- Тогда сменишь Гейдара... Сколько тебе лет, сынок?

Таир, не ожидавший такого вопроса, глухо ответил:

- Уже восемнадцатый пошел, уста...

Спустившись медленно по ступенькам, Гейдар приветливо поздоровался с товарищами, пришедшими на ночную смену. Рамазан указал Таиру на вышку:

- Так полезай, сынок.

Теперь эти слова больше походили на приказание. Но от этого страх, сковавший тело Таира, не уменьшился, хоть юноша и не подал виду. Он поймал взгляд Джамиля, и в этом взгляде, как ему показалось, была едва уловимая насмешка.

Рамазан, видя нерешительность Таира, удивленно спросил:

- Чего же ты стал? Или струсил?

Таир глянул вверх, и у него потемнело в глазах. Железная вышка показалась вдвое выше. Но отступать было поздно. "Эх, будь, что будет!" - он быстро повернулся и стал подниматься по узкой и крутой лестнице.

Поднявшись на несколько метров, он посмотрел вниз и снова заколебался. Но теперь отступать было уже совсем невозможно: и мастер, и рабочие, не отрывая глаз, смотрели на него. Он пересилил себя и полез дальше.

- А что, сынок, - громким голосом обратился Рамазан к Джамилю, - в деревне он не лазил на тутовые деревья, не трусил шелковицу?

- Он и по горным кручам неплохо лазил, - ответил Джамиль, настороженно следя за каждым движением Таира.

А Таир поднимался все выше. Вот он опять остановился, взглянул вниз и, увидев тяжело перекатывающиеся синие волны, невольно зажмурил глаза. Как человек, который впервые в жизни поднимается в воздух на самолете, Таир почувствовал, что внутри у него словно что-то оборвалось, а сердце остановилось. "Пропал!" - мелькнуло в голове. Однако юношеское самолюбие опять взяло верх, и он снова начал подниматься. Добравшись до площадки, на которой перед этим стоял Гейдар, Таир оглянулся по сторонам и тут только понял: "Это меня испытывают!"

- Ну как, не боязно? - донесся снизу голос мастера Рамазана.

- Нет, уста, что тут страшного? - громко ответил Таир, стараясь отогнать чувство страха, сжимавшее

сердце.

Возле Таира встал рабочий и начал показывать, как надо захватывать крючком и опускать к устью скважины трубы. Объяснив все, он протянул крючок ученику:

- А ну, попробуй-ка теперь сам!

Таир впервые притронулся к бурильной трубе и почувствовал на ладони холодную и липкую массу глинистого раствора. Не обращая на это внимания, он ловко зацепил трубу железным крючком. Когда конец опускаемой трубы ударился о другую, выступавшую из забоя, деревянный настил под ним закачался. При одной мысли, что дощатая площадка может рухнуть и он полетит в море, у Таира захватило дыхание. А трос внизу уже зацепил и тянул к площадке другую трубу. Таир попробовал ногами качающиеся доски настила. "Да чего я боюсь?" спросил он себя и решил больше не смотреть вниз.

Трубы поднимались одна за другой, он подхватывал их крючком и направлял к скважине.

Быстро темнело. Расстилавшееся вокруг море стало иссиня-черным и почти слилось с ночной тьмой. На буровой зажглись фонари. Отражаясь в воде, они снова напомнили Таиру о головокружительной высоте, на которой он находился.

Мастера Рамазана нигде не было видно. "Может быть, он уехал в город, позабыв обо мне?" - с тревогой подумал Таир. Время тянулось медленно, минуты казались часами. При свете лампы, горевшей над его головой, перед ним одна за другой появлялись тускло поблескивавшие бурильные трубы и проваливались куда-то под морское дно, в скважину, которая ненасытно глотала их. Таир уже привык к ровным промежуткам времени, через которые надо было ловить крючком очередную трубу. Вдруг подача труб прекратилась, и снизу послышался спокойный голос мастера Рамазана. Таир обрадовался ему, как ребенок, мастер звал его вниз, но Таир не хотел торопиться, чтобы не показаться смешным. Мастер снова окликнул его:

- Давай спускайся, сынок!

На этот раз, запрокинув голову, старик смотрел вверх. Казалось, сомнение, охватившее Таира, не ускользнуло от его внимания, и старик еще и еще раз хотел дать ему почувствовать, что в его словах нет подвоха.

Таир не спеша отошел от рабочего, в паре с которым работал, и, осторожно ступив на край площадки, начал спускаться, неуверенно нащупывая ногой ступеньки крутой лестницы.

И опять все следили за ним. Когда он сошел, наконец, на мостки буровой и остановился перед мастером в ярком свете электрических ламп, рабочие не сдержали улыбок, - вся одежда новичка была измазана глинистым раствором. Только взгляд старого мастера оставался серьезен.

- Самое трудное ты выдержал, - сказал он своим спокойным голосом. Если и в бурю выстоишь, тогда мы друзья!

Старик, которому Таир несомненно понравился, был по-прежнему с виду хмур и суров.

- Ну, начинайте бурить! - приказал он сгрудившимся у скважины рабочим, а сам отошел в сторону и, усевшись на огромную железную задвижку, уложенную недалеко от забоя, начал набивать свою трубку.

Ротор пришел в движение.

Таиру не терпелось узнать, что думает о нем мастер. Однако не так-то было легко прочесть это в хмуром взгляде старика, в его медленных и уравновешенных движениях. Так ничего и не выяснив, Таир остался стоять на месте, терзаемый своими сомнениями.

Вдруг откуда-то появилась девушка. Она подошла к Рамазану, что-то сообщила ему и повернула обратно. Откуда и зачем она пришла, Таир не знал. Он пристально посмотрел на девушку. Длинная и толстая коса ее, перекинутая через плечо, покоилась на груди. На девушке была коротенькая темносиняя юбка и сатиновая рабочая блуза с нагрудными карманами, в одном из которых торчали два остро отточенных черных карандаша. В руках она держала толстую книгу, обернутую газетой.

Таир не сразу узнал девушку. Это была Лятифа - та самая комсомолка, которая вместе с Дадашлы приходила в общежитие, чтобы записать молодых рабочих на билеты в кино. Увидев Джамиля, Лятифа застенчиво поздоровалась с ним. Затем она взглянула на Таира, на его перепачканную одежду, и на губах у нее появилась насмешливая улыбка, - кажется, она его тоже узнала. "Наверно, мой вид смешит ее, - подумал Таир. - Но разве я виноват, что у меня нет спецовки?"

Действительно, все рабочие, кроме него, были в спецовках, но никто из них не был так измазан, как он. Лятифа могла смеяться и над неопытностью ученика, и над тем что в первые же часы работы он так вымазался в глине.

Заметив смущение на лице Таира, Лятифа перестала улыбаться и, посмотрев на него долгим, пристальным взглядом, быстро ушла. Таир посмотрел ей вслед и увидел еще одну такую же толстую косу, которая свешивалась у нее на спине. Он больше не сомневался, что это Лятифа, и все же, обернувшись к Джамилю, тихо спросил:

- Это не та ли девушка, которая доставала нам билеты в кино?

- Да, она... А что?

- Здесь работает?

-Да.

Таир хотел еще раз взглянуть на девушку, но увидел только, как она прыгнула в маленькую моторную лодку, стоявшую у причала. В ту же минуту лодка отделилась от буровой и, захлопав мотором, скрылась в черном сумраке ночи.

2

Хмурое лицо старого мастера на первый взгляд не понравилось Таиру. Решив, что Рамазан - человек сердитый и придирчивый, Таир даже после успешно выдержанного им испытания еще не был уверен, останется ли Баку. Это первое впечатление за время работы ночной смены не только не рассеялось, а, наоборот, усилилось. Старик ни разу не посмотрел на Таира ласково, и можно было подумать, что он согласился принять его к себе на работу, только повинуясь приказу начальства, а сам все время будет искать повода, чтобы выжить его с буровой. Он сделает это так ловко, что новичок сам будет вынужден отказаться от работы на промысле и уехать к себе в деревню. Так думал расстроенный ученик, слоняясь без дела. А между тем старый мастер покрикивал не только на молодежь. Он и с опытными рабочими обходился круто, делая свои замечания строгим и повелительным тоном. Сталкиваясь же с Таиром лицом к лицу, он каждый раз окидывал его хмурым взглядом и равнодушно проходил дальше. Таир давно бы поделился с Джамилем своими опасениями, но, боясь старика, не решался отрывать друга от работы.