Прошло немного больше недели, как Исмаил-заде принял трест, но он уже точно знал, каковы мощность и возможности каждой скважины. Увидев остановившуюся качалку, он нахмурился и, подняв трубку внутреннего телефона, попросил соединить его с конторой третьего промысла.
- Товарищ Самедов, - сказал он, - если все так следят за скважинами, как ты, то нечего удивляться, что трест отстает. Скважина тысяча девяносто бездействует... Нет, нет, я прекрасно вижу отсюда. Поблизости никого нет. Проверь, проверь, пожалуйста!
Кудрат положил трубку на рычаг и посмотрел на приятеля долгим и задумчивым взглядом. Трудно было ему расстаться с той тысячей метров бурильных труб, которые просил тот взаимообразно, обещая вернуть через месяц.
- Будь у меня сейчас возможность заложить еще одну-две скважины, разумеется, ни одного метра не дал бы. Сам знаешь, в каком я положении. Каждый день недодаем стране пятьсот тонн нефти...
- Но ведь не ты же виноват в отставании треста!
- Я или кто другой - какая разница? Сейчас я отвечаю за выполнение государственного плана. И выход для меня в сущности один: двигаться вперед, и как можно быстрее.
- Самыми скоростными методами?
- Вот именно! - живо подхватил Кудрат. - Ты интересовался, кажется, методами моей работы? По-моему, самый лучший метод - это идти впереди. Когда я отстаю, я не могу смотреть открыто в глаза ни родной дочери, ни собственной жене. Конечно, нет еще ничего героического в том, чтобы неделями не вылезать с промысла, урывками спать вот здесь на диване, но иначе я не могу. Или я добьюсь...
- Прости, Кудрат, я перебью тебя... Кажется, сюда идет Лалэ. Какова женушка - управляющий трестом! Соперники, а? Наделала шуму на весь Баку! С такой женой, как твоя, отставать не станешь... Ты извини меня, я уж пойду. Совестно вам мешать, ведь вы так редко встречаетесь.
Вошла Лалэ и поздоровалась с обоими мужчинами. Извинившись еще раз, приятель Кудрата вышел из кабинета.
Со дня назначения в трест Кудрат Исмаил-заде почти не бывал дома, и сейчас приход жены очень обрадовал его. Лалэ была ему не только преданной женой, но и близким другом, советчиком. Когда им долго не удавалось видеться, оба они начинали остро ощущать, как недостает им друг друга. За последнюю неделю у Лалэ тоже было очень много хлопот. Возвращалась она домой поздно, тотчас звонила мужу в его трест и, не застав на месте, сидела за книжкой до глубокой ночи. Кудрат не приезжал, и она, с беспокойством думая о муже, ложилась в постель.
Лалэ знала, как трудно приходится Кудрату в новом тресте. Он не любил говорить об этом, но она достаточно изучила характер мужа: даже когда ему нездоровилось, он никогда не жаловался. Малейшую неудачу мужа Лалэ переживала, как свое личное горе. Так у нее сложилась привычка - хотя бы издали, но пристально и с волнением следить за каждым шагом Кудрата. Впрочем, в их семье и любовь, и супружеская нежность приобрели совершенно иной, может быть не совсем обычный характер. Со стороны могло показаться, что отношения между супругами не отличаются особенной нежностью. Некоторые строили на этот счет всякие догадки. Как-то одна из подруг Лалэ вздумала даже предупредить ее: "Будь настороже, дорогая. У Кудрата, наверно, есть любовница". Лалэ пропустила это мимо ушей, но подумала: "Тебе не понять наших отношений". Только из вежливости не произнесла она этих слов вслух, а прибегла к более мягким выражениям.
- Знаешь, дорогая, - сказала она, - я люблю и достоинства и недостатки Кудрата. И даже если верны твои предположения, я уверена, что Кудрат не променяет меня на другую женщину.
Подруга Лалэ ехидно рассмеялась над этой странной логикой:
- Тогда, или ты его не любишь, или же сама...
Лалэ резко оборвала подругу на полуслове и, не прощаясь, ушла..
И вот теперь она стоит перед мужем. Оба молча глядят друг на друга, о чем-то задумались.
Первой нарушила молчание Лалэ:
- Кудрат, скажи секретарше, чтобы подали стакан чаю.
- Что же ты стоишь? - в свою очередь отозвался Кудрат.:
"Без тебя мне трудно, Кудрат. Но, как видно, тебя не особенно удручает, что целую неделю мы не виделись", - думала Лалэ.
"Нет, моя дорогая, - как бы угадывая ее опасения, мысленно отвечал ей Кудрат. - Если бы я не чувствовал всегда твоего присутствия, на каждом шагу спотыкался бы".
- Где же твоя секретарша?
- Я отпустил ее пообедать.
Глаза Лалэ выдавали усталость. Тени под глазами, и поблекшие щеки жены говорили Кудрату, что жена за эти дни работала не меньше его.
- Ты устала, Лалэ?
- Нет, я провела ночь дома.
- Значит, плохо спала.
- Да, не спалось... Звонила тебе. Сказали, что ты уехал на морскую буровую. Не опасно сейчас ночью на море?
- Теперь ночи лунные. Да и море было довольно спокойным.
Кудрат ни словом не упомянул о шторме, разыгравшемся под утро, когда он возвращался на берег. У тебя нет чайника?
- Сейчас... - Кудрат вышел в другую комнату и вернулся с электрическим чайником.
- Сколько дней ты не пил чая?
- Пил сегодня утром...
Заметив слой пыли на чайнике, Лалэ улыбнулась и начала развертывать пакет, который принесла с собой. Казалось, Кудрат его еще не заметил.
- Ты откуда сейчас? - спросил он, косясь на салфетку, которая легла вдруг на угол стола.
- Из дому.
- А это к чему, дорогая? Я не голоден.
- До того дня, когда ты выведешь трест из прорыва, разреши уж мне поухаживать за тобой. Буду заезжать к тебе каждый день.
Не будь Кудрат в учреждении, он сжал бы Лалэ в объятиях, крепко поцеловал бы и сказал: "Я горжусь, что у меня такая жена!"
На террасе раздались шаги, и Кудрат оглянулся:
- Товарищ Самедов?
- Да, это я, товарищ Исмаил-заде. Хотел доложить о скважине.
- Входи, входи! - крикнул Кудрат.
- Скважина тысяча девяносто работает, - отрапортовал Самедов. - Можете посмотреть в окно.
Кудрат не стал смотреть.
- Проходи к столу, присаживайся, - пригласил он, - Будь гостем.
Самедов поблагодарил и отказался. Затем четко повернулся на каблуках и вышел.
- Не парень, а золото! - сказал Кудрат. - Да и вообще тут люди не плохие. Жаль вот только, что ощущается нехватка рабочих рук. Но об этом я не заикнусь нигде. Трест выйдет из прорыва, дорогая. Я добьюсь этого, чего бы это мне ни стоило!
Лалэ была довольна: Кудрат ел с аппетитом и терпеливо ждал, пока закипит, чайник.
6
После просмотра фильма "Аршин мал алан" зрители расходились из Дворца культуры, напевая песенку Вели и Телли.
Таир любил музыку, знал немало песен и старых, и новых, из кинофильмов. Но сегодня его не волновал фильм, который он уже видел раньше, не заражало и веселье молодежи, выходившей из кинозала. Как только исчез на экране последний кадр, мысли Таира снова вернулись к тому самому важному, что ожидало его впереди: удастся ли показать себя на работе, остаться в Баку?... В памяти всплыли события и картины этого первого городского дня: беседа с управляющим трестом Исмаил-заде, который так охотно принял его, неопытного деревенского парня, работать и учиться на промысле, поздравления новых друзей в маленькой комнатке молодежного общежития, вторая встреча с Лятифой у входа в кинозал, когда она всем четверым вручила билеты, а на него, Таира, взглянула каким-то особенным взглядом... Таир почти не слушал, о чем говорили шагавшие рядом с ним Джамиль, Самандар и Биландар.
- Это что! - говорил Джамиль, расхваливая Баку и кое-что явно преувеличивая. - Здесь у нас, что ни день, какое-нибудь развлечение. Стоит тебе пробыть здесь день - другой, как и думать забудешь о своей деревне.
Новый мир, раскрывшийся перед Таиром, все больше захватывал его. Юноша постепенно привыкал к городскому шуму и головокружительной быстроте уличного движения.
Джамиль объяснял молчаливую задумчивость Таира по-своему и, решив, что приятель тоскует по деревне, говорил безумолку: