временами. Потому что уж слишком здорово соображала, надо и меру знать.
Если зайти с другой стороны, то не сказать, чтобы она тянула на первую красавицу Хогвартса. Даже близко не тянула, хотя Святочный Бал показал интересные результаты.
Да в конце-то концов, после того же Святочного Бала они целовались! И явно не просто потому, что Поттер в собственническим порыве хотел испортить Виктору Краму вечер.
…А вот про Крама он тоже зря. О мертвых либо хорошо либо — никак. И да, Гарри сам теперь ближе к «никак», так что это и на него распространяется.
Веселенькое дельце.
Дамблдор за его размышлениями и выводами, к которым они приводили, наблюдал с какой-то грустной, понимающей усмешкой.
— Гарри, я ведь говорил и об эмоциях вообще. В нашем случае мистер Уизли — прямой тому пример. Гиперкомпенсация, попытка заполнить пустоты. Его одержимость мисс Чанг, повышенный интерес к сверстницам и обратная сторона — жестокость. Или взгляни на мистера Малфоя. Его нездоровый страх за себя и близких, осторожность, временами даже переходящая в откроенную трусость.
— А со мной что не так?
— Ты не знаешь, чего бояться, Гарри. Не знаешь, когда нужно остановиться, чтобы не перейти грань. Не можешь здраво оценить, стоит ли ввязываться.
— Теперь-то уж постараюсь, — Поттер глянул на него исподлобья, явно намекая, что последние приключения прибавили ему опыта в этом направлении.
— Придется, — согласно кивнул директор. — Иначе мы так и не сдвинемся с мертвой точки. И раз уж мы добрались до разговора о «мертвых точках». Мисс Делакур передавала какую-нибудь информацию о твоем нынешнем… состоянии?
Гарри откинулся на спинку кресла и помассировал виски.
Весь их разговор он выступал больше в роли слушателя. Впитывал информацию и пытался, как мог, ее переварить и разложить по полочкам — для себя. Получалось из рук вон плохо хотя бы потому, что информации этой были горы. Моря. Океаны. Масса деталей.
Дамблдор как всегда все берег на последний момент, чтобы потом выдать все разом. Нагрузить настолько, что впору было из головы все, что не относилось к их разговору, выкинуть — и то только ради того, чтобы немного отпустил опустошающий ступор.
— Со мной оставался Гербиус, — совсем, казалось бы, недавние события вспоминались с огромным трудом. Как будто Гарольд многопудовый камень ворочал. В гору катил. — Он говорил, что месяц продержусь, если не буду постоянно магию использовать.
Мысленно же Поттер возблагодарил директорскую предусмотрительность — темпоральные чары, лежащие на кабинете, позволили пару часов из этого месяца сэкономить.
Нет, он, конечно же, мог бы прийти к Дамблдору и позже. Чтобы все прояснить и расставить все точки над «i». Точно как, гипотетически мог бы рискнуть и использовать на квиддичном поле «Barathro Donare» с самого начала. Но тогда бы, как выражался Альбус Дамблдор, произошла накладка между сопутствующими факторами, причиной и следствием. Сильная такая, кровавая накладка.
Как и сейчас.
К Дамблдору все равно идти было нужно, даже если все предсказуемо — и обязательно — выльется — и вылилось — в долгую и утомительную беседу, после которой хочется голову засунуть под струю холодной воды и держать так, пока не полегчает. Или, чего уж мелочиться, сразу окунуться в Большое озеро. А потом очень долго проветриваться на крыше Астрономической башни.
…и слечь с менингитом еще на пару-тройку драгоценных — время все равно уходит, его никто не отменял — дней. Ладно хоть только дней, спасибо бодроперцевому зелью и настойкам.
— Значит, у нас есть месяц, — Дамблдор, почувствовав, что с неприятной для него лично темы разговор наконец-то перешел на тему, неприятную для оппонента, весь приободрился. — Давай же тогда подумаем, чем я тебе могу помочь…
Теперь, когда самое главное они выяснили — или до конца так и не прояснили, но сил терпеть дальше уже не было — Гарольд почувствовал нестерпимое желание как можно быстрее убраться из директорского кабинета.
— Сомневаюсь, что вы можете, профессор, — он покачал головой. — И я бы не хотел вашей помощи.
Сейчас он делал еще одну глупость. Несмотря на то, что недавно себя заверял — с ними покончено.
Таки прав был Дамблдор по поводу неверной оценки возможностей и отсутствия тормозов.
