- Герея, любовь моя, у нас нет времени - солнце вот-вот взойдёт. Меня ждут в пританее.
- Ничего страшного, пусть ещё немножко подождут, - проворковала она с обезоруживающей улыбкой.
Левкон не нашёл в себе силы воспротивиться, подобно Одиссею, колдовскому голосу пленившей его сирены. Словно коня за узду, она потянула его за нежно, но надёжно удерживаемый фаллос в ближайшую гостевую комнату.
Вскоре до Арсамена и оставшихся ждать в андроне рабов донеслись из-за завешенной тяжёлым парчовым пологом двери сладострастные стоны Гереи. На левой щеке белокурой Леи, прибежавшей вниз с меховой накидкой госпожи, горело широкое пунцовое пятно, оставленное пару минут назад гневной рукой Гереи за то, что та проспала уход господина и не разбудила её. Убегая в спешно накинутой на голое тело тунике в андрон, Герея пообещала как следует отхлестать сонливую рабыню, если не застанет мужа дома. На её счастье, Левкон не успел уйти и, выйдя через четверть часа в обнимку с мужем из бокового коридора, Герея, накинув на плечи поданную трепещущей Лией накидку, сменила гнев на милость.
Когда с белогривым шлемом на голове, золочёным мечом на поясе и алым плащом на плечах, Левкон наконец вышел в сопровождении 40-летнего раба Дидима из дворца, невидимое за ближней стеной Акрополя солнце уже поднялось над проступавшими в утренней дымке за Стеноном сине-зелёными островами.
Бодрым шагом спустившись с десятком приветствовавших его у входа во дворец телохранителей в Нижнюю крепость, Левкон, прежде чем сесть на коня и скакать в пританей, нашёл ещё время заглянуть в расположенный рядом с конюшней храм Посейдона. Оставив владыке морей прихваченное из дома богатое подношение, он попросил своего прародителя пропустить его корабли, несмотря на неурочное время, в осаждённую скифами Феодосию.
Извинившись перед собравшимися в пританее по его зову столичными демиургами во главе с Аполлонием и стариками-судовладельцами за опоздание, царевич, улыбнувшись, попросил одолжить ему 30-35 прочных и надёжных судов для прогулки в Феодосию. Когда он предложил обсудить с Деметрием оплату, навклеры патриотично заявили, что ради благого дела спасения от варваров Феодосии, они предоставят свои корабли бесплатно. От души поблагодарив судовладельцев, Левкон, не теряя времени, отправился вместе с ними и присоединившимся здесь к нему со своим десятком Делиадом в порт.
Задержавшись ненадолго на агоре, чтобы принести обязательную жертву Зевсу на возвышающемся посреди неё монументальном алтаре, возглавляемое царевичем Левконом шествие двинулось дальше, быстро обрастая зеваками, главным образом из числа любопытных мальчишек, в школьных занятиях которых в связи с войной наступил радостный для них перерыв. На улицах Пантикапея не было видно сатавков: большинство взрослых мужчин во главе с Оронтоном отправились охранять восточную границу, а женщины и дети, чувствуя настороженное и даже враждебное отношение эллинского населения, в эти дни предпочитали не покидать без особой надобности стены своих домов и границы скифских кварталов.
Следующую остановку царевич и его спутники сделали в сотне шагов от агоры - возле храма Афродиты Пандемос, серые ребристые колонны которого, подпирающие украшенный каменной резьбой фронтон и двускатную розовую крышу, возвышались над окружающими её с трёх сторон вечнозелёными насаждениями и окрестными одно- и двухэтажными строениями около Больших портовых ворот. Священная территория храма была непривычно малолюдна: большинство толпившихся здесь прежде днём и ночью добровольных и подневольных служительниц Афродиты с началом войны ушли вслед за мужчинами к Длинной стене. И хотя украшавшая вот уже три столетия храмовый наос прекрасная мраморная статуя, прибывшая сюда из Афин, считалась воплощением Афродиты Всенародной, один из двух жертвенников перед храмом, украшенный резными изображениями кораблей, дельфинов и морских птиц, был посвящён Афродите Морской. Левкон преподнёс Киприде ценные дары (в отличие от приношений Посейдону и Зевсу - бескровные) и попросил её укротить на три-черыре ближайших дня суровый нрав старика Эвксина и умерить силу носящихся над ним ветров.
Заручившись поддержкой богов, царевич вместе со стариками-навклерами, сотней пеших соматофилаков и разросшейся, как снежный ком, толпой зевак проследовал через центральные ворота на огороженную невысокой крепостной стеной портовую территорию, охватывавшую полукольцом обширную гавань с каменными пристанями, тянущимися в море защитными молами, деревянными причалами и мостками. Мощёная серыми плитами широкая прямая улица, по которой шествовал со спутниками Левкон, рассекая надвое припортовую территорию, заканчивалась на так называемой "Царской" пристани, выложенной зеленовато-серым песчаником и отгороженной от остального порта и соседних причалов двойной ионической колоннадой с загнутыми дуговидно к бухте краями. В центре её, над дорогой, четвёрка могучих бронзовых коней, впряженных в бронзовую колесницу, мчала в сторону бухты сжимающего в отставленной влево мощной длани трезубец бронзового Посейдона.
На воде у причалов сейчас покачивались только шлюпки и баркасы рыбаков и паромщиков, сновавших по Проливу в любое время года, когда позволяла погода и суровые морозы не сковывали поверхность воды ледяным мостом (что случалось не каждый год и длилось не долго). Все большие корабли на зимовку были вытащены по смазанным жиром деревянным каткам из воды на берег и укрыты от дождя и снега за дощатыми стенами и тесовыми крышами доков.
После того как судовладельцы осмотрели вместе с Левконом свои корабли и определили, какие спускать на воду, каждый отобранный для феодосийской экспедиции корабль обступили по сто-двести левконовых воинов и дружными усилиями столкнули их по обильно смазанным бараньим жиром каткам в воду. Ещё часа полтора на них устанавливали мачты, крепили такелаж и паруса. И вот, наконец, незадолго до полудня все 35 широкопалубных торговых судна, укомплектованные гребцами и палубными командами из восточнобоспорских гоплитов (только навклеры и кормчие - все много старше пятидесяти - были пантикапейцами), встали у причалов в ожидании погрузки.
Пока рабы загружали на корабли балласт, запас продуктов и воду, на глазах у выстроившихся на широкой каменной набережной по обе стороны Царской пристани пяти тысяч восточнобоспорских гоплитов и множества запрудивших центральную улицу зевак, трое жрецов-гадателей заклали выбранную предводителем экспедиции Левконом ещё на агоре овцу. Тщательно изучив под надзором Левкона внутренности жертвы, гадатели пришли к выводу, что, милостью богов, знамения предвещают успех задуманного дела. Благодарно воздев руки к открывшемуся между облаками над Проливом небу, Левкон дал команду грузиться на суда: он хотел сегодня к вечеру непременно добраться до Акры и Китея - двух небольших городков в южном устье Стенона.
В эту минуту в широкой арке Больших портовых ворот показались роскошные, все в позолоте, плотно зашторенные носилки, плавно плывшие на плечах восьми рослых рабов. По бокам носилок семенили две рабыни в длинных коричневых хитонах - белокурая и чёрная, а впереди и сзади бодро чеканили шаг два десятка вооружённых большими прямоугольными щитами, короткими копьями и мечами соматофилаков.
Пробившись сквозь расступившуюся толпу на Царскую пристань, рабы аккуратно опустили носилки на короткие позолоченные львиные лапы в нескольких шагах от взиравших с немым удивлением на их приближение Левкона и Делиада. Рабыни раздвинули расшитые золотыми травами, цветами и павлинами парчовые занавески, и тысячи восхищённых глаз тотчас устремились отовсюду на двух спустившихся с Олимпа богинь: длинные меховые накидки, в которые они кутались не столько от холода, как от нескромных взглядов, не могли скрыть благородную осанку их стройных фигур и утончённую красоту лиц.
Подойдя с дочерью к Левкону и Делиаду, Герея пояснила с улыбкой, что Элевсина, узнав утром, что отец был ночью дома, горько расплакалась из-за того, что не смогла его повидать после долгой разлуки, и, чтоб её успокоить, пришлось отправиться с ней сюда на пристань.
