— И проехались по гаражу в «крайслере», чтобы затереть следы «морриса», — добавил Тёрли.

— Логично, — кивнул головой Кинсард.

— Естественно, этим делом я занимался после того, как отвез домой миссис Тремман. Следовательно, с семи вечера и за полночь тело моей жены лежало в гараже, а я все это время притворялся расстроенным из-за того, что она не явилась к обеду. Более того, позвонил в Скотланд-Ярд! Это рискованно, инспектор. Тем более что по моей просьбе миссис Тремман обзвонила все больницы. Я отвез ее домой и вернулся сюда около часа ночи…

— Кстати, почему так много времени у вас ушло на обратный путь?

— У машины отвалился глушитель. Я его кое-как закрепил, но на последней миле он снова отошел. Я боялся, что под капотом может вспыхнуть пламя, и оставил машину в ночном гараже «Три пня», что возле дома, а утром забрал ее. Но продолжим вашу версию, инспектор. После убийства, как мы уже говорили, я навел порядок в гараже. Но возникает вопрос: как избавиться от трупа? До рассвета совсем мало времени, и тут я вспомнил, что утром должны повесить Гибберна. Я инсценировал убийство, совершенное маньяком и насильником, и бросил машину возле тюрьмы. У вас действительно сильные козыри, инспектор. Дальше некуда.

— Нам удалось установить, что, выехав из гаража, «моррис» проделал семь миль. От гаража до вашего дома — три мили. Отсюда до тюрьмы — еще четыре, — нанес последний удар Терли.

— И это как нельзя лучше все ставит на свои места, — Кинсард откинулся в кресле и закрыл глаза. — Чертовски неудачно складывается для меня. Не говоря уже о чепухе миссис Тремман про раздвоение личности. Вы арестуете меня, инспектор?

— Придется, мистер Кинсард. Если только не дадите разумного объяснения.

— Я вам признателен за доброе отношение ко мне, но ничего не могу объяснить. Могу только отрицать, хотя своих доводов привести не в состоянии.

— Не думайте о доводах. Предложите свою версию, как попала сюда эта картина.

— Версии нет. Но давайте смотреть на вещи реально. У вас есть веские основания арестовать меня по подозрению в убийстве жены. И будет 24 часа, после которых я потребую либо предъявления обвинения, либо освобождения. Если мне предъявят обвинение в убийстве, я даже не стану прибегать к услугам адвоката. Сам разнесу обвинение в пух и прах. Как? Очень просто. Ваше обвинение строится на предположении, что моя жена вела двойную жизнь. Если она села в «моррис» в 6.40, то вы, несомненно, повесите меня. Но Барбара этого не делала. В машину сел другой человек — Бетси Тротвуд.

— Я придерживаюсь того же мнения, мистер Кинсард. Но до сих пор никто не доказал, что она реально существует.

— В суде вы будете доказывать, что Барбара — это Бетси Тротвуд, на основании показаний ее любовника. Я не могу знать наверняка, был ли у Барбары любовник, хотя считаю это маловероятным. Но у меня есть все основания считать, что Барбара — это не Бетси Тротвуд. Правда, у меня нет конкретных сведений о ней, но я отказываюсь верить, что женщина могла исчезнуть, не оставив следов своего существования. Уверен, инспектор, вы сделаете все возможное, чтобы отыскать Бетси Тротвуд, и тем самым потопите свое же обвинение.

Тёрли признался себе, что потерял прежнюю уверенность. Подумав, он решил, что такой человек, как Кинсард, в любом случае не станет скрываться от полиции.

— Надеюсь, вы правы, мистер Кинсард. Но пока у меня нет ни одной ниточки, которая привела бы к Бетси Тротвуд.

— У меня тоже. Хотя постойте! Перед вашим приходом я копался в дневнике своей жены. Давайте посмотрим его вместе.

Это был дорогой дневник в кожаном переплете. Внутри почерком с завитушками была сделана надпись: «С любовью Б. От Б.»

Пролистав несколько страниц, Тёрли воскликнул, указав на дарственную надпись:

— Но ведь это не почерк вашей жены!

— Конечно, нет, — согласился Кинсард. — Ставлю 100 фунтов, что это Бетси Тротвуд.

Листая дневник, Тёрли остановился на записи, сделанной два дня назад.

— «Как мило, что А. согласился отвезти картины», — прочитал он.

— Это об мне, — сказал Кинсард. — Когда услышишь о себе такое, то невольно начинаешь казаться себе свиньей.

В дневнике было полно банальных записей.

— «Б. вернула мне 5 фунтов. Лучше бы она этого не делала. Ей пришлось взять деньги у того мужчины», — прочитал вслух Тёрли.

— Кажется, Бетси обретает плоть и кровь, — заметил Кинсард.

Тёрли перевернул дневник на несколько недель назад и нашел запись, решившую все.

— Смотрите! — воскликнул он. — «5 июня. Познакомилась с Б. у Асторелли. У нее сорвалось назначенное время, и я ей уступила свое, так как завтра ей фотографироваться». Кто такой Асторелли?

— Не знаю. Одну секундочку, — адвокат вышел из комнаты и тут же вернулся с телефонным справочником. — «Асторелли Лтд. Дамские прически», — он зашелся в приступе смеха, показывающего, в каком напряжении Кинсард находился все это время. — Если в салоне вспомнят двух девушек с каштановыми волосами, то теория моей тещи лопнет, как мыльный пузырь. А вместе с ней и ваше обвинение, старина.

— Чему я буду очень рад. Вы позволите взять с собой дневник вашей жены?

— Извините, инспектор, но, если меня обвиняют в убийстве, это единственное мое спасение. Перепишите все, что найдете нужным, но оригинал оставьте мне.

— Хорошо, — подумав, согласился Тёрли. — Начну с Асторелли.

Второе совещание инспектор Тёрли провел в полдень, то есть примерно через двадцать восемь часов после того, как было обнаружено тело.

— Что тебе удалось выяснить у Асторелли, Уолсенд?

— Теперь, сэр, можно точно утверждать, что это были две девушки. Они появились в салоне вместе и, как думает администратор, познакомились еще на улице. Обе стали постоянными клиентками одного и того же мастера, и прически Тротвуд записывались на счет миссис Кинсард, но отдельно от ее собственных. Они много болтали между собой, и по разговору было видно, что девушки принадлежат разным классам.

Тёрли повернулся к Свилби.

— Да, это многое меняет. Дальше будешь работать, исходя из того, что их было двое. А для тебя, Уолсенд, все остается по-прежнему: ты работаешь над Бетси.

— Да, сэр, — вздохнул полицейский. — Она выехала из гаража и как в воду канула.

— Конечно, — усмехнулся Свилби. — Бетси — соучастница Флэнча, и у нее, в отличие от него, не выдержали нервы. Она просто скрылась. Или…

Тёрли задумчиво посмотрел на сержанта и продолжил:

— Будем исходить из того, что нам точно известно. А точно известно следующее: мы имеем дело с двумя девушками, и не настолько похожими друг на друга, чтобы их можно было принять за близняшек. Лицо покойной было разбито до неузнаваемости, потом над ним поработал доктор, и на свет появилось новое лицо, в котором любой свидетель, знавший Бетси Тротвуд, мог признать ее. И наоборот, те, кто знал Барбару Кинсард, не сомневались, что это она. Ни одно жюри не поставит под сомнение показания миссис Тремман и Артура Кинсарда относительно того, что убитая — миссис Кинсард. А Флэнч опознал в покойной Бетси Тротвуд. Еще до опознания в морге он заявил о шраме. Откуда он мог знать про шрам миссис Кинсард? Он отрицал, что Бетси могла быть Барбарой Кинсард. Но стоило ему сказать, что мистер Кинсард признал в покойной свою жену, как Флэнч отказался от своих показаний. Наша задача — выяснить, кто убил миссис Кинсард, и с этой точки зрения нам совсем не обязательно искать Бетси Тротвуд, хотя именно она могла бы пролить свет на некоторые вопросы.

— У нас полно ниточек, о которых любят писать в газетах, и ни одной улики, — суммировал Уолсенд.

В последнее время Сэмюэль Флэнч, к своему удивлению, обнаружил, что он впечатлительный человек, и его душевное равновесие может нарушить то обстоятельство, что инспектор Тёрли вместо обычного «мистер Флэнч» скажет ему просто «Флэнч».

На самом деле Тёрли не хотел обидеть его и сказал «садитесь, Флэнч», когда того ввели в кабинет, исключительно по рассеянности. Перед инспектором на столе лежали фотографии Барбары Кинсард, живой и мертвой, гаража «Титроп» и квартиры в Крейнбрук Мэншенс. Флэнч вздрогнул, когда за спиной инспектора увидел картину, изображавшую девушку со змеями вокруг головы, от взгляда которой по его телу пробежали мурашки.