- Месяцы, - уточняет она. – Я старалась месяцами, чтобы это случилось. Это твоя последняя попытка. Следующий контракт может отправить тебя на любой другой корабль во флоте. Ты находишься на единственном корабле на этом полушарии, который создает Идеальные Пары. У тебя может больше никогда не быть другого шанса.

- Я смогу это пережить.

Она берет меня за руку и сажает на диван, как защитница-наседка, которой она стала для всех членов группы.

– Ист, я очень беспокоюсь за тебя…с первого дня, когда ты взял меня по свое крыло, познакомил с группой и дал почувствовать себя одной из парней – хотя, очевидно же, что я не парень. Ты поспособствовал моему знакомству с Домиником. Я в долгу перед тобой за это и за многое другое, но у меня нет другого способа отплатить тебе, кроме как помочь. У меня больше не осталось хороших женщин, которые бы тебя устроили. Ты их всех послал. Ну, с некоторыми из них ты сначала переспал, но сейчас мы об этом забудем.

- Я точно этим не горжусь.

Каждый раз, когда я связывался со случайной девицей,которую мне подсовывала Джина, я чувствовал, словно изменяю Шай. Впрочем, это не останавливало меня от того, чтобы нажраться и все равно сделать это. Иногда, я был полным лицемером, особенно когда начинал чувствовать вину, и все заканчивалось полной бутылкой виски в моих руках. К счастью, Дом быстро просекал ситуацию и заканчивал с этим дерьмом, пока оно снова не выходило из-под контроля.

- Ты не заслуживаешь того, чтобы провести остаток своей жизни в одиночестве. Абсолютно нормально желать встретить кого-то нового. Даже если ты не признаешь это, я вижу, каким взглядом ты смотришь на другие пары, даже на нас с Домом. Ты хочешь того же для себя.

- У меня было все это, Джина. Я никогда не найду этого снова.

Она не пытается разубедить меня. Джина никогда не встречалась с Шай, но слышала о ней достаточно, чтобы знать, что та была моей настоящей любовью. После нескольких секунд, в течение которых её взгляд устремлён в пространство, она заправляет прядь своих золотистых волос за ухо и смотрит мне прямо в глаза.

- Шай очень повезло, что у нее был ты, и я уверена она знала, каким человеком ты был. То, что ты сделал для нее в ее последние дни, она забрала с собой на небеса.

Я закрываю глаза, боль все еще мучительна, когда я слышу ее имя и «небеса» в одном предложении. Шай была моим миром, моей второй половинкой. Она была мне так близка, что это доходило до совершенства. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь найти ей замену, и, вообще, захочу ли попытаться это сделать, даже если все говорят мне, что пришло время двигаться дальше…











- Истон, - шепчет Шай, ее дыхание затруднено, а кожа этим утром кажется настолько бледной, что это потрясает меня. Даже с хрупким, слабым телом, она по-прежнему самая красивая девушка, которую я знал. Вскоре всё, что у меня останется от нее - это память о ее любви, ее прикосновениях, ее нежной душе. Этому телу поклонялся не я один, но оно лишь оболочка, которая отправится в небытие, как только душа переместиться в лучшее место.

Я никогда не верил в жизнь после смерти до того, как здоровье Шай начало быстро ухудшаться. Насмотревшись на то, сколько боли и страданий она вытерпела, я поверил, что где-то за пределами Земли должно быть место, где бы она была любима и лелеема вечность. И если мне повезет, я увижу ее когда-нибудь, не важно, что принесет мне будущее.

- Детка, я здесь, - заверяю я, держа ее дрожащую руку всвоей. Я думал, что вчерашний день был настолько тяжелым, насколько это возможно…Я столько раз молился Богу, чтобы он облегчил ей боль, чтобы положил конец ее страданиям, но, по правде говоря, я был чертовскиэгоистичным, чтобы представить ее ушедшей из моей жизни. Я не хочу, чтобы ей было больно, но это все, что у меня осталось от нее, я никогда не буду готов попрощаться с ней.

Она тяжело вдыхает воздух, ее глаза широко распахивается и закрываются.

– Спасибо, что любишь меня. Ты не должен оставаться, зная, что я скоро умру.

- Не делай этого, Шай. Не говори о нас так, будто все кончено. Останься со мной.

- Я так устала. Спой мне, Ист. Я хочу, чтобы ты спел нашу песню в последний раз.

Ее сухие губы дрожат и, когда глаза закрываются, все ее тело расслабляется. Это был последний раз, когда я видел ее лучистые голубые глаза открытыми, и у меня больше не останется возможности насладиться ими. Мне нужно увидеть их открытыми в последний раз, чтобы я мог запомнить их цвет.

- Шай, малышка. Пожалуйста, не уходи.

Я кладу голову на ее живот, печаль медленно уничтожает гнев и отрицание, которые я держал в себе неделями, когда каждый результат анализов оказывался хуже предыдущего. Были дни, когда я думал, что если бы любил ее достаточно, то ей бы стало лучше. Но не важно, сколько раз я говорил ей, как сильно люблю, она продолжала ускользать от меня.

У меня саднит горло, когда я выдавливаю из себя текст «Удивительной» - песни, которую я пел, когда просил ее руки, а теперь я пою ее, чтобы попрощаться с ней.

- Люблю тебя, - шепчет она так слабо, что я могу едва различить слова.

Ее грудь поднимается и опускается до тех пор, пока один последний вздох не проходит между ее губами. Мне не нужно подтверждение того, что только что произошло, от медсестры или врача. Я уже знаю, что она ушла, потому что словно весь воздух высосали из комнаты.

Я так сильно сжимаю одеяло, укрывающее ее, что мои ногти впиваются в ладони. Наблюдаю за тем, как доктор проверяет пульс, привычное действие, которое он, возможно, совершал миллион раз, и когда он подает сигнал медсестре – едва заметный кивок головы, она удаляет кислород из носа Шай. Каждый из них дарит мне слабую улыбку, и они опускают глаза, когда идут к выходу из палаты.

Я не задумывался, что буду ощущать, когда она уйдет, но, несмотря на это, я чувствую боль намного сильнее, чем мог вообразить. Мысль о том, что, пока я жив, я больше никогда не увижу ее лицо и не услышу ее голос, выбивает все любовное дерьмо из меня. Я едва помню мир без нее. Как я смогу собрать себя в единое целое и уйти отсюда, оставив ее тело не понятно кому, кто позаботиться о нем, если я всегда был единственным, кто следил за тем, чтобы у нее все было.

Дом заходит в палату, гремя цепью, соединяющий его бумажник с джинсами, и я, едва поворачивая голову, чтобы увидеть, кто это, но даю понять, чтобы он ушел. Он встает рядом, положив мне для поддержки на плечо руку, пока я не сломался, как в тот раз, когда ее положили в хоспис. Я всегда считал, что если держать эмоции взаперти, то у них не будет возможности вырваться наружу. Теперь, когда она завершила этот путь, самая разрушительная боль так сдавливает мне горло, что у меня не остается сил удержать ее от выхода наружу.

- Что мне делать, Дом?

- Она сейчас в лучшем мире, Ист. Ты должен отпустить ее.

На хрен мир. А как же я? Как я должен найти «завтра», если мое «сегодня» только что было разрушено.

