Шацкий печально усмехнулся про себя, он не мог оторвать взгляда от трупа Виктории Сендровской. С революционерами так вечно и бывает. Граница между обезумевшими святыми и обычными сумасшедшими крайне тонка.

— Я говорил с Франкенштейном, — заговорил прокурор. — Он мне сказал, что это выглядит так, словно бы она договорилась с кем-то, что тот ее задушит. Что на ее теле нет никаких следов борьбы. Она не царапалась, не кусалась, не сражалась за собственную жизнь. Как будто бы желала умереть.

Фальк эти слова не прокомментировал.

— Вы знаете, когда-то я вел одно дело, в котором важную роль играла специфическая психотерапия.

— Дело Теляка.^[155] Я писал по нему курсовую.

— Создатель этой терапии верил, будто бы семейные связи сильнее, чем смерть. Что, даже если люди гибнут, то их связи переходят на близких, что из поколения в поколение переносятся эмоции, переносятся обиды и вина. Если верить этой теории, Виктория сделала то, что она сделала, чтобы присоединиться к брату и матери. Поскольку не могла простить себя за то, что те погибли.

— Психология — это псевдонаука, — сказал Фальк. — Человек живет, потому что свершает выборы. И за эти выборы он обязан нести ответственность.

Шацкий усмехнулся. Решительным жестом он задвинул полку с трупом в холодильник и закрыл его.

— Я рад, что вы это сказали. Поскольку, независимо от того, что сделала Виктория, и что сделали все вы, лично я сделал определенный выбор, и я обязан за это заплатить. Так что сделаем так: я отправлюсь в тюрягу, а вы здесь сражайтесь, с чем хотите. Понятное дело, что эта забава закончится паршиво, но в общем итоге, если по пути пара домашних мучителей получит по роже, плакать не стану. Это я говорю честно.

Для него стоило огромного труда произнести эту ложь с каменным лицом. Но он знал, что обязан не выходить из роли, если желает реализовать план, который начал формироваться у него в голове уже тогда, когда он обнимал собственную дочку перед домом, тем самым, со стынущим трупом Виктории внутри.

Эдмунд Фальк сжал кулаки.

— То, что предлагаю вам я, это вспомогательное действие. На переходной период. И не думайте как прокурор о наказании и правосудии. Я прошу вас думать о предупреждении, о спасении, о действиях, благодаря которым никакая месть не будет нужна. Подумайте, пожалуйста, о, назовем это так: системе раннего предупреждения, снабженной еще и боевыми функциями.

Шацкий молчал.

— А кроме того: кто, кроме вас, лучше знает, с чем мы сражаемся.

Прокурор молча глянул на молодого юриста.

— Вы считаете, что это какой-то другой ген принял решение о том, что вы стиснули пальцы на тонкой девичьей шее? Некий более благородный, чем тот, заставляющий швырнуть жену на кровать? Мать отпихнули, дочка получила кулаком? Боюсь, что нет. Это мужской ген готовности к насилию по отношению к более слабым.

Прокурор Теодор Шацкий застегнул пальто. Ему сделалось ужасно холодно, наверняка он простудился по причине этой чертовой погоды, по причине промокшей обуви. И ему все уже осточертело.

— Я обязан отбыть наказание, — тихо произнес он.

Эдмунд Фальк подошел к нему, встал настолько близко, что их носы наверняка бы сталкивались, если бы асессор был ниже сантиметров на пятнадцать.

— Это будет ваше наказание. Ваша компенсация. Пятнадцать лет. Ведь вы столько получите, правда? Уже сегодня можете пойти и заявить и начать проводить это наказание в тюрьме. Все теряют, никто ничего не получает. Но вы же можете все денонсировать и провести эти пятнадцать, ежедневно заботитясь о том, чтобы как можно меньше Найманов творило как можно меньше Викторий.

— Вы говорите так, словно у меня есть какой-то выбор.

— У нас всегда имеется выбор.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

среда, 1 января 2014 года

Новый Год. День рождения отмечают Зыгмунт Старый, Степан Бандера и Эва Каспшик ^[156] . Латвия вступает в зону евро. Пять регионов в Польше получают городские права, но ни один из этих новых городов не находится в варминьско-мазурском воеводстве. Совершенно ничего не происходит, в мире грегорианского календаря все спят, потом они принимают на себя новогодние обязательства, которые, в большинстве своем, нарушают еще вечером, с первой же рюмкой. На киевском Майдане в полночь полмиллиона человек спело гимн Украины, ожидая нового, переломного года. В Гармиш-Партенкирхен Камиль Стох ^[157] занимает седьмое место и теряет виды на призовое место в Турнире Четырех Трамплинов. В Варшаве Дональд Туск дает новогоднее интервью посредством Твиттера. В Илаве участник новогодней вечеринки вышел на балкон покурить и упал с четвертого этажа без малейшего ущерба для здоровья. В Ольштыне все спокойно, единственная стоящая внимания информация — это присутствие обвиняемого в приставаниях к бывшему президенту города (ныне городскому советнику) в верхней части рейтинга на звание Человека 2013 года. Ясновидящий Яцковский не видит светлого будущего для для Вармии и Мазур. «Этот год будет тяжелым», — говорит он. В качестве утешения сообщаем, что зима будет недолгой. Пока что облачно, температура около нуля. Туман и мерзнущая морось.

1

Ян Павел Берут никогда особо не любил спиртного, всепольский обычай отравлять организм он считал ненужным и скучным, ну а цену целодневного похмелья за несколько мгновений пьяной эйфории — слишком высокой. Потому-то без особенных проблем он позволил будильнику вырвать его из объятий Морфея еще перед восемью часами.

Он встал и открыл окно настежь, с удовольствием запуская в дом тишину, которую в городах можно встретить только лишь первого января в восемь утра..

Затем он потянулся и направился на кухню, чтобы сделать себе завтрак и бутерброды на работу.

Любой другой бы ругался бы, на чем свет стоит, если бы ему нужно было идти на работу в Новый Год. Но Ян Павел Берут был просто счастлив. Если в течение всей ночи его не разбудил никакой телефон, это означат, что никто никого не пристукнул в ходе веселого застолья, и если бы это был для него обычный рабочий день, он мог бы спокойно прохлаждаться до того момента, когда люди начнут просыпаться, и вот тут-то некоторые заметят, что их партнеры или партнерши очутились в чужих постелях.

2

Теодор Шацкий осторожненько выполз из постели, чтобы не разбудить Женю. Минутку он глядел на свою спящую невесту, которая пользовалась отсутствием Хели, чтобы шествовать голяком практически непрерывно. Именно так она и сейчас спала, поперек кровати, похрапывая, разбросав руки и ноги в стороны. Никогда, ни в какой романтической комедии Шацкий не видел, чтобы какая-нибудь женщина спала подобным образом.

Он чмокнул ее в губы, чмокнул в сосок на груди и пошел одеваться.

Впервые с беспамятных времен вопрос «что мне сегодня надеть» имел для него значение. Для этого, дни между Рождеством и новогодними праздниками он провел в пустых магазинах, подбирая одежду вместе с Хелей и Женей. Те вырывали у него из рук все темно-серого и черного цвета, объясняя, что двадцать лет мрачности это и так больше, чем кто-либо способен вынести. И что на новой работе он просто обязан начать в новом стиле в качестве нового себя: бежевым, пастельным, спортивным, уверенным в себе.

Так что он надел толстые светлые джинсы, коричневые сапоги до щиколотки, рубашку в тонкую цветную полоску и кремовый пуловер с краснм рантом вокруг шеи. Понятное дело, что рубашку оинстинктивно застегнул на последнюю пуговицу, и из-за этого сейчас выглядел будто какой-то педофил. Тогда он расстегнул пуговку и послабил воротник.

Затем критично оглядел себя в зеркале. Вот теперь он выглядел словно педофил, который ни за что на свете не хочет походить на педофила. Шацкий подумал, что все это из-за пуловера, в связи с чем сменил его на синюю блузу с капюшоном.