- Да ты не паникуй! - начал утешать его супруга. - У тебя же нет задачи всё за один визит решить? А так, все равно ему никуда не деться! Ты только не горячись! Бери его измором. А там потихоньку наладится всё, вот увидишь! С Божией помощью!
О. Максим ещё раз вздохнул. Подумал было, что жена должна быть, как всегда, права, но что-то на этот раз в душе продолжало свербеть, мешая прийти к такой же, как у супруги, святой уверенности, что "всё будет хорошо".
- Понимаешь, тут не всё так просто, - продолжил он свою ежевечернюю "исповедь", - там у них страшная секретность, какие-то бесконечные допуски. У меня такое ощущение, что сотрудникам этого "веса" даже на исповедь к священнику запрещается ходит...
- Разве такое может быть? - удивилась Катя.
- Не знаю! Я прямо спросил: покажите мне параграф в ваших инструкциях, где говорится, что это запрещено! А мне в ответ: вы не имеете допуска к секретным инструкциям, чтобы в какие-либо параграфы вообще смотреть. Типа, поверьте на слово, что нельзя! Ну, каково?
- Это очень странно!
- И я так считаю!
- Ну, хоть о чём-нибудь вообще договорились?
- Представь себе, только о молебнах по большим праздникам! Ну и что будет в их здании комната-часовня, чтобы эти молебны под присмотром начальства совершать. И всё! И никаких личных, отдельных контактов с сотрудниками! И, стало быть, никакой исповеди!
Тут на кухню влетела младшенькая - копия мамы, шабутная и несколько проказливая. Чтобы её успокоить и вообще начать укладывать "баиньки", матушка была вынуждена покинуть опечаленного супруга. Зато пробудился мобильный телефон. Звонил отец - почётный пенсионер, правда, всё еще не утративший, благодаря своему имени, некоторых связей в высоких кругах. Такой до сих пор гуманитарно востребованный на разного рода съездах и конференциях, в том числе - международных. А может быть и не только гуманитарно, но и - практически востребованный: о. Максим подозревал, что очень о многом в жизнедеятельности своего отца просто не знает.
Более или менее регулярно он начал общаться с сыном только в последние годы, наконец, простив о. Максиму то, что тот в своё время стал в Церкви "отцом", то есть - заправским клерикалом.
За разговором Окоёмов-младший, пользуясь случаем, решил поинтересоваться у Окоёмова-старшего, что тот может знать относительно этого самого VES. Отца в мобильной трубке было слышно очень хорошо: и техника качественная, и связь, и голос отцовский всегда был по-начальственному хорошо поставлен.
- Вообще-то мало, что мне известно! - пророкотал отец в ответ на прямо сформулированный вопрос. - Никого знакомых из этой спецуры у меня нет. Правда, есть один из моих подопечных в Совете безопасности, он наверняка что-нибудь да знает. Я разведаю! - отец помолчал и со свойственной ему прямотой спросил: - А что, у тебя какие-то неприятности с ними, сынок?
О. Максиму пришлось вновь рассказывать про свой визит в штаб-квартиру VES и про "змея" Зарайского. Окоёмов-старший несколько озадачился:
- Думаю, вряд у тебя получиться влезть к ним в душу со своей исповедью, ишь ты как маханул! Да какая спецура будет рада, если какие-то попы вдруг захотят, чтобы их агентура разоткровенничалась! - и телефон громогласно расхохотался.
О. Максим особо не обиделся, поскольку хорошо отца и его манеру шутить знал.
- Ну, да ладно! - закончил смеяться старший Окоёмов. - Я все равно попробую что-нибудь узнать, - он немного помолчал и добавил: - Ты не забыл, что третьего годовщина?
- Нет, конечно, я постараюсь быть!
- Ты это... Давай и Катю тоже... возьми...
Это было новостью. До сего дня отец свою невестку не то, чтобы игнорировал, но дистанцию держал чётко выверенную, в частности никогда еще не звал Катю на поминки-годовщины по своей покойной супруге и матери о. Максима. Но ещё больше поразил он своего сына, когда тот услышал:
- И это... как там у вас это называется, панихида, кажется? Устроишь... на кладбище?
Когда Катя вернулась на кухню, то застала своего супруга в легком удивлении.
- Что ещё случилось? - осторожно спросила она.
Когда о. Максим рассказал о содержании разговора с отцом, матушка ничуть не удивилась.
- Ну, к этому всё шло. Как бы он не пыжился, всё же не каменный. Внучек-то обожает. Может быть, теперь будем чаще все общаться?
О. Максим хотел было что-то возразить, но, несколько подумав, решил промолчать: его супруга была проницательней его самого и ошибалась крайне редко. Правда, почему-то к идее "чаще общаться", о Максим внутренне отнесся с некоторой настороженностью. Сам, при этом, не понял ещё почему. Просто ему же тоже было не семнадцать лет, и опыт подсказывал, что к тому или иному расширению или углублению даже и родственного общения, нужно подходить взвешенно, с осторожностью. Ведь и у общения бывают свои оборотные стороны, неожиданные повороты и непредсказуемые последствия. Так что излишний романтизм тут тоже не всегда хорош.
- Да! Ещё сегодня звонила мама! - тут же сообщила Катя.
- И что там у них? - привычно напрягся супруг.
- Да ничего особенного. С отцом помирились. Он уже месяц не пьёт. Я так поняла, что будут достраивать дом...
- Ага-ага... - у Окоёмова-младшего вдруг пробудился аппетит и он усердней заворочал вилкой в тарелке с макаронами. - Интересно только на какие средства?
- Ты не бойся, она ничего такого не имела ввиду, о деньгах речи не было.
- Ну, это пока... Потом они просрочат какой-нибудь кредит или не будет "малость" на сотню метров профиля и тогда...
- Да ладно тебе...
- Всё равно ноги моей не будет в этом их доме!
- Не будет твоей, придётся быть моей!
- Катя! Ты хоть вспомни своё детство! Ты забыла кто тебя вообще воспитал и где твои родители были?
- Зато бабушка привела меня в Церковь, а иначе у тебя была бы другая матушка! - наконец, обиделась Катя. - Может, и впрямь тебе тогда было бы лучше!
Но о. Максим уже остыл.
- Ладно, прости, - сказал он. - Сама знаешь, у меня от этих строительных идей аллергия! - и ещё поковыряв вилкой в тарелке, добавил: - Что-то макароны совсем остыли...
- Давай разогрею! - встрепенулась в свою очередь борющая обиду Катя.
- Давай! А то что-то я проголодался, на ночь глядя...
Глава ЧЕТВЕРТАЯ
"КВАДРОЦИКЛ" В ЭЛЛИЗОРЕ
Приближалось время Великого торжества. Яков это чувствовал. Сколько именно ещё осталось - дни, месяцы, годы - не столь важно, но что-то явно изменилось вокруг, иначе уже дышалось, нечто, как это говорится, витало в воздухе. Пусть, может быть, он ощущал это один, но за много лет существования в Эллизоре приобретена такая интуицию, такое свое рода чутьё, что никто вокруг не мог в этом с ним сравниться. Да, Великое разделение сыграло свою роль. Точно, нет худа без добра! Иногда он даже напоминал самому себе хищного и мудрого зверя, который всё знает, всё видит и понимает, хорошо затаившись, почему и в моменте решающего броска никогда не ошибается. Нет, настоящий хищник не суетится, по-настоящему хитрый зверь не позволит себе ошибаться, потому что он слишком опытен для этого, и эта его опытность приобретена не в теории, но благодаря настоящей практике, о чём и свидетельствуют шрамы на теле и богатая благородная седина.
В то же время Яков не был слаб, он вполне в силе, тогда когда до старческой слабости ещё очень и очень далеко, отчего и приобретённая мудрость хищника вполне может реализовывать себя, являясь не одной только памятью одряхлевшего зверя о былой силе, но хранит себя как вполне действенное оружие. Нет, Великий посвящённый был не просто в силе - он осторожен, гибок, в хорошем смысле - сух и поджар. Не то, что, к примеру, тот же Геронтиум Ном, самый близкий посвящённому во всём Эллизоре, давний, очень давний соратник, но, однако ж, со своим возрастом и здоровьем далеко не в ладах. Но, что поделаешь, если его, Геронтиума, личное Пробуждение имело для здоровья такие, вот, последствия. Это всё индивидуально, заранее не предскажешь, как оно всё будет. Самому же посвящённому грех жаловаться на годы и здравие, он ещё в состоянии горы свернуть. Тем более, что эта возможность явна приближалась.
