- Ну хорошо, - сдался наконец Левкон, поднимаясь с топчана. - Но если феодосийцы, не дождавшись от нас никакой помощи, сдадут свой город скифам, вся вина за это ляжет на твою голову.

  - Напиши Лесподию, пусть продержится ещё три-четыре дня, и помощь придёт, - глухо сказал Молобар, раздвинув обеими руками пошире тесный ворот туники на груди, провожая царевича угрюмым взглядом.

  - Если старик Эвксин не решит иначе, - молвил Левкон, выходя за дверь.

  Вернувшись к себе, царевич присел к сундуку, собственноручно написал короткое письмо номарху Лесподию и вручил его вскочившему на ноги с его появлением Галену, который заверил, что уже отдохнул и готов сей же час скакать обратно, чтоб к рассвету быть в Киммерике. Изложив на всякий случай Галену содержание своего послания, Левкон крепко пожал ему на прощанье руку и попросил держаться, пообещав, что сделает всё возможное, чтобы помощь пришла в Феодосию как можно скорее.

  На другой день, скифы, как и накануне, вели себя у Длинной стены весьма миролюбиво, не отправив в подарок боспорцам ни единой стрелы: видимо, их таран всё ещё строился. (На самом деле Палак, пожелавший, как и полагается перед всяким важным делом, утром узнать, будет ли этот день благоприятным для битвы, неожиданно получил от первой же тройки гадателей отрицательный ответ и скрепя сердце был вынужден ждать нового дня).

  Около трёх часов пополудни на пантикапейской дороге показалась далеко растянувшаяся воинская колонна. Впереди трусила рысцой сотня всадников, в предводителе которых Молобар, Левкон и Горгипп ещё издали узнали по высокому алому султану из страусовых перьев хилиарха соматофилаков Гиликнида. Низкорослый всадник, ехавший на белом широкогрудом коне слева от хилиарха, не мог быть никем иным, как только царевичем Перисадом. Он был в облегающей тело серебряной кольчуге и удобных для верховой езды варварских штанах из мягкой и тёплой лосиной шкуры, заправленных в обшитые золотыми пластинками алые скифики. На левом предплечье царевича висел небольшой овальный красный щит с соколом из позлащённой бронзы посередине, справа на золотом поясе висел вместо меча короткий акинак в покрытых золотой вязью ножнах. Тонкую шею и голову мальчика прикрывал скифский кожаный башлык (более удобный, тёплый и лёгкий, нежели эллинский шлем), сплошь обшитый позолоченной бронзовой чешуёй. Левее царевича трясся на высоком гнедом коне племянник Гиликнида гекатонтарх Алким.

  За передовой сотней катилась широкая колымага с высоким кожаным верхом, влекомая шестёркой запряженных цугом серых коней, среди которых была и пара, переданная три месяца назад умирающим царём Скилуром через врача Эпиона в качестве прощального подарка басилевсу Перисаду. Сразу за царской колымагой, плотно зашторенной спереди и сзади из-за задувавшего с Меотиды холодного ветра, ехал, укутавшись до самых глаз в алый шерстяной гиматий, гекатонтарх Делиад со своей сотней.

  (Оказавшись как-то с глазу на глаз с декеархом Ламахом после того как стало известно о нападении скифов, Делиад сказал ему вполголоса с нервной усмешкой:

  - Ну и кашу мы с тобой заварили!

  - Теперь уж ничего не поделаешь. Назад хода нет, - так же тихо ответил ему Ламах. - Кто ж знал, что оно так обернётся...)

  За соматофилаками следовал обоз из доброй сотни пароконных телег и кибиток с припасами для войска. Далее, значительно отстав, волы тащили долгожданные большие катапульты и баллисты, способные швырять на расстояние до трёх стадий тяжеленные камни и огромные толстые стрелы.

  Молобар, Левкон и Горгипп, каждый в сопровождении десятка телохранителей, поехали навстречу басилевсу и его наследнику, появление которых здесь у Длинной стены стало для них полной неожиданностью. Когда их разделяло полстадия, юный царевич неожиданно хлестнул коня и понёсся галопом им навстречу.

  - Дядя Левкон! Молобар! Мы везём вам катапульты и баллисты! - радостно закричал он ещё шагов за сорок. Подлетев вплотную, царевич лихо осадил заржавшего коня. - Мы не опоздали? Битвы ещё не было?

  - Вы молодцы! Прибыли как раз вовремя. Теперь у скифов вообще нет никаких шансов нас победить, - ответил с мягкой улыбкой Левкон.

  - Слава Аресу! Мне так хочется увидеть, как мы отдубасим обнаглевших варваров, и рассказать об этом Элевсине и тёте Герее!

  Теперь уже не только Левкон, но и Молобар с Горгиппом и охранники за их спинами умильно заулыбались в пушистые усы и кудрявые бороды.

  Если бы не это желание горячо обожаемого сына, басилевс Перисад преспокойно сидел бы сейчас в своём неприступном дворце и забавлялся игрой в кости с шутом и безопасными петушиными боями. Но юный царевич, с самых ранних лет умевший пугать до полусмерти многочисленных нянек и изводить мать и отца отчаянным рёвом и громким визгом, пока не получал желаемого, и на сей раз, пусть и не сразу, добился своего. После того как отец не отпустил его в поход с Молобаром и дядей Левконом, юный Перисад пропадал целые дни в крепости соматофилаков, с интересом наблюдая, как лучшие столичные мастера спешно чинят вытащенные из арсенала метательные машины, и воображал, как он будет стрелять по варварам из баллисты, и метко выпущенная им огромная стрела пронзит насквозь подлого царя Палака вместе с десятью его охранниками, после чего скифы в ужасе кинутся наутёк, и война закончится полной победой Боспора...

  Гиликнид высказал Аполлонию опасение, что победа над скифами (а в том, что варваров не пустят за Длинную стену он был уверен) увеличит и без того высокую популярность царевича Левкона в войсках и в народе. Как бы это не аукнулось потом, когда придёт время сажать на трон нового басилевса. Потому хорошо бы, чтобы басилевс Перисад и его наследник не прятались в час опасности за семью стенами, а были сейчас со своими войсками у Длинной стены, тем более, что отважный мальчик рвётся туда всей душой и легко может стать во время этой войны любимцем соматофилаков. А тут ещё и повод хороший представился: необходимо доставить к Длинной стене метательные машины. Аполлоний согласился с Гиликнидом, после чего убедить вдвоём ленивого и боязливого басилевса, что его приезд с сыном и боевыми машинами воодушевит войска и сыграет решающую роль в победе над варварами, было уже не трудно.

  Удобная четырёхколёсная повозка, покрытая снаружи толстыми воловьими кожами, а внутри оббитая мягкими оленьими шкурами, использовавшаяся некогда для поездок за город басилисы и маленького царевича, припадала пылью в дальнем углу царской конюшни в крепости соматофилаков по соседству с раззолоченной двухколёсной открытой колесницей басилевса.

  После торжественных жертвоприношений и молитв о даровании победы над варварами у всех акропольских храмов и алтарей с участием сотен жрецов, супруги царевича Левкона Гереи, их дочери Элевсины, а также множества жён и дочерей столичной знати, басилевс Перисад - в раззолоченных доспехах, но без шлема - сел на роскошно убранного молочно-белого мерина, широкого, как скамья, и смирного, как овца, и тронулся шагом из крепости соматофилаков к Скифским воротам. Ехавший с горделиво-радостным видом рядом с отцом и хилиархом Гиликнидом мимо толпившихся на пути женщин, детей и стариков царевич Перисад с удовольствием ловил на себе завистливые взгляды мальчишек. За ними ехали по четверо в ряд две сотни соматофилаков, затем, громыхая по каменной вымостке оббитыми железом колёсами и приковывая к себе все взгляды, катились четыре массивные катапульты с огромными деревянными "ложками" для метания камней, и столько же снабжённых мощными стальными луками баллист. Каждую из них, налегая под ударами погонщиков на ярма, тащили по четыре пары могучих круторогих волов, а по бокам сопровождали вооружённые одними только копьями и щитами воины обслуживающих команд. Важно поглядывая по сторонам и используя копья вместо посоха, за каждой катапультой и баллистой вышагивали по одному, по два седых старика в лёгких кожаных доспехах, помнивших, как обращаться с этими машинами, и потому назначенных ими командовать. Охранять опустевший дворец и Акрополь осталась всего сотня соматофилаков.