Пригнувшись, он неуловимым движением схватил чудовище. Ящерица задёргалась в его кулаке, мотая длинным хвостом.

- Нет! Не трогай её! - попросила я шёпотом, едва не плача. - Не убивай! Пожалуйста, Ранди, не убивай её. Просто выбрось.

Как если бы все вещи, попавшие в мусорное ведро, просто исчезали, как по волшебству.

Взглянув на меня, Ранди накрыл её голову второй ладонью и повторил движение, каким служанки выжимают тряпки. Я закрыла рот руками, когда он бросил дохлую ящерицу рядом со мной на скамейку, словно говоря: "вот, держи своё чудовище".

Я всхлипнула.

- Ты убил её... я же просила...

- Что? - Он озадачено хмурился, словно пытаясь уловить что-то в моём лице, в моих словах, ещё не известных ему.

Ранди к тому моменту было уже двенадцать, но он всё ещё учился говорить. Язык мимики и жестов он понимал куда лучше, чем мою сбивчивую речь. Ему достаточно было увидеть слёзы, чтобы понять, как нужно действовать. И теперь моё "нет" ставило его в тупик.

- Убивать... - произнесла я сбивчиво, глотая слоги. - Неважно кого... очень плохо... это самое плохое на свете... этого делать нельзя... это закон...

- Закон?

- Так папа говорит. - Я шмыгнула носом, продолжая смотреть на раздавленное животное. - Убивать можно только... только таким как Свен и Дагер. А нам нельзя.

- Свен и Дагер, хм. - Он пожал плечами, не глядя на меня.

Он знал, кто такой Свен. Он относился к нему спокойно. Ранди понимал, что полубрат - часть семьи, что в этом доме он - второй после отца. Что его безумно любит наша мать, что его люблю я, и ему, Ранди, придётся с этим считаться. Свен мог казаться ему избалованным, эгоистичным, заносчивым и безмерно болтливым, но наше родство извиняло любой его грех. Тогда как в Дагере Ранди видел чужака, опасность. Гарри казался ему слишком серьёзным, осмотрительным и взрослым - этому набору Ранди пока нечего было противопоставить.

Он чувствовал себя уязвлённым, но старался не подать виду. Схватив ящерицу, он швырнул её себе за спину в кусты, а я ещё долго смотрела на тёмное пятно, которое осталось после неё на светлом дереве скамьи.

Кажется, Ранди собрался опять исчезнуть в оранжерее, чтобы заняться там своими одинокими детскими забавами, но его остановила подоспевшая к нам мать. Она вспомнила о нас как раз вовремя.

- Сядь прилично, - одёрнула меня она, после чего повернулась к Ранди, доставая кружевной платок. - Ох, в чём ты вымазался? Какая гадость.

Она оттирала ему руки, а Ранди морщился, но терпел.

- Посмотри на себя. С твоей внешностью, мой мальчик, тебе достаточно просто поддерживать свой внешний вид в порядке, чтобы...

Ранди смотрел на меня, как мне казалось, выжидающе.

- Она говорит, что, если ты хочешь быть лучше остальных, тебе достаточно почаще мыть руки, - прошептала я. - Она то же самое говорила и Свену.

- Я в порядке, - проворчал он, смущаясь, но мама его не понимала. Никто не понимал.

- Ох, что за голосочек! - Соседки глядели на нас с умилением. Они уже так привыкли к чудачествам Гвен Дуайт, что воспринимали неприкасаемого в её саду как новую модную тенденцию в ландшафтном дизайне. - Что ты сказал, золотко?

Ранди хмурился, глядя на них исподлобья. Думаю, во всём происходящем его больше раздражала не их назойливость и птичьи голоса, сколько то, что заключённый в них смысл навсегда останется для него тайной.

- Ну что нужно ответить? - обратилась к нему мама, но строго, неласково.

- Она хочет, чтобы ты её поблагодарил, - подсказала я тихо.

- Спасибо.

- Ты совсем не стараешься! - досадовала госпожа Дуайт. - Ну почему ты такой странный? Это же так просто. Ну-ка, повторяй за мной...

Видя её недовольство, Ранди растерялся. Он пытался понять, но не её речь, а то, в чём он провинился. Его пристальный взгляд искал ответ в мимике её лица, но мама приняла это болезненное, сосредоточенное внимание за вызов.

- Что это ты удумал?

- Спасибо.

- Мне говорили, неприкасаемые все такие. Каждое их поколение тупее предыдущего, - шептались соседки. - И чего они от нас хотят? Необучаемые, дикие варвары. Да ты только взгляни на него.

- Э-э-э... спасибо?

И тут я поняла, что пришёл мой черёд его спасать.

- Я его всему научу! - заявила я, вытягивая его из кольца надушенных, наряженных в шёлковые платья женщин. - Говорить. Читать. Писать. Прямо сейчас!

Благородство? Отнюдь. Эгоизм чистой воды. Хотелось всем показать, как я умею. Доказать, что я лучше справлюсь задачей, над которой бьются великие умы страны. Ведь долгое время у нас верили, что тайнотворца можно обучить речи, нужна только особая методика. О контроллерах узнали не сразу. А тут вдруг я с таким апломбом: мол, всё смогу...

Бремя ответственности не тяготило меня, я никогда не задумывалась над тем, что мне стоит быть осмотрительнее в словах. Ведь Ранди воспринимал весь мир исключительно через призму моего мнения. Всё сказанное мной, автоматически возводилось им в ранг нерушимых истин. Он не сомневался: то, что плохо для меня - плохо для всех, а то, что хорошо - всеобщее благо.

Встреть он взрослого контроллера всё повернулось бы иначе. Ему нужен был другой человек. С принципами, с опытом. Тот, на кого можно было бы ровняться. А чему я могла научить?

Но выбирать не приходилось, и вот...

Для меня было настоящим сюрпризом узнать, что Ранди оказался не таким идиотом, каким его все себе представляли. Я привыкла слышать о том, какие тугодумы все эти неприкасаемые, а тайнотворцы - худшие из них.

Он быстро научился читать. Это было для меня самое главное - научить его читать, а остальное доверить книгам. Благо у нас была роскошная библиотека, к которой он, однако, долго не решался подступить. А когда всё-таки осмелился... сколько книг он прочитал? Не больше десяти до того как вся библиотека взлетела на воздух.

Да, до войны всё было по-другому... Я даже представить себе не могла, что жизнь может так внезапно меняться. Что я могу бояться кого-то кроме ящериц. Бояться неба. Боятся, что вот сегодня Ранди не проснётся. А особенно боятся молодых мужчин.

3 глава

Ситуация усугублялась постепенно. Нельзя сказать, что война оказалась для всех неожиданностью. Для детей - конечно, но взрослые всё понимали.

Сначала в городе стали появляться плакаты и прокламации. Плакатами были обклеены стены домов и столбы, а прокламации лежали прямо так, на земле: в них писалось о проблеме неравноправия, беспределе правительства и о том, как с этим бороться. Те, кто подбирал эти листовки, вскоре бесследно исчезали.

К маме приходили соседки и жаловались на то, что некоторые слуги ушли от них. "Переметнулись к "чёрным"" - так они говорили, но кто такие "чёрные" никто из детей не знал.

Однажды, совершенно внезапно, к нам приехал Свен, против обыкновения без Дагера и в тёмно-синей форме, которая превращала его в незнакомца. Когда он гостил у нас, то всегда надевал светлую, выходную. Нам хватило одного взгляда на него, чтобы понять: самое время готовиться к худшему. Вопреки его словам.

- Нас перебрасывают к границе, - говорил он маме, а та сидела, обхватив руками голову. - Ни о чём не переживай, это временные меры. Я вернусь через месяц, обещаю.

Когда он уходил, то поднял меня на руки и внимательно-внимательно посмотрел. Тогда я не поняла этого взгляда, а теперь думаю, что он колебался. Он искал что-то, что помогло бы ему передумать, помешать.

Надо было его остановить. Надо было разрыдаться. Просить не уезжать. Надо было...

- Ну, береги наших женщин, - усмехнулся Свен, потрепав Ранди по волосам, и ушёл. Шёл быстро, не оборачиваясь. Почти бежал.

- Что он сказал? - спросил Ранди, провожая полубрата отнюдь не дружелюбным взглядом.

- Что теперь ты - второй после отца.

Но прошёл месяц, и Ранди стал первым: отцу было приказано с важнейшей документацией немедленно отправляться в столицу. Он взял с собой только один чемодан, в котором не было одежды. Он холодно попрощался с женой, но зато долго не мог наговориться со мной. Это было что-то из ряда вон. При его сумасшедшем графике он не видел домашних неделями: пропадал на работе или запирался в кабинете. А тут вдруг говорил, говорил и не мог остановиться, такой противоестественно ласковый.