Не знаю, как мои товарищи, но я почувствовал брезгливость, наблюдая за этим странным явлением. Чувство страха, заставляло броситься со всех ног, куда глаза глядят, но ноги, меня уже не слушались.

 Искаженное пятно извивалось, пытаясь собраться в более четкую фигуру. Серое, блестящее, словно еще не застывшее желе, оно ритмично двигалось, подрагивало и с шумом выскользнуло прямо в воздух. Заставив нас вздрогнуть от неожиданности.

 Рост следил глазами за этим странным образованием, серый блеск которого, пугал его до смерти. Для него, это было более реально, чем стена, из трещины которой, это появилось. Его прошиб пот.

 В Климе это вызвало беспрецедентный приступ страха, который можно было увидеть по выражению его искривившегося лица.

 Пространство видимое мной, сократилось до размера этой серой шевелящейся массы, которая скользнула в сторону, и растворилась в темноте вестибюля. Я наклонился к Ростиславу, пытаясь что-то ему сказать, но не смог произнести ни звука, слова застряли в   горле. Мы молча посмотрели друг на друга.

Показалось! - подумал я, - но, мельчайшие подробности произошедшего, словно выжженные в моей памяти раскаленным железом, говорили об обратном.

 Капли дождя, вновь забарабанили по перепонкам, возвращая окружающей реальности громкие звуки. Часы показывали первый час ночи.

- Ты это видел? - не поворачивая лица, тихо спросил Ростислав, - да очнись же!

- Даже не знаю, что сказать, - ответил я обеспокоенно.

- Проклятье! Никогда не думал, что со мной может это произойти. Но, черт побери, откуда здесь взялись летучие мыши? - выдавил Клим, дрогнувшим голосом.

- Ну и напугала же меня эта тварь, - воскликнул, я немного растерянно.

- Мы сюда приехали, потому, что тебе не давала покоя, мысль, о реальности фамильяров и приведений. Лично для меня, это был повод, чтобы убедиться в своей правоте, а не чтобы, лишний раз отстирывать свои штаны, - бросил Рост.

- Ладно! На сегодня довольно. Едем домой. - Улыбнувшись, предложил я.

- Брось, - сказал Клим, указывая на вестибюль, - вечно ты на самом интересном...

Ростик не дал ему договорить, прервав его на полуслове взмахом руки, приподнялся и сделав два шага, по направлению к двери, обернулся.

- Я реально испугался, - сказал он, - в любом случае, кроме летучих мышей, мы здесь больше никого не увидим.

- Ну какой смысл сейчас уезжать, если мы не узнали что хотели, - в сердцах выпалил Клим.

- Зачем пытаться узнать то, что за гранью нашего понимания, - произнес Ростик, поддерживая меня.

 Дождь заканчивался, на уснувшей улице стало тихо, как и внутри усадьбы. Мне стало спокойно в доме с мезонином, у которого, наверно была самая жуткая история среди городских легенд.

Итак, с домом было все ясно: в городе он был на особом счету, благодаря слухам и «фастфудным» журналистам.

- Рост, я слышал, что ты после института, пробовал себя в журналистике?

- Было дело. Работал за бутерброды, на одну зажравшуюся скотину, каких мало. В свое время, он скупал ваучеры, потом перепродавал, на эти деньги купил типографию и стал издавать газету. Теперь бизнесмен, гребет бабло со своего «Альманаха».

- Ты писал для «Альманаха»?

- Только один раз, для его выходного выпуска, в колонке «полуправда-полувымысел», - уныло ответил Ростик. - На самом деле, вшивая газетенка!

- Я читал пару раз.

- О-о, в ней было столько вранья, что нынешняя желтуха, нервно курит в сторонке. Хотя, было и хорошее. Работая там, я познакомился с одним известным московским журналистом. Он корреспондировал самые известные газеты  еще с 90-х годов. Побывал в чечне во время первой компании, обличил некоторых наших генералов. После чего, судьба перестала ему благоволить. Его обвинили в активном пацифизме и заставили эмигрировать.

- Ты с ним после этого встречался?

- Один раз.

- С удовольствием прочел бы, твой очерк для «альманаха». Кстати! О чем он?

- О Фаусте.

- Гете, если не ошибаюсь!

- За 300 лет, до выхода в свет «Фауста», жил человек по имени Георгиус Сабеликус Фаустус-младший, во всяком случае, себя он называл именно так.

- То есть ты писал о человеке, образ которого, Гете описал в всем произведении?

- Ну, как-то так, - мягко подтвердил Ростик.

- О таких известных колдунах, читать интересно.

- Вообще! То, что  Фауст колдун, первым написал пастор протестант Иоганн Гаст. Он тоже пользовался словом фамильяр, -  Ростик посмотрел на Клима и продолжил, - он и выдумал историю, что собака и лошадь Фауста его фамильяры.

- Я же говорил, что фамильяры существуют, - воскликнул Клим.

- Да нет, причиной популярности легенды о фамильярах Фауста, была реформация. Извращению христианства католической церковью, противились протестанты, поэтому решили вернуться к церковной практике «Чистого божьего слова». Для них посягательство Фауста, как и любого человека на Священное писание, считалось нечестивым.

- Так он был колдуном или нет? - поинтересовался Клим.

Его нос с весьма уплощенным переносьем, напоминал мне сейчас нос бушмена, который принюхивается к окружающему миру в поисках добычи. Русые волосы спускались на покрасневшие уши, подчеркивая испуганное и бледное лицо.

- Репутация у него была, от обманщика до чернокнижника. Хотя, о его реальной жизни известно совсем немного: В 1509 году, он окончил Гейдельбергский университет, потом стал  астрологом. В 1520 году, жил при дворе Георга 3-го, составлял ему гороскоп. Это пожалуй  все, что о нем известно. То было время, зарождения, большинства из известных нам сейчас, легенд и мифов о ведьмах и чернокнижниках, - сказал Рост.

- Не сомневаюсь, что в те времена, было много интересных личностей, - добавил я.

- А что с ним случилось потом? - не унимался Клим.

- Убили. В 1540 году нашли со сломанной шеей на постоялом дворе, - подытожил Ростик и потер руками, словно пытаясь их согреть.

 Его манера выражать свои мысли, не оставляла места для сомнений. Складывалось впечатление, что он рисует свой рассказ словами. При этом, Роста скорее вдохновляла историческая правда, чем признание его таланта как рассказчика.

 Клим был его противоположностью. Он был далек от журналистики, зато, как сам считал, стал близок тайным учениям, к которым проявил интерес, после прочтения Радужного текста. Романтично настроенный, он следовал за новыми знаниями, скорее всего, ради удовлетворения собственных амбиций.

- Да будет свет! - Клим поменял батареи и холодный, белый свет, вспыхнул с новой силой осветив комнату, которая когда-то была гостинной или спальней, а может быть палатой для больных солдат или комнатой для допросов.

- Кстати, о свете! Антропологи из Колумбийского университета провели анализ язычества, и пришли к выводу, что первые жрецы поклонялись именно свету, - сказал улыбнувшись Ростик.

- Не спорю. Только за долго до идолопоклонничества, жрецы в святилищах устанавливали статую человека. Именно она, символизировала власть Богов, во всем их множественном проявлении. Человеческое тело, было наиболее древним, из всех известных символов. Потом пришли времена идолопоклонников. Ключи к древним мистериям были потеряны, и уже никто не знал, откуда взялись и что обозначают образы стоящие на алтарях, поэтому фигуру человека на алтаре, начали почитать как бога, по образу и подобию которого, сотворен человек.

- Аnima mundi, - заметил Ростик.

- Современный мир и его anima mundi, находится в неведении о том, что медицина является краеугольным камнем нынешней религии.

- Ты говоришь о христианстве? - спросил Клим.

- Тебе знаком символ Кадуцея?

- Ну да, - ответил Клим, - медицинский знак.

- Так вот, с появлением культа Гермеса, Кадуцей становится символом тайного знания того времени, затем символом алхимии и средневековой фармацевтики. Сегодня это символ медицины.

- А при чем здесь христианство?

- О-о, это история о которой не принято говорить вслух. В 1-м веке н.э. Палестина охвачена дуалистическими спасительными движениями. Опозиционеры из народа, не надеясь на разумность государственной власти и грубую силу его военной машины, пытаются оказать психологическое давление на общественное мнение, созданием сильной религиозной секты. В то время, герметизм как продукт объединения греко-египетского религиозного культа набирает силу и мощь. Вышедший из окультных знаний Древнего Египта, он является достоянием избранного меньшинства, которое и предпринимает шаги по созданию христианской секты, для управления невежественной массы.