- Когда все закончится, - продолжал нашептывать я, мне понадобится компетентный и уравновешенный бог, чтобы управлять всем этим бардаком, в какой вы превратили Олимп. Да и мирами под ним конечно.

- Под твоим неусыпным оком, конечно?

- Отнюдь. Я изменился, теперь я жажду спокойствия планете и благопристойности в семье, ты же должна меня понимать, как самая возлюбленная и уравновешенная из моего семени.

- Да ну, чего это вдруг? - издевательски подбоченилась Гера. - А как же этот инфантильный братец Зевс, который всё от твоего чересчур повышенного внимания прятался?

- Ну что было - то было. Да и вообще ты вы все меня поняли превратно. Не смей судить папочку.

Теперь Гера задумалась по-настоящему.

- А что мешает мне настучать про тебя прямо сейчас, - вдруг молвила она с едкой, да ладно, какой там едкой - гадской ухмылочкой, такой, что всегда отличает сексуально неудовлетворенных в личной жизни особ женского пола, - чтобы уничтожить тебя прямо здесь и сейчас, о, гнусный подстрекатель?

Нахмурившись, я скрутил ее цвета грязного Андриатичного песка волосы в упругий узел и притянул к себе.

- Не советовал бы я недооценивать натерпевшегося в своих "конюшнях" Крона, детка, - хрипло прошипел я. - В противном случае пощады не будет никому.

Гера как-то сразу расслабилась.

* * *

- Что же еще я должна сделать, господин? - молвила она через какое-то время томным грудным голосом, капли росы, эти не рожденные дети блестели на ее накрашенных губах. Да, все-таки Зевс - придурь из разряда редкостных. Бесчинствовать в чужих спальнях под Олимпом - это мы первые, а дома проявить умение и характер героизма уже не хватает. А вообще-то, я сам был приятно удивлен случившемуся.

- Ну... - похоже, мое тело под благодатными лучами верхнего мира обрастало плотью. - Ты можешь... нет, ты должна отключить защитный периметр, - я все больше осваивался после так некстати нахлынувшего позабытого оргазма. - И сиё произойдет завтра не иначе как ровно в полдень.

- Ты много хочешь все-таки от бедной, запуганной женщины, - сладко потягиваясь молвила она, продолжая заигрывать.

- Да, и много предлагаю. Однако, мы по-моему уже заключили соглашения, не так ли? К чему же теперь тратить попусту драгоценное время? Врата также было бы неплохо обесточить и открыть.

- Это все? - Гера обиженно поджала губки.

- Все, - сухо попрощавшись, я направился к выходу.

- Разве тебе не интересно было узнать, где муженек мой, громогласный Зевс, или мне самой для тебя еще и убить? - едко поинтересовалась Гера мне в спину; едва расцветшее в ней женское начало безвозвратно угасло, натолкнувшись на мою излишнюю спешку и отсутствие желания лицемерить сверх необходимого.

Мне хотелось ехидно заметить, что Зевс в данный момент, поди, оплодотворяет очередную необъезженную кобылку или лебедушку, но, памятуя склочный и обидчивый характер собеседницы, решил благоразумно не вредить своим планам еще больше.

Она поведала, что в настоящий момент старый извращенец - это карборундовая коробка в переплетении энергий. В коробке содержится его мозг, а само тело хранится в непробиваемом футляре в сокрытом месте. Он надевает его лишь, чтобы вкусить наслаждений плоти. Зевс весьма сильно и справедливо опасается за свою жизнь.

- Завтра к вечеру, - пообещал я, - когда все будет сделано, изменник не сможет причинить вреда даже червю, что будет пожирать его тело. И не будет богини более великой и желанной, чем блистательная Гера.

Конечно, я наврал.

Пройдя сквозь пятиметровую бетонную плиту, я оказался в сферическом ярко освещенном помещении, где прямо в воздухе парили голографические модели, бессчетные меню и схемы.

- Быть всеведущим и изменить ничего быть не в силах! Ох, жестоко и изощренно ты, проклятье Крона! Но, Великие Мойры, программеры всех событий, однажды уничтожив вас я перестану быть всеведущим!

Комната очистилась, ибо Зевс, закончив тираду, скрылся в круглом люке в полу.

Подошедши, я коснулся склизких органических выступов машины.

- Великие Мойры, созданные Кроном и разрабатывающие поведение его творений, равно как и потомков, вы можете ответить на любой вопрос?

- Ответ положительный. Уровень допуска - двенадцатый.

Самый низкий.

- У меня всего один вопрос. Если всё сущее, кроме Крона и Геи, создано вами, ответьте - кто тогда я?

Почавкав, пол родил дополнительную трубу-анализатор, которая влажно сотрясаясь, поднялась выше головы. Я оказался внутри и снова свободен, когда та ушла обратно.

- Согласно сканированию, твои биоритмы частично совпадают с такими же Крона.

Ух, ты, здорово, а то я, будто бы и не надеялся. Всё-таки твоя моя понимала, хоть и сопела и кряхтела всеми своими античными шестерёнками. Меж тем, техника продолжала:

- Ты - не есть искусственен. Тогда ты - Крон. Приветствуем, хозяин.

- А вот и нет, я не Крон. Расширенный запрос - кто я?

Во чреве, глубоко запрятанного под этажи, агрегата что-то загудело, сей шум нарастал сообразно вычислительной деятельности, но вдруг - оборвался! Из пор вырвался пар и начала сочиться разноцветная жидкость. Вся комната походила на нанюхавшуюся сероводородных паров в пророческих Дельфийских пещерах клетку. Вот пространство заполнили хаотично сменяющие друг друга безумные образы. Анализаторы и заборники бессистемно заметались, сталкиваясь, переплетаясь и разбрызгивая предыдуще взятые анализы. Тысячекратным щелчком включились принтеры, и из щелей вместо приговора потекла чистая бумага.

Хихикнув, я ушёл.

* * *

Вот механическая мастерская.

Диковинные многорукие и многофункциональные одухотворенные вещи из золота, титана и бронзы.

Передвигающийся треножник-факел, жонглирующий тонкими проворными щупальцами цветными пирамидами, змеящиеся от розетки провода поддерживает кинескоп-краб.

Пустыня без надежды и избавления, поотлитая кровью и потом вершина скалы. Громоздкие, скрипящие при каждом движении, роботы держат Прометея.

- Крепче стягивай оковы! - трещит из ржавого динамика.

- Сильнее бей молотом! - вторит другой робот.

- Мозги не делайте! - огрызается Гефест, приковывая плененного Прометея.

Когда работа закончена, Гефест беседует с Прометеем, а гнусные механические слуги Зевса, угрожают ему. Ему, богу Машин.

Вот он начинает, сутулив плечи, будто на них лежит реальный многопудовый груз, понуро спускаться с утёса. Переваливаясь и брызгая маслом, роботы-холуи - следом, при этом ухитряясь поторапливать и угрожать.

Но всё имеет пределы, и, наконец, Гефест в гневе оборачивается и сокрушает назойливые механизмы молотом. Затем он стоит над грудами столь любимого железа, грозя в камеру молотом, ртуть и расплавленные диоды, эта жидкая кровь роботов течет прямо в лицо наблюдающему, и кажется, сейчас, окончательно захлестнет весь мир.

Картинка уменьшается. Дрожит и пропадает. Пойманной в силки птицей бьётся намотанный на бобину конец киноленты.

- Прометей мертв.

Вздрогнув, Гефест вскакивает, словно пронзенный миллионов вольт, в руках у мастера метала - молот.

- Да не стоит так переживать, - успокаиваю я, - дух Прометея умер ещё тогда, на том утёсе, сегодня лишь погибло тело.

Хрипя и сквернословя что-то неразборчиво, Гефест приближается ко мне, одна нога у него короче другой. Треножник растерял пирамидки и теперь бесцельно блуждает, на экране отпечатался стоп-кадр: разъяренный Гефест грозит в объектив недоступным богам. Вот треножник выплёвывает обойму перфокарт и лазерный диск, растаптывает собранные по цвету пирамиды и удаляется в соседнюю комнату. Полный электрических розеток альков.