- Оставить преступников, похитивших чужую жену, безнаказанными? - возмутился, правда, не слишком громко, Филоксен.

  - Ну, насколько я успел заметить, настоящей женой тебе она стать так и не успела, - ухмыльнулся Лесподий. - Конечно, если бы мы помогали сынку какого-нибудь навклера или скифского этнарха, это одно. Но как мы могли отказать в помощи любимому сыну и наследнику Перисада, нашему будущему басилевсу? Ты бы на моём месте отказал?

  Филоксен промолчал.

  - Казнить нас, свободных граждан, по своей воле, ты всё равно не вправе, да и не за что: мы никого не убили и даже не ранили. Раз уж так вышло, лучше тебе смириться с тем, что Герея для тебя потеряна навсегда, и не искать суда у басилевса, тем более, что там ты легко можешь превратиться из обвинителя в обвиняемого.

  - Это как же? - удивился Филоксен.

  - А так, что все мы отлично слышали, как ночью, когда началась буря, ты посылал проклятья на головы Левкона и Гереи, кричал, что раз Герея не досталась тебе, то пусть она не достанется никому, и призывал Посейдона и Эола утопить корабль Левкона и Гереи в море.

  - Неправда! Я такого не говорил.

  - Не просто говорил, а кричал, уж не знаю, наяву или во сне, но я, мои пентаконтархи и эфебы в соседней комнате всё прекрасно слышали. Фадий, Мосхион, подтвердите!

  - Да, отлично слышали, - закивали те головами, - как номарх в гневе призывал смерть на голову царевича Левкона.

  - Так что, если хочешь спокойно дожить старость в должности номарха, лучше и тебе и нам предать всё случившееся забвению и тихо разойтись с миром... Ну что, по рукам?

  И Лесподий протянул с табурета руку сидевшему нагишом напротив него на краю брачного ложа несостоявшемуся супругу Гереи. Помедлив, Филоксен протянул навстречу свою ладонь.

  - Ладно... Твоей... вашей вины здесь нет. Забудем об этом. Возвращайтесь в лагерь.

  Отпустив своих радостно ухмыляющихся помощников и эфебов по выходе из филоксеновой усадьбы на трое суток по домам, сам Лесподий поспешил в порт, чтобы узнать о судьбе вчерашних беглецов. Оказалось, что Хрисалиск с женой и старшей дочерью всё ещё там - накатывавшие с грохотом на восточный мол водяные валы держали корабли в гавани. Благополучно вернувшись ночью в Феодосию, Хрисалиск укрыл жену и дочь от непогоды в одном из портовых ксенонов, а сам поспешил с дарами к Афродите Понтии и Навархиде, моля её уберечь и защитить Герею и Левкона, а затем, закутавшись в промокший паллий, отправился бродить в тревоге по набережной, где на него и наткнулся Лесподий.

  Хрисалиск привёл Лесподия в ксенон к жене и дочери (Мелиада еле-еле успела оправиться от кошмарной ночной болтанки на штормовых волнах), и там по его совету гекатонтарх написал лаконичное сообщение басилевсу Перисаду. О том, что Филоксен якобы посылал проклятия и призывал гнев богов на головы Левкона и Гереи, Лесподий, верный заключённой с номархом сделке, не упомянул. Лесподий поспешил домой к Фадию и, с сожалением прервав его отдых в кругу семьи, отправил в Пантикапей: очень важно было, чтобы басилевс узнал о случившемся не только от Филоксена (неизвестно, что он ещё там понапишет!) и желательно раньше, чем от него.

  Хрисалиск, который благодаря находчивости Лесподия мог теперь не опасаться мести Филоксена, решил задержаться в Феодосии пока не прояснится судьба Левкона и Гереи. Поселился он с Досифеей и Мелиадой в собственном доме у припортовой стены, о котором не было известно Филоксену.

  Фадий не смог вручить донесение Лесподия лично басилевсу. Хилиарх соматофилаков Аргот, к которому дворцовая стража привела феодосийского пентаконтарха, вынудил отдать папирус ему. Прочтя его и допросив Фадия о подробностях дела, Аргот решил, что пока не отыщется Левкон, басилевса Перисада и басилису Камасарию следует оградить от излишних треволнений. В тот же день, не теряя времени, он ускакал вместе с Фадием и сотней телохранителей-сатавков в Феодосию, сказав Перисаду и Камасарии, что хочет навестить в Неаполе Посидея и присмотреть среди дочерей царя Скилура невесту для Гераклида.

  Допросив в лагере эфебов Лесподия (тот, как и Фадий, твёрдо стоял на том, что царевич Левкон показал им папирус с приказом выполнять любые его распоряжения и красной царской печатью, а уж подлинная та печать, или нет, не ему судить) и напугав своим внезапным приездом Филоксена (номарх пребывал в растерянности, граничившей с паникой; хорошо понимая, что ему грозит, если выяснится, что царевич Левкон в самом деле погиб, он клятвенно заверил Аргота, что не призывал проклятий на голову царевича - Лесподий со своими людьми всё это выдумал, чтобы оградить себя от его мести), Аргот велел, как только поутихнут волны, отправить вдоль таврийского побережья в Херсонес имевшиеся в его распоряжении военные корабли. Сам же он, успокоив Филоксена насчёт Лесподия, ничего не сказавшего и не написавшего о его угрозах Левкону, утром поскакал в Херсонес по суше, через Скифию, с тем, чтобы, буде царевич окажется там, уговорами или силой вернуть его вместе с беглой женой Филоксена домой на Боспор.

  Прискакав на другой день в Херсонес, Аргот узнал, что ни корабль Диона и никакие другие суда с Боспора туда пока не приходили. Навклеры двух феодосийских военных триер, прибывших в Херсонес через два дня с целым выводком торговых судов, скорбно потупив глаза, доложили супругу старой басилисы, что ни в бухтах таврского побережья, ни из расспросов экипажей встречных кораблей обнаружить судно Диона не удалось; только близ узкого гористого полуострова, известного среди моряков, как Ослиный Фаллос, вытянувшегося далеко в море к западу от Феодосийского полуострова, болтались в воде обломки какого-то судна. Конечно, можно надеяться, что буря утащила корабль Диона через море к берегам Пафлагонии или Фракии, но...

  С этими безрадостными вестями Аргот ускакал обратно на Боспор.

  В Неаполе Скифском, где ждали от него новостей Скилур и Посидей, почтив память исчезнувшего в морской пучине Левкона изрядными возлияниями, царь и его первый советник сказали Арготу, что нет худа без добра, и теперь наследником басилевса Перисада вместо недееспособного старшего сына станет Гераклид. А Скилур подкрепит притязания Гераклида женитьбой на одной из своих дочерей.

  Но на деле всё случилось не так, как задумывалось в Неаполе.

  По приезде в Пантикапей, Аргот застал басилевса Перисада, окружённого басилисой-матерью Камасарией, ближайшими советниками и врачами, в постели, куда тот слёг вскоре после его спешного отъезда, когда до столицы долетели слухи из Феодосии о побеге царевича Левкона с похищенной прямо с брачного ложа женой номарха Филоксена в Херсонес и разразившейся в ту же ночь ужасной буре. Все глаза, и в первую очередь басилевса Перисада, с надеждой обратились на вошедшего Аргота, но по его сумрачному лицу тотчас стало понятно, что прибыл он не с добрыми вестями. Перисада, после того как рухнула его последняя надежда увидеть любимого сына, хватил новый удар. Он впал в беспамятство и, прожив с бессмысленно выпученными в потолок глазами ещё три дня, скончался.

  В тот же день соматофилаки, расквартированные вблизи столицы войска и собравшиеся в Новом дворце многочисленные вельможи присягнули на верность 27-летнему сыну покойного Перисаду, ставшему уже пятым басилевсом с этим популярным на Боспоре царским именем.

  Вопреки советам Скилура и Посидея, Аргот не стал добиваться на совете с Камасарией и вельможами царской диадемы для своего сына Гераклида. Возмечтав самому полновластно править Боспором, подобно архонту Гигиэнонту столетней давности, он посчитал более выгодным возвести на трон Перисада. Ведь Гераклид скоро войдёт в возраст и, вполне вероятно, отец перестанет быть для него непререкаемым авторитетом, особенно, если попадёт под влияние красивой и властолюбивой жены, как нередко случается, тогда как ленивый и слабоумный любитель петушиных боёв Перисад до конца своих дней будет оставаться безвольной куклой в его руках. И вскоре после пышных похорон Перисада IV в роскошной царской усыпальнице недалеко от Скифских ворот, где покоились в резных саркофагах и гробах кости его прапрадеда - архонта Гигиэнонта, прабабки - знаменитой красавицы Алкатеи, деда - басилевса Спартока V, отца - Перисада III и жены - понтийской царевны Арсинои, Аргот добавил к своим званиям супруга басилисы Камасарии, этнарха сатавков и начальника соматофилаков басилевса должности столичного архонта и боспорского архистратега.