— Да-да, все, — Бэгмен рассеяно почесал в затылке. — О! Альбус, а не угостите ли нас рюмочкой-другой старого-доброго Огденского? Отметим официальное и полноправное начало Турнира, так сказать…
Каруч сразу же отказался, сославшись на неведомые дела, и поспешил ретироваться. Каркаров, собравшийся было пафосно и, показав напоследок всем свой характер, вернуться на корабль, навострил уши. Мадам Максим, поморщившись, что-то коротко бросила своей ученице, однако кинула утвердительно, желая видимо хоть как-то загладить возникшие уже в самом начале Турнира Трех Волшебников, который вообще-то был призван мирить и объединять соперников, серьезные разногласия.
— Аврор Тонкс проводит Чемпионов в холл, — сверкнув из-под кустистых бровей глазами отчеканил Грюм, видимо, тоже решивший потешиться рюмашкой «на сон грядущий».
Совершенно не ожидавший такого поворота событий Альбус Дамблдор замер в растерянности. Он-то рассчитывал сейчас всех по-быстрому разогнать и устроить Триаде допрос с пристрастием. Только вот намеренья оставались на уровне несбыточной мечты, ибо отказываться в такой ситуации значило для радушного хозяина, принимающего у себя Турнир, смерти подобно. А, как известно, «одна рюмашка на ночь» легко и очень быстро в большинстве случаев растягивалась на добрый пятак, если не больше, ну а по времени вообще могла разъехаться в часовых границах в неведомые дали. А держать по пять-шесть часов кряду в нашем бренном мире магов Триады было… некультурно и непрактично. Да и никогда ничего подобного до сих пор не происходило. По одной простой причине — слишком долго держать психические чары было крайне чревато, ведь человеческий разум столь хрупок и раним…
— Еще кое-что, пока вы еще не разошлись, — медленно произнес Ангол. — Несмотря на то, что в этот раз мы так и не вычислили… преступника, это перестало быть проблемой.
— Что вы хотите сказать? — напрягся Каркаров.
— Стоит ему лишь еще хотя бы раз совершить колдовство над каким-либо объектом Турнира или использовать магию во время состязаний… И мы его обнаружим.
— «Грифон»! — ахнула МакГонагалл. — Комплекс чар «Грифон»!
— Замечательно, тогда давайте поднимемся в мой кабинет, — вздохнул директор Хогвартса. — Ну а вы тогда нас обгоните? Мой камин сейчас разблокирован… — намек был понят и принят — кивнув напоследок Тонкс, совершенно обалдевшей от такого обилия знаков внимания, Триада спешно удалилась. — М-да… Думаю, Людо, по такому случаю бутылочка выдержанного Огденского виски у меня найдется …
* * *
Школа гудела. Школа изнемогала от отсутствия информации. Школа хотела знать героев в лицо. Ну хотя бы для того, чтобы прямо туда (сиречь, в вышеозначенную часть организма) в случае чего и плюнуть дружно всем коллективом. Хитрые-хитрые директора, дабы не сеять панику среди «населения», как всегда обо всем умолчали. Авроры тоже помалкивали — на кону была их репутация. Ну а с Чемпионов что возьмешь? Но земля ведь слухами полнится — вот и перепали на долю всех участников конфликта воз и целая тележка сплетен. Больше всего досталось Джереми, что было и вовсе не удивительно. И Слизерин, и Пуффендуй и Когтевран дружно, в едином порыве отстаивали право Седрика Диггори на Чемпионство — он считался достойнейшим кандидатом (из двух имеющихся) для защиты чести школы. А вот дальше шли чистой воды «клубные наработки» и индивидуальные вариации на тему того, как имя Джереми оказалось в Кубке Огня и как оно оттуда появилось. Бытовало два четких и во многом реально обоснованных мнения: либо Гарольд хотел избавиться от брата и нашаманил с Кубком, либо Джереми сам что-то с ним назаподлянил. Оба мнения имени своих сторонников, и для подтверждения обоих же были свои вполне убедительные факты. В пользу первого говорили «теплые» и «по-семейному дружеские» отношения между братьями. Никто не сомневался, что Гарри легко мог устроить своему брату такую подлость, хотя раньше старший Поттер ничем подобным, по-сути-то, не занимался. Это мнение вытекало из четкой убежденности большинства школьников в том, что Гарри Поттер — новый Темный Лорд, ну или на крайний случай — преемник старого и его вернейший слуга. А почему бы им так не думать? Поттеру Малфой служит? Служит. Поттер Уизли с пути праведного сбил? Сбил. Со змеями говорит? Гадости всем высказывает? Грэйнджер обидел? Да и вообще, где он учится и что вытворяет — все и так сразу становится ясно. А вот дальше шли чистой воды непонятки, заставляющие здравомыслящих людей обращаться к логике-матушке. Если бы Гарольд обладал силой и возможностями сломать директорские чары и обмануть Кубок Огня, то он бы, как пить дать, свое собственное имя бросил бы — его всегда славой обделяли, а тут повод такой подвернулся. Поттер никогда с Седриком не конкурировал, да и вообще редко в чем с кем-то соперничал — он просто захватывал звание лидера тихо и бесшумно. Подобные акции-провокации общественных бедламов просто не в его стиле. С самого начала Гарольду Поттеру были совершенно до лампочки и сам Турнир и участие в нем, причем, говорил он совершенно искренне — это знали все. Да и, в конце-то концов, какой дурак из темных магов будет раскрывать свою силу и себя перед преподавателями в целом и Дамблдором в частности?
Рано или поздно, но до этих выводов доходили практически все, а значит, армия защитников невинности Джереми Поттер медленно, но верно таяла. Даже в Гриффиндоре через несколько дней против «собрата по знаменам» ополчились практически все студенты. «Спасибо» за агитацию надо было, кстати, сказать Дэви Марксу, невесть с чего (по мнению все тех же окружающих) воспылавшего ненавистью к Мальчику-Который-Выжил. В результате Джереми оказался в чистой воды изоляции — убежденные в том, что он сам умудрился бросить свое имя в Кубок (да не зря же его Грюм натаскивал!), но ни с кем не поделился своим «путем», гриффиндорцы перестали с ним общаться. Ну а ученики других факультетов устроили ему натуральный бойкот. И Слизерин, естественно, был как всегда «впереди планеты всей». Младший Поттер на глазах скатывался в затяжную депрессию — его же слава обернулась для него крайне плачевной и негативной стороной.
Досталось на орехи и Гарольду. В меньшем, конечно, масштабе, но все равно порядочно. Сначала, тем же вечером избрания Чемпионов, его вызвал к себе на ковер Снейп, раньше всех вернувшийся с «директорского совета». Декан Слизерина ясно и четко дал ему понять, что выгораживал Поттера как мог, но если он, такая мелкая и неблагодарная пакость, действительно в чем-то виноват, то пусть лучше сразу идет и топится в Большом Озере, иначе… Иначе его останки долго и усердно придется отскребать со стен холла. Затем к ответу несчастного четверокурсника (на следующее утро после «непринужденного» разговора со Снейпом) призвал сам, не много ни мало, Дамблдор — затребовал основания для такой вопиющей выходки. Потом, получив их, долго орал, и брызжа слюной на все окружающие предметы меблировки, доказывал Гарри, что тот — мелкая и неблагодарная… в общем, гад последний, некультурный человек и полная редиска. Дальше на глазах все того же шокированного до глубины души размахом трагедии слизеринца заварил себе чаю с лошадиной дозой успокаивающего зелья, и, прихлебывая его, пустился уже в здравые рассуждения. В результате, разошлись они мирно, решив, что все-таки поступил Гарольд более или менее правильно. Это только подкрепило мнение самого Поттера, что директор у них, все-таки, адекватный человек, пусть и со своими закидонами.
Но, в отличие от быстро успокоившихся преподавателей (воспитательными беседами занимались даже Хагрид, Флитвик, МакГонагалл и совсем чуточку — Спраут), которые уверовали в кристальную чистоту и невинность помыслов юноши, студенты и зарубежные гости ему просто не давали похода. Душили вопросами слизеринцы, уверенные, что главную подлость года все-таки совершил Гарри, которые вообще собрались чествовать своего героя. Покоя не давали ученики других факультетов, поочередно то благословляя на дальнейшие подвиги, то проклиная на всю оставшуюся жизнь. Поттер стоически терпел. Драко Малфой, ежедневно едва ли не с катушек слетающий из-за общего накала страстей, постоянно метался к крестному за маггловской валерьянкой — к успокаивающему зелью у него уже иммунитет выработался. Так что ему было не до своего изнывающего от чужого и совершенно ему не нужного внимания товарища. Поттер скрипел зубами, но держался. Рону Уизли плещущего через край благоразумия все-таки катастрофически не хватало для того чтобы понять, что Гарольд в его нравоучениях не нуждается. Добившись наконец от друга истинных причин всех его поступков, Рональд «одной левой» и без лишнего напряжения поднял его на смех, мгновенно разбив в пух и прах все, казалось бы, гениальные планы. Поттер мылено проклинал Ангола и себя самого за то, что согласился с этой безумной идеей.
