Алина Литинская Акварели Ночное Я не умею рассказать, что это значит: стук колесный, и кто под этот звук распят, а кто его не слышит просто, и что повисло над мостом, как под шатром ненаказанья. Ну, мост как мост, но чье-то в нем окаменевшее сознанье; на рельсы брошена душа, залиты сухожилья сталью, мчат поезда, висит звезда — блюстительница расстоянья. Я не умею рассказать о том, как звук дороги тонет, как поворачивает вспять движенье маминой ладони, как в детстве виденный чудак от счастья захлебнулся в пенье, и как десятки лет подряд идем мы к своему рожденью, о том, как куполом повис знакомой песни призвук дальний и где, и как пересеклись последний звук и звук начальный. А тишина туга-туга, ее прессует стук колесный. Я не умею рассказать… Уже светает, уже поздно. «Я разжала ладонь…» Я разжала ладонь — и поплыли в пространстве Стаи писем, как снег, не касаясь земли, Я разжала ладонь — и отправилась в странствие Чья-то жизнь по законам судьбы-несудьбы, Я разжала ладонь — и закончилось детство, То, что было давно, то, что было всегда, Я разжала ладонь — закатилось под сердце Идеально заточенное "никогда". У меня на руке перепутаны меры, Мои дети без возраста и без числа. И протянуты нити от неба — до неба От земли — до земли, от меня — до меня. То ли сын, то ли брат, то ли внук, то ли свекор: Швы конвертов заклеены наискосок. Я на праздник себе покупаю бинокль… А для этой строки не пришел еще срок. «Здесь чаша высохших озер…» Здесь чаша высохших озер И берега с песчаной далью, Ссутуленные плечи гор Под сединою слоя давним. Здесь путаница зим и лет, Здесь цвет без правил и без лести, Здесь что-то есть, чего-то нет Здесь все отдельно и все вместе. То создавалось много лет Непреднамеренной рукою: Отца палитра предо мною – Еще один автопортрет. Портрет Из шума многоликой жизни — вдруг, Из окон, вырвавшись и пронесясь над крышей, Меня догнал и лег на плечи звук. Я оглянулась, вслушалась, и слышу. Я слышу все, мгновенно опознав, Висок и лоб, и профиль чуть в наклоне, Движенье рук, полудвиженье глаз И нотный лист, темнеющий на сломе. Страницу ту с оторванным углом – Следы усердия и занятости пальцев – Хотелось бы мне поместить в альбом, Где средь своих портретом мог бы зваться. Вчера мне повстречались ясным днем Те звуки с человеческим лицом. «Осиротело место на балконе…»
Осиротело место на балконе, И птицы удивленно косят глазом, Они родня уже. О чем я? О ладони, что, разжимаясь, отпускает разом И тех, кого люблю, и тех, кого не очень. И двери приоткрылись среди ночи (Раздолье сквознякам в моей квартире), И я живу мишенью в странном тире, Где попадают просто, без прицела, И целиться не нужно, вот в чем дело: Куда ни глянь — кругом одни десятки, Но до сих пор со мной играют в прятки Те звуки-незвуки и выстрел-многоточье… Далёко те, кому и мать, и дочь я. И зуммер — сердцебиенье телефонье. О чем я? Все о том же. О ладони. «Я теплому дождю подставила лицо…» Я теплому дождю подставила лицо. Покой и благодать. И лучше не бывает. И, кажется, меня оберегает Прозрачных капель хрупкое кольцо. Ни глаз дурной, ни слово-шепоток Не проползут, как маленькие змейки, И небо поливает нас из лейки, Взимая молчаливости оброк. Прошу вас, не спугните шум дождя, Не разбивайте слова в тишине упругой. Молчание и дождь, чтоб встретиться друг с другом, Назначили свиданье у меня. «Рождественский цветок…» Рождественский цветок, что на моем окне, сошел с ума. Он, перепутав времена, зацвел весной. А оказалось, что не он, а я сошла с ума, И, перепутав дни и времена, весною, а не в январе отпраздновала Рождество в душе. Орфей В подземном переходе флейтист играет Глюка. Здесь мир иной. Здесь звук иной. Здесь нету звука, А время, что пропущено сквозь флейту, Шуршание шагов — не звук, а отзвук чей-то. Пространство опечалено Орфеем, Здесь ожил миф, и здесь же он развеян: Ничто не окончательно в природе, Покуда мальчик, что в подземном переходе, В смирении припав губами к флейте, Посланье за посланьем шлет в столетья. И, может быть, суровый приговор Давно уж отменен или смягчен с тех пор, А красоту — наперсницу печали – Тысячелетиями мифы оставляли, Как индульгенцию для всех миров грядущих, Чтоб глаз не отводить от мертвых и живущих. И да простят меня все в мире Эвридики: Орфея голос жив и флейты голос тихий. И совестно покинуть подземелье, Где шарканье и шум в табачном зелье, А звуки флейты тонкой нитью вьются, Монеты редкие в надтреснутое блюдце – Скупая мзда посреднику столетий. И все ж я покидаю своды эти, И привкус вечности я уношу с собою, Как будто только что поговорил с тобою. 1996 г. |
