Ох, что же будет дальше? Бедняжка с ужасом думала, когда же организм потребует своё. Это в книгах девушкам легко в долгих странствиях, а как в жизни… Как в жизни Дуня просто-напросто не представляла, не имея даже опыта походов хотя бы с одной ночёвкой в чистом поле или лесу. Трудно. Жутко.

Ей казалось, что они бегут вечность. Ступни ныли. Да, какой же ты студент, если не умеешь носиться метеором по институту, гоняясь за халявой? И какая же ты отличница и рекордсмен по посещаемости, если не успеваешь на все лекции и семинары, в промежутках заглядывая в буфет, интернет-класс, библиотеку и болтая с подругами? Однако бежать, не зная, когда тебе позволят остановиться, и будучи в курсе, что всё бросить никак не получится, Дуне ещё не приходилось. Одно лишь осознание своего бессилия изматывало, а добавить к нему ещё и нетренированное тело… Дуня подвернула ногу.

Больно.

Понимая, что путь она продолжит мешком и, скорее всего, без некоторой верхней одежды, Дуня отчаянно рванулась и вцепилась что есть мочи в поводок, поджала ноги. Бревно летело как летело, даже в сторону не вильнуло — оно не заметило лишнего груза. Зато это увидел кое-кто другой. И оценил по достоинству: разговорчивый подросток восхищённо хмыкнул и ловко взобрался на крутой бок деревянного поводыря, благо путы дозволяли, протянул руки, недвусмысленно показывая, что хочет помочь Дуне. Минут пять парочка сидела на бревне, довольная жизнью. Потом на них обратила внимание охрана — плечи находчивых пленников обвил хлыст, и наглецы скатились на землю. Паренёк обождал некоторое время, пока бдительные стражники успокоятся, и повис на ремешке. Дуне не хватало сил, от и до последовать примеру, поэтому она то висела, то бежала. Стало немного легче. Но магические способности просто так на голову не сваливались.

Отряд остановился, как только стемнело настолько, что глаз не видел, куда ступала нога. Звезданутый, наверное, не хотел, чтобы пленники и, тем более, пешие воины покалечились, а сумерки и бездорожье тому способствовали. Свободные аборигены принялись за обустройство лагеря.

У Дуни болело всё: ниже пояса — от бега, выше — от висения. Голова раскалывалась, как часто бывало с девушкой, от смены климата и общего шока. По счастью, из-за того же организм не требовал ничего, кроме еды и отдыха. С едой получилось неплохо: хотя её и принесли в общем котле, отбивать у других пленников её не пришлось — охрана строго следила, чтобы каждому досталась положенная порция. Дохлятина, видимо, никому не требовалась. Да и на вкус варево — цвета его Дуня не разглядела — оказалось вполне приемлемым.

Затем девушку отволокли в какую-то палатку, бросили на гору тряпок и развязали. Дуня не придала происходящему никакого значения и почти провалилась в сон, когда ощутила странное. Запах. Застарелый пот. Этот запах вызывал тошноту. В отряде только один человек так вонял. Звезданутый пах мятой и конём, ведьма — растительным маслом. «Кумир» — травой и дорожной пылью. Товарищи по несчастью — грязью и кровью. Потом они, в общем-то, тоже пахли, но не таким омерзительным, как этот. Бородач.

Дуня распахнула глаза. Так и есть: захватчик был рядом и улыбался. В тусклом свете — на полу стояла лампа со свечным огарком внутри — девушка отлично рассмотрела кривоватые жёлтые зубы. Собственно, это единственное, что она видела.

— Что? — пискнула бедняжка и, сев, отползла. Откуда только силы взялись?

Бородач пропыхтел что-то и потянул руки к юбке. В его намерениях сомневаться не приходилось.

— Не надо. Пожалуйста, не надо, — по щекам Дуни покатились слёзы. Она ничего не могла сделать, поражённая столбняком, и лишь тихо бормотала. — Не надо.

А в голове билась мысль: «Ну пожалуйста! Пожалуйста! Пусть я буду Мэри Сью! Она же сильная, всё может. Её все любят!» Самая глупая на свете мысль. Даже не мысль, а безумная, неясно откуда явившаяся, молитва. Молитва, оставшаяся без ответа: Дуня не была Мэри Сью, она была Евдокией Лебедевой.

— Пожалуйста…

Бородач замер и круглыми глазами уставился куда-то вниз. Гипноз безобразной ухмылки рассеялся, и Дуня проследила взгляд. Юбка. Она распахнулась по фальшивому шву. Подкладку усеивали исписанные мелким почерком шпаргалки, где приколотые булавками, а где и пришитые ниткой — в три часа ночи и не такие идеи приходили в голову.

Однако чего же испугался насильник? Дуня не сразу, но сообразила — колдовства. Графики и формулы наверняка со стороны представлялись магическими рисунками и письменами, а ведь бородачу очень не нравилась старуха из кибитки. Он же её откровенно боялся! А, значит, мог испугаться и Дуню… Девушка только-только задумалась, как бы этим воспользоваться, как раздался шорох, мелькнула тень — и бородач завалился на бок. Волосы насильника потемнели от крови. Рядом стоял «кумир» с мечом в руке.

Её спасли! Сердце радостно застучало.

Дуня не успела со счастливым визгом броситься герою на шею, как тот одним движением скрутил девушке запястья и потащил по лагерю. Вокруг суетились люди, звенели мечи, ржали кони. Кого-то били чем-то тупым и тяжёлым. Откуда-то со стороны ветер принёс протяжный женский крик. Битва?

А потом всё стихло — «кумир» затолкал Дуню в ведьмину кибитку, предварительно выкинув оттуда цветастый тюк. Перед носом валялась родная сумка. Изловчившись, Дуня нырнула в петлю ремешка… Только, когда рядом плюхнулся связанный подросток, до горемыки дошло: тюком была карга с бородавками. «Кумир» не спасал Дуню — «кумир» спасал товар.

«Кумира» звали Пятиглазым. Точнее, Пятиглазым Кто-то-там, но о «кто-то-там» редко кто вспоминал, и сам хозяин имени в их число не входил. Откуда взялось прозвище и что оно значило в реальности, Дуня сказать не могла, так как с местной этимологией ещё не разобралась. «Кумир» был известным поставщиком рабов. Почему он нанялся к звезданутому, никто точно не знал, но нажился он на конкуренте изрядно. Звезданутого звали… неважно, теперь его никак не звали, потому что «кумир» не только нажился на конкуренте, но и устранил его, причём навечно. Ибо не для благородных всяких занятие. Хотя… бродили слухи, что и Пятиглазый не без голубых кровей.

Всё это Дуне разъяснили, конечно, не сразу, прежде ей требовалось научиться понимать окружающих. Попросту — научиться говорить. Для чего рядом с ней и посадили Сладкоежку, находчивого парнишку, бывшего пленника бревна. Новый главарь рассудил, что от немой и туповатой в своём непонимании Дуни толку будет мало, то есть заплатят за неё гораздо меньше, чем можно срубить. И потому умный бандит приставил к ней того, кто быстрее и лучше справится с непростой задачкой — любопытного подростка, который, в отличие от того же арбалетчика, Дуню не пугал, всё ж брат по несчастью как-никак. Однако Дуня подозревала, что парнишка «кумиру» понравился, и, возможно, Сладкоежку продавать не станут, приняв в разбойничью компанию.

Естественно, и об этом путешественница между мирами узнала, а, в основном, догадалась сама много позже. Сначала была кибитка.

Несмотря на шум боя снаружи, в повозке было тихо, словно тент, её укрывавший, отгораживал Дуню от мира. Да, снаружи царили опасность и страх, однако внутри… Внутри опасность и страх казались далёкими и не то чтобы не настоящими — не касающимися конкретно Дуню, будто ночная гроза за окном. Под ливень не нужно, молнии не слепят — лишь зачаровывают, гром не гремит, а поёт колыбельную. Вокруг тёплое одеяло, рядом пушистый мишка, а в голове удивительные сны. Так же было и в кибитке.

В ней было спокойно. Пахло растительным маслом, как от погибшей ведьмы, и сухими травами, немного пылью и затхлостью, старой одеждой с бабушкиного чердака и, пожалуй, лавандой — наверное, от паразитов. Совсем чуточку — мокрой землицей, будто рядом стоял ящик с картошкой, и прелым луком. Видимо, здесь не только и не столько путешествовала ведьма, сколько хранились запасы отряда — всё пространство телеги занимали мешки и сундуки. Они неплохо просматривались в свете какой-то странной лампы, что висела у задней части повозки. Чудная россыпь огоньков освещала кибитку так же, как квартиры многоэтажек облачное вечернее небо городов. Этот свет, раньше казавшийся мёртвым и давящим, создавал в кибитке уют. Пленники не заметили, как заснули.