Узнав в скакавшем четвёртым светлоголовом всаднике на блестящем, как вороново крыло, длинноногом коне, младшего брата сотника Ториксака, царевна Сенамотис, всем своим учащённо забившимся сердцем стала переживать за него, мысленно моля повелителя коней Фагимасада привести его к победе.
Перелетев по нижней гребле обратно на левый берег, участники гонки обогнули острый северный мыс плато, на котором неприступной твердыней высился Царский город, и, отчаянно полосуя плетьми взмыленные бока своих коней, понеслись по полого поднимавшемуся вгору дну балки вдоль западной стены Неаполя. Перебежав по срединной стене с одной стороны крепости на другую, за ними, боясь опоздать к развязке, поспешали по гребню стены к юго-западной башне дворцовые женщины. Они поспели как раз вовремя.
Первым из балки у подножья башни вымчал на сером с тёмными ногами, гривой и хвостом рысаке 19-летний сын Иненсимея Тапсак, десятник сайев, которого Палак в случае победы обещал сделать полусотником, а если отличится на Боспоре, то и сотником. На полкорпуса позади, роняя с морды, груди и паха белые хлопья, летел, едва касаясь копытами земли, савмаков Ворон. Все остальные к этому времени отстали на три корпуса и больше. До торчащего на перекрестье дорог копья с заветным царским башлыком оставалось каких-то две сотни шагов по широкому прямому коридору между неистово ревущей толпой.
Тапсак, то и дело опасливо косясь на оскаленную морду чёрного жеребца у своей левой ноги, свирепо хлестал своего мерина попеременно по исполосованной кровавыми рубцами взмыленной шее и правому боку. Но, несмотря на все его усилия, чёрный жеребец, подгоняемый не так плетью, время от времени обжигавшей его мокрый лоснящийся круп, как умоляющим голосом своего хозяина, шаг за шагом, скачок за скачком настигал серого.
Наконец, когда до заветной цели оставалось не больше полусотни шагов, оба всадника поравнялись. Напряжение среди визжащих в экстазе зрителей достигло предела. Ещё шагов тридцать серый и вороной мчались ноздря в ноздрю. Затем вороной, напрягая все оставшиеся силы, стал помалу обгонять вконец обессиленного соперника. Когда они подлетели к копью, вороной был пусть всего лишь на голову, но впереди. Тапсак, перехватив повод, потянулся к царскому башлыку левой рукой, но Савмак мгновением раньше успел сорвать его с копья правой.
Радостно крича и размахивая над головой драгоценным трофеем под ликующие вопли разгорячённой зрелищем толпы, он проскакал, постепенно замедляя бег коня, ещё добрую сотню шагов в сторону обрыва. Лишь около распахнутых ворот постоялого двора, с крыши которого, позабыв о холоде, ему восторженно махали руками и посылали воздушные поцелуи, зазывая к себе в гости, сотни греческих красавиц, Савмак развернул коня и, лучезарно улыбаясь, порысил обратно.
Подскакав к ждавшему победителя около отцовской гробницы царю Палаку, Савмак с поклоном возвратил ему башлык. Надев башлык, Палак громко похвалил своего недавнего знакомца Савмака и его самого быстрого в Скифии коня, отчего юноша вспыхнул румянцем ещё пуще, чем от бесстыдных выкриков греческих шлюх. По левую руку царя добродушно улыбался Савмаку бунчужный Тинкас. Скользнув быстрым взглядом по лицам теснившихся позади царя и бунчужного вождей, кисло улыбавшихся победителю (конечно, им было досадно, что не их соплеменник торжествует сегодня победу), Савмак отыскал в задних рядах светящееся гордостью лицо отца.
- Такому славному коню, да ещё с яйцами, надо подыскать достойную невесту, - сказал с улыбкой Палак под дружный хохот своей свиты. - Пусть наплодит побольше таких же быстрых жеребят.
Указав золочёной плетью место справа от себя, царь тронул шагом к Западной балке, давая Савмаку и его коню время перевести дух после бешеной скачки.
Подъезжая к угловой башне, Савмак увидел меду зубцами десятки прелестных улыбающихся девичьих лиц и приветно машущих узорчатыми рукавами белых рук. Отыскав среди них знакомое лицо царевны Сенамотис, Савмак почувствовал, что его щёки и уши вновь вспыхнули огнём под направленным на него из под фиолетово-золотого убруса насмешливым взглядом. В отличие от своих молоденьких соседок, Сенамотис не размахивала радостно руками, а спокойно глядела, как кошка на мышь, на приближающегося Савмака и довольно улыбалась.
Спустившись Западной балкой в долину Пасиака, Палак и его спутники скоро подъехали к жердевой загороже, куда царские табунщики ещё накануне загнали десятка три полудиких, не знавших узды коней: разномастых породистых кобылиц и молодых жеребчиков во главе с матёрым красно-гнедым жеребцом.
- Иди, молодец, выбирай себе подарок, - обратился к Савмаку Палак. - Надеюсь, что ты умеешь не только быстро ездить, но и укрощать коней.
Соскочив с Ворона, Савмак передал повод отцу и подошёл к загороже. Взяв у табунщика уздечку и аркан, он пролез между жердями в загон и стал ходить, присматриваясь, за пугливо убегавшим от него по кругу табуном. Наконец он остановил свой выбор на молочно-белой кобылке с небольшой изящной головой на тонкой длинной шее, с волнистой белой гривой и пышным белым хвостом, развевавшимся на бегу за её широким круглым задом, подобно пламени факела. Медленно приблизившись шагов на пятнадцать к неспешно бежавшему вслед за вожаком вдоль ограды табуну, он резко выбросил аркан. Натренированная рука, несмотря на волнение из-за присутствия стольких вождей и самого царя, не подвела Савмака: широкая петля аркана, взмыв в воздух, упала точно на шею намеченной жертвы. Стоявшие на пригорке шагах в тридцати от загона вожди отозвались одобрительным гулом.
Побежав вслед за шарахнувшейся от него вместе с табуном кобылицей, Савмак ловко закрутил конец аркана об угловой столбик. Остановленная на бегу натянувшимся, как струна, арканом, кобылица вскинулась на дыбы и испуганно заржала, зовя на помощь. Как только она, отчаянно мотая головой, опускалась на четыре ноги, ослабляя натяг аркана, Савмак наматывал на столбик очередное кольцо, пока длина аркана не уменьшилась до трёх-четырёх шагов.
Скользя левой рукой по натянутому аркану, Савмак осторожно подошёл к кобыле, успокаивая её тихим ласковым голосом. Но стоило ему протянуть к её морде правую руку с уздой, кобыла опять испуганно вскинулась на задние ноги. Каждый такой рывок ещё туже затягивал петлю вокруг её шеи, причиняя боль и не давая дышать, и наконец она перестала вскидываться, позволив человеку коснуться своей шеи. Не переставая нашептывать ей ласковые слова, Савмак оглаживал мягкими ладонями её вытянутую вдоль жердевой преграды шею, круглую скулу, нежно почесал низ узкой морды. Затем, потянув за нижнюю губу, он заставил её открыть пасть, быстрым движением вставил удила и надёжно закрепил на голове испуганно всхрапывающей, нервно подрагивающей тонкой кожей кобылы уздечку.
Крепко держа левой рукой кобылу под уздцы, он ослабил въевшуюся в её шею возле головы петлю, скинул аркан и в следующий миг оказался у неё на спине. Голосисто заржав, кобылица вскинулась на дыбы и понеслась широкими скачками к дальнему углу загорожи, откуда за её мучениями настороженно наблюдал табун. Пытаясь сбросить с себя чужака, она при каждом скачке высоко взбрыкивала задом и лягала воздух. Но человек, крепко обхватив ногами её бока, держался на спине цепко, как клещ. Потянув поводом её голову вправо, Савмак отвернул её от табуна и заставил бежать по кругу. Сделав так несколько кругов, он направил кобылу прямо на загорожу и, когда она изготовилась резко затормозить перед преградой, со всей силы ожёг её плетью по крупу, заставив взмыть над жердями. Посыпавшиеся на тонкую шкуру жгучие удары вынудили её отказаться от дальнейших попыток освободиться от давившего спину груза и нестись во всю прыть, куда направлял её, плавно натягивая то правый, то левый повод, примостившийся на спине наездник.
Сделав широкий круг по степи, Савмак вернулся к загону и остановил усмирённую, потемневшую от пота кобылу в пяти шагах от любовавшегося с довольной улыбкой своим будущим десятником Палака.
