Молодые купцы ехали на породистых тонконогих конях, обряженных в богатую сбрую: Каллиад - на мышастом мерине, Агасикл - на золотисто-рыжей кобыле. Предложив сотнику на выбор доброго эллинского вина либо отменного скифского пива из своих прикрытых от солнца щитами бурдюков, купцы завязали с ним оживлённый разговор по-скифски.

  Отхлебнув из своей изящной чаши налитое Агасиклом вино, Ториксак предположил, что, судя по тяжёлому ходу их телег, наторговали они в Неаполе удачно. Словоохотливый Агасикл подтвердил, что поездки в дружескую и очень богатую Скифию приносят эллинским купцам хорошую прибыль: их товары пользуются у скифов большим спросом, так что выгода взаимна. Одно плохо: скифы, за малым исключением, никак не приучатся торговать при помощи денег, предпочитая менять товар на товар, а из попадающих к ним в руки эллинских золотых и серебряных монет, не понимая их истинной ценности, делают мониста для своих женщин.

  Затем разговор естественно перешёл на тему, которая больше всего волновала в эти дни и скифов, и их соседей: о предстоящей вскоре смене власти в Неаполе. Все уже настолько привыкли к мудрому правлению царя Скилура за долгие годы! Что-то будет при его преемнике? И хотя их приятель Главк, сын уважаемого Посидея, поведавший им во всех подробностях о недавнем собрании в зале царского совета, уверен, что новым владыкой скифов будет Палак, Каллиад сомневается в том, что старшие сыновья царя так просто уступят власть младшему брату. Не начнутся ли между ними взаимные распри и борьба за власть, гибельная для нашей взаимовыгодной торговли? Остановит ли их данная отцу клятва? Ведь мёртвого льва не боятся даже воробьи!

  Сотник Ториксак, присутствовавший вместе со своим тысячником Асхаром на недавнем собрании в царском дворце, был не из тех, кому легко можно развязать язык несколькими чашами дармового неразбавленного вина, чтобы он безоглядно молол им перед жадными до чужих тайн ушами чужеземцев, но тут он счёл своим долгом возразить Каллиаду:

  - Не знаю, может для вас, греков, рушить свои клятвы обычное дело, но у нас, скифов, это не принято. Можете не сомневаться: сыновья царя, сайи, вожди племён и все воины беспрекословно исполнят предсмертную волю Скилура и поднимут на шкуре белого быка Палака.

  - И прекрасно! - воскликнул довольный решительным утверждением сотника сайев Агасикл. - Конечно, для нас, эллинов, наверное, было бы лучше, если б преемником Скилура стал Лигдамис, но Главк нас уверил, что молодой Палак будет наилучшим повелителем для скифов и благожелательным соседом для Херсонеса и Боспора.

  - Ещё бы! Ведь Главк - близкий друг Палака и рассчитывает занять при нём место своего старого отца. Как же ему не петь Палаку хвалебные оды? - заметил, скривив в ухмылке тонкогубый рот, Каллиад. - А тебе, сотник, кто из сыновей Скилура больше всех по нраву?

  - По мне, все они хороши, все - крепкого царского корня, - дипломатично ответил Ториксак, - и если бы сам Скилур не указал на Палака, я бы затруднился с выбором.

  - Давайте же выпьем полные чаши до дна за то, чтобы царствование Палака было таким же долгим и счастливым, как у его великого отца! - тотчас предложил разгорячённый вином Агасикл, и наполнил до краёв алой струёй из висевшего у него на плече козьего бурдюка подставленные чаши Ториксака и Каллиада.

   После того, как все трое осушили чаши во славу будущего царя, Агасикл, напустив на себя таинственный вид, вдруг объявил:

  - А я знаю, почему старый царь выбрал именно Палака!

  - Потому, что у скифов в обычае оставлять почти всё имущество младшему сыну? - предположил Каллиад.

  - Нет! Не только поэтому, - покачал головой Агасикл, оголив в самодовольной ухмылке два ряда ровных белых зубов. - Своим выбором старый царь ещё раз показал свой недюжинный, как для вар... - Развязанный хмелем язык едва не довёл Агасикла до беды, но ехавший справа более трезвый Каллиад вовремя ткнул его в бок кулаком. - Я хотел сказать, царь скифов, в который уже раз, явил всем свой необычайный ум и великую мудрость! Да-да! Вспомните: ведь старшие его сыновья - наполовину сарматы, третий сын Лигдамис - полуэллин, и только младший Палак - чистокровный скиф. Если бы Скилур, предположим, объявил своим наследником старшего сына Марепсемиса или Лигдамиса, то многие вожди и воины могли бы этому воспротивиться и отдать свои голоса за чистокровного скифа Палака. Тогда бы между братьями могла разгореться вражда, борьба за власть и даже губительная для государства междоусобная война. Но указав своим наследником Палака и связав его братьев клятвой повиновения, Скилур мудро предотвратил такое развитие событий после своей смерти.

  - А ведь похоже на то! Должно быть, ты прав - это так и есть! - подивился неожиданной прозорливости друга Каллиад. Ториксак же, прежде как-то не задумывавшийся о мотивах царя Скилура (вернее, как и большинство его приятелей сайев, полагавший, что старый царь выбрал преемником младшего сына под влиянием любимой жены Опии - его матери, и вождя сайев Иненсимея - его дяди) поглядывал теперь на ехавшего справа быстро опьяневшего грека с куда большим, чем прежде, уважением.

  Тем временем, за выпивкой и разговорами они незаметно добрались до второй пересекавшей их путь реки, гораздо шире и многоводнее предыдущей. Впрочем, когда в Таврских горах не было дождя, переправа через протекавшие по Скифии реки не представляла никакого труда: почти везде можно было перебраться с берега на берег, не замочив брюха коней и днища телег.

  За широким, покрытым мелкой галькой речным перекатом, над обрывистыми склонами вытянутой вдоль русла с юго-востока на северо-запад горы виднелись жёлто-серые зубчатые стены и башни каменной скифской крепости. Река, называвшаяся Хабом, дала своё имя и крепости и осевшему вдоль её берегов от лесистых таврских гор до греческого моря скифскому племени. Вильнув сразу за переправой налево, дорога взбиралась по узкой изогнутой балке между Хабеем и ближайшим с восточной стороны холмом на береговую возвышенность. Обогнув Хабей с юга, дорога пересекала большое селище, разбросанное вдоль южного и западного склонов крепостной горы, и убегала между сжатыми, превращёнными в выгоны нивами дальше на юго-запад по волнистой, клиновидно сужающейся долине, зажатой между пологими, поросшими лесом горными отрогами на востоке и юге и вздымающейся уступами с западной стороны, как гигантская лестница в небо, высокой, изогнутой, серо-буро-зелёной стеной обширного плато.

  Родное племя сотника Ториксака было самым южным из скифских племён, владея холмистыми степями в юго-западном углу Таврийского полуострова, по соседству с греческим Херсонесом.

  После вынужденного - под натиском превосходящих сарматских сил - ухода большей части скифских племён из необъятных северных степей в низовья Донапра и в напоминающий тесный узкогорлый кувшин Таврийский полуостров, который здешние греки ещё называли, будто в насмешку, "Большим Херсонесом" (другая, меньшая часть скифов бежала от сарматских стрел и мечей ещё дальше - аж за широкий, болотистый Донай, где основала своё отдельное государство), несколько потрёпанных и поредевших в кровавых схватках с захватчиками скифских родов докатились с немногими уцелевшими кибитками до реки Напит, на правом берегу которой заканчивалась степь, а вдоль левого тянулись до самого полуденного моря невысокие, поросшие густыми лесами горные отроги. Кроме Напита, этот угол Таврийского полуострова прорезали узкими глубокими долинами от восточных гор до западного моря ещё две сравнительно большие и полноводные реки: Хаб - на севере и Харак - посредине. Постепенно освоившись и обжившись на новом месте в степном междуречье Харака и Напита, разноплеменные скифские роды соединились в новое племя и назвались именем реки, ставшей южной границей их новой родины. Естественным рубежом их земель на востоке были Таврские горы, а на западе - ранее освоенная и присвоенная херсонесскими греками плодородная приморская береговая полоса. Севернее Харака напиты соседствовали с осевшим на берегах Хаба племенем хабов или хабеев, так же, как и они сами, сложившимся из осколков разгромленных сарматами прежних скифских племён.