— Альбус, я с магическим законодательством знаком ничуть не хуже, — фыркнул Грюм, — и сам прекрасно помню эту статью. А заодно и хорошо помню, как, в какой форме и в сопровождение чего подается отказ от участия в тренировках с использованием Непростительных чар.
— А, по-моему, ты что-то забыл, и никаких дополнительных форм, кроме устной, не требуется, — холодно процедил директор Хогвартса. — И насколько я помню, именно ты добился того, чтобы перед поступлением в Аврориат будущие студенты подписывали документ, согласно которому они позволяли в целях тренировки использовать на себе все Непростительные, вплоть до Заклятия Смерти. Так вот, Аластор, здесь не Аврориат! — Дамблдор поднялся с кресла и с высоты своего роста (а приходился он, скажем прямо, повыше Грюма) уставился на «оппонента».
— Именно! Здесь школа, где ученики обязаны получить причитающийся им базис знаний! — Грозный Глаз так просто сдаваться не собирался. — И ты же почему-то не прекословишь, когда Снейп травит учеников каким-нибудь очередным ядом?
— Это не лучшая аналогия, Грюм, — непроницаемую маску спокойствия хогвартского зельевара пробить не так-то уж и просто. Тем более, это задача непосильная для человека, подобного Главе Аврориата. — Еще не было случая, чтобы на моих уроках ученик отравился ядом, потому что я приказал ему продегустировать собственное варево. Куда чаще, увы, происходят досадные ошибки. И случаются они у ротозеев, не способных сосредоточиться на четко выверенной последовательности действий. В рамках школьной программы, чтобы ты был в курсе, высшие яды, которые ты так любезно приравнял к Непростительным, даются только на шестом курсе в сокращенном объеме. И еще раз на седьмом — перед подготовкой к ЖАБА.
— Да ты целый серпентарий на груди пригрел, Альбус! — расхохотался аврор. — И всем им ты потакаешь, с упоением и блаженством за себя такого доброго и всепрощающего! Видя в людях исключительно хорошее, даже там, где его совершенно нет, ты частенько забываешь, что змеюка змеюке — рознь. И эти трое тому пример — большего попустительства никчемным капризам не вышколенной в свое время детворы я еще не видел!
— Я никому не потворствую, как ты выражаешься, больше, чем он сам того заслуживает, — отрезал директор. — Если человек действительно талантлив в чем-то…
— Ничего подобного, не отговаривайся! Эта компания тут из тебя веревки вьет!
— Прошу прощения? — Дамблдор так и не сел обратно. Более того, теперь он, опираясь руками о столешницу, угрожающе нависал на Грюмом.
— Чушь! — воскликнула Минерва МакГонагалл. — Все, что я здесь слышала за последние двадцать минут, не имеет под собой никаких оснований и является наибольшей чушью из всего, что я когда-либо слышала в своей жизни!
— Аластор, насколько я помню, в школу на должность преподавателя Защиты от Темных Сил тебя пригласили с твоего же желания и с учетом того факта, что ты хотел лично контролировать деятельность авроров в школе.
— Это так, однако, я не собираюсь терпеть подобное пренебрежение к себе со стороны этих мальцов, — четверокурсники на протяжении всего диалога молча стояли перед директором, предпочитая вставить свое веское слово, когда эта баталия с уже известным концом завершится. — Опять скажешь, «ничего подобного»? А то, что эти трое первого сентября куда-то увели первокурсников и решили им якобы экскурсию по школе устроить, не в счет? А что тут Поттер круглый год вытворяет — тоже ерунда? И все у тебя под носом, Альбус!
— Насколько я помню, «ежегодные выкрутасы мистера Поттера» являются вынужденным следствием абсолютного бездействия твоих же авроров! — громко произнес директор Хогвартса.
— Предположим, о первокурсниках вы заговорили зря, — голос повысила и МакГонагалл. — Детей никто никуда не уводил — из-за моего продолжительного отсутствия они сами решили пройтись по замку. Мистер Поттер же со своими друзьями вовремя появились и прогнали Пивза, а он, если вы вспомните свой собственный школьный опыт, способен причинить крупные неприятности даже опытным магам.
— А где же вы пребывали, Минерва, когда Поттер якобы спасал первокурсников от Пивза? — ощерился Грюм, не находя среди других преподавателей поддержки. — Почему вы, ответственная за них, находились в совершенно постороннем месте?
— А потому, Аластор Грюм, — тонко воскликнула декан Гриффиндора, поднимаясь с кресла. Впервые на глазах у изумленных слизеринцев-четверокурсников ее доводили до такого состояния. — Что меня отправили встретить и провести в Большой Зал ваш отряд, который не прибыл во время! А вас где, извольте узнать, носило больше часа?
— Отлично, — глухо процедил Грозный Глаз. — Превосходно. Я так понимаю, что этому маленькому паразиту потакает весь Хогвартс?
— Аластор, еще раз говорю тебе, нет никакого фаворитизма, — Дамблдор опустился на свое место, холодное пламя в его глазах, свидетельствующее о крайней степени недовольства окружающими, угасло. — Я же, к примеру, не попеняю тебе излишне фаворитическое отношение к Джереми, как в свое время, когда ты поддерживал Джеймса, я и слова поперек не говорил. А теперь мы созерцаем результаты этой вседозволенности.
— В том-то все и дело, Альбус. Заняты мы одним и тем же, ты и сам это только что признал, только вот ты не тех поддерживаешь, — зло ухмыльнулся Грюм, — и не тех опекаешь. Этот мальчишка, Эванс… Я кажется тебя понял.… Помнишь такого мальчика, Тома Риддла? Уж не пытаешься ли ты взрастить подобие ему, чтобы потом с триумфом всех возвратить в лоно Света? Не оправдаться ли за все свои грехи хочешь? Смотри, Альбус, дождешься же еще одной ошибки на своем счету.
Воздух ощутимо потяжелел. Несмотря на яркое солнце на улице, показавшееся после проливного дождя, в кабинете будто бы стало темнее. Тени, отбрасываемые шкафами и различными безделушками, которыми были забиты все горизонтальные поверхности комнаты, словно ожили, густея, удлиняясь и едва различимо шелестя. Дамблдор не стал снова подниматься со своего трона-кресла. Напротив, он откинулся на спинку и с нескрываемым интересом уставился на Грюма. Глаза хогвартского директора горели колдовским огнем, по-настоящему жутким и пугающим. Пожалуй, именно так он мог смотреть лет сорок назад на посмевшего поднять против него палочку Грин-де-Вальда. Теперь же дрожь известнейшего из авроров была уже отлично различима для глаза, как, впрочем, и всех остальных преподавателей. Гарольду, несмотря на давний срок отлично помнящему эффект действия чар «истинного зрения» на какую-то секунду показалось, будто он снова вернулся на полтора года назад и перед ним в центре столба темного, уже недоброго, потрескивающего пламени сидит нечто, лишь отдаленно напоминающее человека. Хотя сам он священного трепета не испытывал, и даже ощутил, как подобрались за его спиной Рон и Драко, а последний и вовсе в обороняющем жесте загораживает Блэйз.
Они были практически на равных. Магия против магии. В ту краткую секунду, когда глаза Белого Генерала, бывшего когда-то давно сосредоточием силы Света, скользнули по еще толком не оперившейся Триаде, в груди Поттера будто бы сжалась невидимая пружина, в любую секунду готовая снова распрямиться и оборонить. Или ударить в ответ. Угроза от старшего, но отнюдь еще не старого мага исходила нешуточная. Задребезжали стекла шкафов-витрин. Но было внутри какое-то странное чувство, четкая уверенность, что стоит только Белому Генералу обозначить свою атаку, стоит только помыслить о ней, и он проиграет, мгновенно и бесповоротно, как проиграл когда-то другой маг, и еще десятки до них. И не только потому, что тягаться с магом Атаки, находящимся в своей стихии, смерти подобно. Была и другая причина — старинный, поросший мхом и окутанный пылью запрет. Какой запрет? На что?
Дамблдор медленно перевел взгляд на Грозного Глаза Грюма и вполне миролюбиво улыбнулся. Только злобное, остервенело мятущееся пламя в его глазах, выдающее нетерпение мага и его желание битвы, исказило улыбку в гримасу.
— Не беспокойся, Аластор, я не повторяю одних и тех же ошибок два раза, — чистейший яд в голосе, липкий, тягучий, обволакивающий, неимоверно тяжелый. Как долгий многоступенчатый ритуал Древней Магии, такой же насквозь пропитанный дыханием чего-то мертвого, давно ушедшего, но все еще грозного и способного на большие разрушения.
