Что касается до укрепления, то справиться с ним будет нелегко. Ядро может попасть в ограду только рикошетом, а небольшой промежуток в 6 метров, отделяющий его от контргарда, сделал бы эту стрельбу безре­зультатной.

Граната будет в той же мере безрезультатна. Оно разорвется либо впереди, либо позади, либо в промежутках между двумя укреплениями, ее осколки обдерут только штукатурку стен, — ничего более. Там она никого не застигнет. Баррикада будет защищаться из окон. Штурм баррикады, был бы убийственным для осаждающих. Им пришлось бы выдержать ружей­ную стрельбу на всем пути до основания склона гласиса, а с этого пункта— дерзнуть на еще более опасное дело. Спуститься с внутренней стены и перейти затем через ограду они смогли бы только при помощи восьми­футовых лестниц, представляющих собой, особенно под градом пуль и мостовин, крайне неудобную ношу.

Если при возведении баррикад успели вделать ворота в шестиметро­вый промежуток между оградой и контргардом, то в случае, если солдаты спустятся с контргарда, следует эти ворота внезапно открыть, бросить роты, вооруженные косами, на солдат и разнести их в этой мышеловке в клочья. Солдатские штыки недостаточно длинны, чтобы противодейство­вать аллебардам. Если же ворот нет, то косцы должны собраться в нижнем этаже, чтобы броситься из входных дверей и из нижних окон. Предварительно командир распорядится прекратить град пуль и мостовин, что может быть сочтено неприятелями за признак поражения. Этот расчет может стать для врага роковым.

Если неприятель будет отражен продолжительным сопротивлением одной или нескольких баррикад, он прибегнет, быть может, к поджогу домов при помощи гранат. Потушить огонь будет трудно. Если это не удастся, отступление станет неизбежным. Нужно будет отступать от одного дома к другому, на вторую линию обороны. Войска не долго смогут выдер­живать эту игру. Париж не превратят во вторую Сарагоссу.

Борьба на баррикадах даст возможность главному командиру перейти в свою очередь к наступлению и бросить колонны в атаку с фланга и с тыла осаждающих.

Раненые будут эвакуированы походными лазаретами, отведенными в распоряжение командиров частей; мертвые будут перевезены в госпиталя.

Войска могли бы прибегнуть к минному подкопу, чтобы сломить слишком упорное сопротивление фронта обороны. Применение этого могу­чего средства мало вероятно.

Враг, конечно, не воспользуется им в начале боя. Это средство, тре­бующее времени и к тому же свидетельствующее о некотором испуге, поколебало бы дух солдат, так как представило бы им атаку делом весьма опасным.

Однако, может случиться, что необходимость заставит пренебречь этими отрицательными сторонами минного подкопа. В этом случае кана­лизационная сеть приобретет огромное значение. На всех улицах, где она имеется, ее сделают исходным пунктом для минных галлерей.

У врага есть подробный план парижских стоков. Они различных раз­меров. Карта самых крупных, так называемых сточных коллекторов, известна всякому. Ее можно найти во втором томе парижского путеводи­теля. Но это составляет лишь незначительную часть канализационной сети. Масса истоков средней величины и труб остается неизвестной; было бы полезно получить о них сведения у рабочих по канализации. Во время боя будет необходимо ознакомиться с подземными ходами при помощи много­численных отрядов, которым начертят путеводную карту; они будут снаб­жены лестницами для выхода из любого канализационного окна и забарри­кадируют по плану, согласованному с операциями под открытым небом, коллекторы и ходы, к ним примыкающие.

Каждая улица, служащая фронтом обороны, может быть пересечена минной галлереей; нужно будет поэтому удостоверяться, не проходит ли она поверх стока. В этом случае — занять сток баррикадами.

Когда фронт обороны подвергнется мощной атаке неприятеля, часо­вые пройдут по стоку на цыпочках, прикладывая ухо к стене, обращенной к врагу, чтобы услышать, не производят ли подкопа, и тотчас же дадут знать об этом. Впрочем, враг только в том случае попытался бы проникнуть в сток саперным путем, если бы он не смог проникнуть туда, поль­зуясь канализационными разветвлениями. Встреча с ним в этих подземных ходах сигнализировала бы подкоп. Эти встречи увеличили бы препятствия для операции и сделали бы ее менее вероятной.

На улицах без стоков, если таковые имеются, галлерея может быть вырыта прямо из какого-нибудь погреба, через всю улицу, вплоть до про­тивоположного дома. Обнаружить это было бы труднее врасплох, чем работу в стоке. Чтобы узнать, не ведется ли такой подкоп, часовые должны прикладывать ухо к стене погреба, выходящей на улицу. В случае обнару­жения работ, гарнизон баррикады должен устроить засаду у выхода подкопа.

В общем минная война мало вероятна, пользование для этого сточ­ными трубами еще менее возможно.

Жителям домов, занятых республиканцами, будет предложено уда­литься с своими деньгами, всякими ценностями и серебряными вещами и запереть всю мебель. Им напомнят о том, как 2 декабря солдаты Бона­парта в каждом доме, откуда раздавался выстрел, перерезали горло без различия — мужчинам, женщинам, старикам, лежащим на смертном одре, и детям, находящимся у материнской груди.

Если же старцы, женщины и дети удалятся, мужчины должны будут последовать за ними. Не следует оставлять их в квартире.

Когда пробьют стены всех домов островка, можно будет удалить семьи, проживающие по фронту обороны, в противоположную часть островка.

Если вследствие перерыва сообщений мирные жители лишились бы провианта, республиканцы должны им выдать его, предупредив батальон­ных комиссаров, чтобы при доставке провианта сообразовались с этим.

Следует еще раз подчеркнуть, что conditio sine qua non победы, это — организация, сплоченность, порядок и дисциплина. Сомнительно, чтобы войска смогли долго сопротивляться организованному восстанию, применяющему методы правительственной армии. Их охватят нерешительность, смятение, затем наступит упадок духа и, наконец, развал.

«Солдаты! Парижский народ берется за оружие. Пойдете ли вы про­тив него? Освобождая Францию, он освобождает прежде всего вас. Разве вы не так же порабощены, как и мы?

Под видом дисциплины надменные офицеришки попирают вас сапо­гами. За одно слово или жест — арест, карцер, военный суд. Покорные, без­молвные вы должны склонить голову перед насилиями.

Вы более не граждане, даже не люди. С эскадронными лошадьми обращаются лучше, чем с вами; когда они падают, их замена обходится дорого, вы же ничего не стоите. Когда вас не станет, всегда найдутся другие. Есть достаточно матерей, чтобы доставлять мясо для тюрем и пушек.

Может ли мундир, который на вас напяливают, заставить вас забыть, чем вы были вчера, и чем будете завтра, когда превратитесь в таких же, как и мы, обывателей, безнаказанно оскорбляемых и расстреливаемых картечью?

Мундир — знак вашего порабощения, и он послужит саваном для ваших останков в далеких краях, куда повелителям угодно будет послать вас умирать. Сколько вас покоится там, в Мексике, откуда уцелевшие вынесли лишь разрушенное здоровье и позор поражения!

Внутри страны вас превращают в сыщиков, сторожей каторжников, вне — в спутников тирана, желающего повсюду уничтожить свободу.

Народы вас ненавидят, а между тем они жаждут любить вас. Чего они хотят? Того же, что и вы — добывать себе пропитание в поле и мастер­ской. Рабочие всех наций — братья, у них только один враг — притеснители заставляющие их перерезывать друг другу горло на полях сражений.

Что общего у нас с этими позолоченными лентяями, которые не удовлетворяются тем, что живут нашим потом, но хотят пить и кровь?

Солдаты! Не давайте им одурачивать себя и не будьте их жертвами! Для этих наглецов гибель человека из народа — рабочего или солдата — означает лишь, что одной сволочью стало меньше, — вот и все. Если они вам скомандуют «стреляй», стреляйте по самим этим подлецам. Настало время наказать их за преступления и отмстить им за нанесенные вам оскорбления. Стреляйте! Вам нечего больше бояться военных судов. Народ здесь. Сомкнитесь с ним, ваше дело — общее дело.