Меньше чем через три фарсанга большая дорога привела Ториксака и его херсонесских попутчиков от Хабея к другой скифской крепости Таване - племенному центру напитов. Если стены Хабея имели форму ромба, то Тавана лежала на макушке вытянутого с северо-востока на юго-запад холма длинным, узким прямоугольником. Её высокие, сложенные, как и Хабей, из жёлто-серого известняка зубчатые башни и стены стали видны ещё на полпути от Хаба. Гора с крепостью высилась над узким мелководным руслом небольшой речушки Таваны, давшей столице напитов название, неподалёку от её впадения в Харак. Пространство между длинным и очень крутым юго-восточным склоном горы, на котором щипали траву десятки домашних коз, и правым берегом речки Таваны, занимало пригородное селище из нескольких сотен небольших глинобитных домиков, юрт, кибиток, хозяйственных построек и тесных двориков, огороженных плетнями или лёгкими жердевыми заборами. Большая дорога, которую напиты и хабеи называли Херсонесской или Неапольской - в зависимости от того, куда направлялись, - пролегла ровно посередине селища, образуя широкую прямую центральную улицу, вдоль которой тесно лепились в сторону горы и в сторону ровчака крытые камышом и соломой дома и дворы простых скифов, разделённые десятками узких, извилистых, грязных проулков. За серым от множества обсевших его домашних гусей и уток ручьём, до вздымавшихся застывшими зелёными валами не далее как в фарсанге гор, раскинулся вытоптанный луг, на котором под присмотром юных пастушат и больших, лохматых, гавкучих собак паслись принадлежащие жителям Таваны отары неприхотливых овец, пёстрые стада коров и табунки лошадей. Южнее, по обоим берегам реки Харак, виднелись разделённые межами неровные прямоугольники сжатых полей, превращённых до будущей весны в выгон для многочисленного, дававшего земле живительный перегной, а людям топливо, скота.
Перед въездом в селище со стороны Неаполя и Хабей от большой дороги уходила вправо по пологому с этой стороны склону (три других склона горы были весьма крутыми и неподступными) дорога к единственным воротам, зажатым между двумя квадратными башнями на середине короткой, не длиннее сотни шагов, северо-восточной стены, под которой склон перерезал неглубокий, заросший бурьянами, колючим шиповником и ежевикой ров.
Обменявшись на прощанье с херсонесскими купцами дружескими рукопожатиями и добрыми пожеланиями, Ториксак со своими двумя кибитками и десятком воинов свернул к крепости. Прогрохотав копытами и железными ободами по перекинутому через ров к воротам узкому бревенчатому мосту, огороженному с боков кривыми жердями, отряд Ториксака шагом въехал в Тавану.
Четверо молодых стражей в лёгких кожаных доспехах, застыв навытяжку возле распахнутых вовнутрь толстых, дубовых, оббитых железом воротных створок, восторженно отсалютовали сотнику сайев - сыну своего вождя - ударами копий о щиты. Дружески улыбнувшись в ответ и приветственно вскинув правую руку, Ториксак без задержки поехал дальше в направлении второй поперечной стены, делившей Тавану на две примерно равные половины. Эта передняя часть крепости представляла собой заросший травой пустырь, полого поднимавшийся на четыре сотни шагов к разделительной стене, на котором паслись без присмотра кони и козы, задумчиво жевали жуйку коровы и телята, копошились в пыли куры, валялись свиньи, бегали стаями и лежали в тени под высокой крепостной стеной собаки. Единственным сооружением здесь был сложенный из вязанок хвороста в центре пустыря высокий курган с небольшим деревянным помостом на вершине, в котором торчал рукоятью вверх длинный железный меч, - племенное святилище бога войны Ария. В случае вражеского нашествия, эта половина крепости должна была стать убежищем для жителей пригородного селища, их скота и домашнего скарба. Впрочем, за 25 прожитых Ториксаком лет такого не случалось ещё ни разу.
Длинные боковые стены города едва заметно расступались от передней северо-восточной стены до дальней юго-западной, которая была шагов на двадцать длиннее. Дальняя от въездных ворот половина крепости, расположенная в наиболее возвышенной части горы, представляла собой акрополь Таваны, застроенный домами племенной знати. Единственные ведущие туда ворота, расположенные, как и наружные, между двумя близко стоящими башнями по центру поперечной стены, оставались распахнутыми настежь и днём, и ночью, и никем не охранялись.
Въехав внутрь, Ториксак оказался на небольшой квадратной площади шагов в тридцать длины и ширины, от которой широкая, прямая центральная улица убегала аж до видневшейся в четырёх сотнях шагов глухой задней стены, деля акрополь на две половины. Вдоль главной улицы выстроились по обе стороны, окружённые высокими глухими каменными заборами (сказывалось близкое соседство с греками), длинные, одноэтажные, крытые яркой греческой черепицей дома и дворы местной знати, разделённые узкими поперечными проулками.
Первым с левой, южной стороны стоял дом ториксакова отца, вождя Скилака. Попасть в него можно было либо через узкую дверь с главной улицы, либо заехав во двор прямо с площади через небольшие - только, чтоб проехать кибитке, - ворота, украшенные тремя горизонтальными бронзовыми полосами тонкой, витиеватой ковки, изображавшими несущихся во всю прыть друг за другом и навстречу тем, что на другой створке, оленей (вверху), лошадей (внизу) и кабанов (посередине), преследуемых и терзаемых на бегу волками.
Ториксак направил коня к знакомым с детства воротам, проворно распахнутым расторопным молодым слугой вождя, едва только его заметный игреневый мерин показался в воротах акрополя. Ответив дружеским кивком на приветствия двух девушек, наполнявших деревянные вёдра водой из расположенного на площади напротив ворот усадьбы вождя единственного в крепости колодца, пробитого в известняковой толще горы, Ториксак шагом въехал мимо застывшего в низком почтительном поклоне у воротного столба слуги на родной двор. Следом за ним на двор вождя осторожно заехали обе кибитки и охранники.
Посреди небольшого, шагов двадцать в длину и пятнадцать в ширину двора, чуть левее ворот рос высокий дуб с толстым шершавым стволом и густой раскидистой кроной, посаженный молодым Скилаком лет тридцать назад, когда он только построил себе отдельный от отца дом и привёл в него свою первую жену Сатарху. Теперь верхушка этого дуба была самым высоким местом в Таване.
Почти всю западную сторону напротив ворот занимал длинный одноэтажный дом вождя, разделённый на десяток небольших комнаток, с двумя входными дверями вблизи боковых стен и десятком маленьких прямоугольных окошек под самой стрехой между ними. Справа перед фасадом дома виднелись два круглых, сложенных серого булыжника очага и высокая глиняная печь для выпечки хлеба. Сразу за левой створкой открывавшихся вовнутрь ворот была крытая коновязь для нескольких десятков лошадей и рядом с нею - большая навозная куча. По другую сторону ворот находился птичник - небольшой деревянный сарай с жердевыми насестами для кур вверху, загородками для домашних гусей и уток и соломенными гнёздами для несушек внизу. Всю левую сторону двора занимал широкий деревянный навес, под которым были сложены дрова, стояли кибитки и телеги, находились прикрытые тяжёлыми каменными кругами зерновые ямы. Справа под точно таким навесом имелись загоны для десятков овец, коз, коров и свиней - малой толики принадлежащего вождю скота, необходимой для каждодневного пропитания его большой семьи, а рядом ещё одна навозная куча.
Не успел Ториксак ступить с коня на родное подворье, как на него с радостным визгом налетели из-под дуба младшие сестрёнки: 16-летняя златокосая красавица Мирсина и 10-летняя, худенькая и некрасивая Госа. Приобняв повисших на нём девчонок за талии, Ториксак легко оторвал их от земли и, довольно улыбаясь, быстро закружил на месте, отчего они заверещали ещё громче. Сделав три-четыре оборота, сотник поставил сиявших от счастья хохотушек на землю, получил в награду два горячих сестринских поцелуя сразу в обе щеки, и спросил:
