Особенно долго ждать Гарольду не пришлось. Он даже до нужного места добраться не успел — предполагалось, что он будет ждать Ремуса на одной из немногочисленных полян, где, благодаря открытости территории, ветры быстрее всего разносили всякие новые запахи. Остановиться же пришлось в нескольких деревьях от неровной лесной кромки, потому что в лунной тени маячил неясный силуэт с ярко-желтыми, светящимися глазами. А еще этот силуэт очень громко сопел своим огромным черным кожаным носом, втягивая новые запахи. Гарри ждал, переминаясь с ноги на ногу, пока оборотень выйдет на короткий участок лунного света, чтобы более или менее привычные к общей полутьме Запретного Леса глаза Поттера смогли увидеть более мелкие детали.
Это, вообще-то, в чем-то даже был жест доверия, так что его вполне можно было бы и не дождаться. Однако, видимо, опасности для себя от хлипковатого на вид и имеющего родственный запах слизеринца (причем, второе было куда более весомо — на зрение полагаться не стоило в таких вопросах) зверь не обнаружил и вполне спокойно подошел к Гарольду. И даже уселся напротив, снова поводя в воздухе носом и слабо елозя по снегу хвостом. Глаза его находились немногим ниже глаз самого Поттера — зверь почти не уступал в размерах уже известному в своей трансформе Греэйбеку. Те же, пожалуй, футов шесть в холке. Отливающая в лунном свете рыжим с проседью шкура. И не по-звериному умные глаза. Не знай Гарри, что крестный возвращается с общеоборотнической сходки, длившейся уже несколько месяцев подряд, решил бы, что тот принял Волчье противоядие.
«Щенок Серошерстного».
Это было до странности просто — то, как глухой низкий рык сам собой сложился во вполне определенное понятие. Как будто сквозь пелену шума неожиданно четко проступили слова.
«Одна стая».
Оборотень бодро вильнул пару раз хвостом, будто бы раздумывая.
«Младший брат», — наконец определился он, чихнул, тряхнув мохнатой головой, и мирно ткнулся носом в плечо Гарольда.
Слизеринец даже удивился, насколько просто и быстро все разрешилась. Возможно помогло то, что в далеких и неясных для зверя человеческих воспоминаниях, он был крестным Поттера. А возможно быть дело действительно только в запахе. Ведь раз сам Ремус только нечеткими обрывками помнил то, что он делал в полнолуния, то могло оказаться и так, что и преобладающие сейчас над его разумом заглушали воспоминания о человеческой жизни.
Гарри осторожно погладил оборотня по носу — как бы все же руку за наглость не оттяпал — и даже рискнул почесать за ухом. Возражений вроде бы не возникло.
— Н-да, что-то мне подсказывает, в Хогвартс нам сейчас идти смысла нет, — пробормотал юноша, продолжая почесывать зверя за ухом.
«Охота?», — предложил оборотень, широко зевая. Поттера окутал теплый пар его дыхания, остро пахнущий кровью и свежим мясом.
— Да ты уже поохотился похоже, — слабо улыбнулся слизеринец. — Или все еще есть хочешь?
«Не голод. Учить младшего брата», — волк убрал голову с плеча Гарольда и приоткрыл пасть в своеобразной улыбке, демонстрируя здоровые, в палец длиной клыки.
— Учить? На местных монстров охотиться будем?
«Легкая добыча. Как раз сойдет», — еще шире улыбнулся тот. Снова чихнул и опустил голову, пару раз проведя лапой по носу.
…Вернулся в замок Гарри только на следующее утро, аккурат к завтраку. Причем сам даже плохо помнил, как именно добрался до Большого Зала. Почему-то его не оставляло ощущение, что помог ему в этом Ремус. Ну или точнее — его волчья ипостась. Как минимум, из леса до хижины Хагрида донес. А там вымотанный ночной охотой Поттер, засыпая на ходу, едва-едва добрался до ступеней к главным дверям Хогвартса. Показался на глаза общественности в Большом Зале, поковырял вяло омлет в своей тарелке и ушел в факультетскую гостиную. Не за сумкой с учебниками, как думали некоторые, а банально отсыпаться.
Слизеринцы, глядя на своего уморенного старосту, только головами качали.
Для того чтобы привыкнуть к новому на ближайшую неделю режиму дня Гарольду пришлось над собой и своим графиком основательно поработать. И заодно попрерпираться с недовольными подобными выкрутасами друзьями. Впрочем, Рон Уизли быстро обнаружил в ночных прогулках Поттера выгоду для себя-любимого и такой таинственной абстрактности как «благо зельедельческой науки».
— Вот, держи, — запыхавшийся Гарри, добиравшийся до четвертого этажа на своих двоих, вытащил из сумки тоненькие и длинные подозрительного вида свертки. — Эй, а Флитвик где? Я боялся, что опоздаю, несся сюда сломя голову, а он не пришел еще?
Драко Малфой только пожал плечами и углубился в чтение заданного им в качестве домашнего задания параграфа. Точнее, пытался его выучить прямо перед занятием, потому что сделать это заранее не позволяла вездесущая и вечноналичествующая малфоевская гордость. Ну и лень, само собой. А заодно и желание как-нибудь разнообразить учебные будни.
— Опаздывает — вот и ладненько, — промурлыкал он себе под нос, перелистывая страницу.
— Ну и что тут у нас? — Рон с интересом разглядывал принесенные ему пожухлые травки, завернутые в отдельные обрывки пергамента. — Ух ты, Гарри! Да ты просто сам Мерлин Великий!
— Ну а ты как думал? — ухмыльнулся тот, приваливаясь к стене. — Моргана подери, от самого Запретного Леса до гостиной, а потом от нее — сюда. И все за пятнадцать минут. Слушайте-ка, я тут ненароком новый мировой рекорд не поставил, а?
— Фуу! Уизел, убери немедленно! — Драко поморщился, зажимая нос. — Живо убирай то, что у тебя тут развонялось так! Или сожги лучше — мне с тобой на Чарах сидеть…
— Сам ты развонялся! — оскорбился в лучших чувствах Рональд. — Это же такая редкая штука, — и с фанатичным блеском в глазах сунул ему под нос один из свертков, — «Подкорная семидневка». Собрать ее можно только в течение семи дней, вычисляемых строго по лунному календарю… Мерлин! Гарри, спасибо огромное!
— Бее… убери ты свою гадость! — Малфой отошел на несколько шагов. — Какая мне, к Моргане, разница, что это там у тебя? Убери, говорю!
— Это не гадость, идиот, а уникальное растение! — пытался втолковать ему Уизли, вовсю размахивая перед лицом изрядно позеленевшего друга свертком с искомым «уникальным ратсением». — Хотя нет, вру, не растение. Нечто среднее между древесным грибом и плесенью. Ее вывели еще средневековые алхимики…
— Кстати, еще кое-что забыл, — прервал его монолог Гарольд и снова зашарил по сумке. — Не знаю, насколько правильно я, правда, ее вырезал… Ты же что-то там про пленку говорил, ага? Ну, ее еще срезать надо было, потому что она быстрее всего портиться… Вот, — на этот раз на свет мерлинов был извлечен сверток побольше, весь насквозь промасленный и с подозрительными расплывчатыми бурыми пятнами. — Уф, нет, ну почему нельзя было первым уроком поставить Травологию? Мне бы так бежать не пришлось…
— Печень Остроуха? — Рон, с видом ребенка, получившего на Рождество долгожданную и заранее горячо любимую игрушку, зашмыгал носом. — Гарри, дружище, я тебе по гроб жизни обязан теперь, честное слово!
— Ты еще разрыдайся, — мрачно буркнул Драко. — Два маньяка… Стоят тут, на требуху какую-то чуть ли не молятся…
— Не святотатствуй! — Рональд ткнул в его сторону блестящим от масла на свертке пальцем. — Вот это вот, чтоб ты знал, неуч проклятый, настоящее сокровище, которое… у-ух, Гарри! — он чуть ли не светился от счастья. — Я просто не знаю, что сказать! А, погоди, это… — отвернул уголок пергамента, приоткрывая для обзора его содержимое.
— Угу, все как ты сказал. Пергамент предварительно вымочить в его желчи…
— О, М-мерлин! Я скоро вернусь, — слабым голосом произнес Драко, со всех ног бросаясь в сторону туалета.
Двое друзей недоуменно посмотрели ему в след, пожали плечами и углубились в вопросы хранения и использования печени Остроуха.
…Главный же вопрос, беспокоящий Гарри Поттера еще с середины осени (а то и пораньше) и откровенно мешающий ему вовсю беззаботно налаживать личную жизнь, прояснить удалось далеко не сразу. Возможность поговорить на крайне болезненную тему появилась только после того, как Ремус Люпин вернул себе человеческий облик и, проведя еще несколько дней в Больничном Крыле, наконец-то устроил у слизеринцев первый за почти что полгода урок Защиты от Темных Сил.